Конкистадор - Дмитрий Володихин

Две больших эскадры – ударные силы Сомова и линкоры Гольца неотвратимо сближались. Две плоскости шли друг на друга лоб в лоб, не отклоняясь ни на один градус, – как в старину пехотинцы сходились для штыкового удара, как две ладони летят друг другу навстречу перед хлопком. Если бы существовал некий внешний наблюдатель, ему бы их величественное стремление, наверное, напомнило бы неспешные движения кавалеров и дам, танцующих менуэт.

Картину танца портило присутствие дополнительных, эстетически лишних участников. Второй эшелон Гольца составляли три тяжелых крейсера, пребывавшие вне общего строя; а на фланге у терранской кордебаталии, так, чтобы не достал убийственный огонь неприятельского главного калибра, шла в бой флотилия легких сил – шесть рейдеров и двадцать корветов. Ударный кулак терранцев вела госпожа Княжевич на линейном крейсере «Фердинанд». Легкую флотилию возглавил командор Медынцев. Виктор очень не хотел ставить его на это дело, правильнее было приберечь его на потом, но… Противоборство больших флотов порождает самоубийственные задачи намного чаще, чем это прописано в самых рискованных планах.

Эскадры Княжевич и Гольца пробыли в зоне огневого контакта двадцать две минуты, а потом разошлись на контркурсах. Результаты столкновения, на первый взгляд, оказались катастрофическими для обеих сторон. Женевский главный калибр страшно прошелся по линейным крейсерам терранцев. На каждом из них концентрировался огонь четырех-пяти женевских линкоров. Август Гольц ожидал чего угодно, только не подобного результата: два терранских корабля взорвались, еще два буквально развалились на куски, а один пришел в состояние летающей руины. Этот, последний, как раз и был флагманом Княжевич… Еще три линейных крейсера получили тяжелые повреждения. Истинный триумф женевских комендоров!

Терранцы фокусировали огонь не на самых сильных, а на самых слабых вымпелах противника. Они не пытались поразить флагман Гольца и младшие флагманы. Знали, что в женевском флоте до начала операции обговаривается, кому перейдет командование в случае гибели или недееспособности старшего из адмиралов, его заместителя, следующего по очередности и т. д. вплоть до пятой замены. Терранские комендоры били по линкорам серии «Лабрис», популярной лет десять-двенадцать назад, и ко времени борьбы за Терру Эсхату уже изрядно устаревшей. В результате один из женевских линкоров переломился пополам, а другой прекратил огонь и потерял управление: он ушел с прежней траектории и, естественно, стал постепенно выкатываться из общего строя эскадры. Впоследствии станет известно, что Гольц отдал приказ эвакуировать оттуда экипаж, а сам корабль взорвать. Еще один линкор выбросил длинный огненный шлейф – страшный призрак пожара в ходовых отсеках. И женевцы, и терранцы мысленно похоронили его, однако команда, положив несколько десятков человек, с огнем справилась, и корабль спасла.

Вообще же, адмирал Гольц и его офицеры записали на свой счет блистательную победу, и в исходе сражение теперь были совершенно уверены. Не спасла, знать, терранцев хваленая их броня…

Обе эскадры шли на относительно малых скоростях, поэтому на разворот для второго взаимного сближения должно было уйти около полутора часов или чуть больше. Но до того произошло несколько событий, резко изменивших картину сражения.

Во-первых, женевцы дали арьергардный бой. Три тяжелых крейсера вцепились в «Фердинанд». Терранский флагман вышел на неудобную позицию: у соседей не было возможности поддержать его огнем. Княжевич огрызалась изо всех арткомплексов, сохранивших к тому времени боеспособность. Получалось худо. Впоследствии один из ученых комментаторов Новогоднего сражения скажет: «один цыпленок против трех петухов…» Женевские крейсера находились на расстоянии огневого контакта с кораблем Княжевич двадцать три минуты. Все это время большая часть боезапаса, выпущенного их комендорами, поражала малоподвижную цель. К исходу боя «Фердинанд» перестал существовать. Через час с обломков флагмана спасательные партии сняли восемь человек – все, что осталось от его экипажа…

Контр-адмирала Иоанну Княжевич на флоте ласково называли «белоснежкой». Но это редко. Чаще – «танком». Иоанна Танк Княжевич… Она была хрупка, снежнокожа, сказочно хороша в ореоле неуставных кудрей цвета предрассветного неба. Нежна со своим невзрачным супругом и жестока к прочим претендентам. Бесстрашна в рискованных предприятиях. Имела честолюбия не меньше, чем у Наполеона Бонапарта, и в то же время умела переносить любые неприятности со спокойным стоицизмом Марка Аврелия. Всегда добивалась своего, но презирала напрасную жестокость. Никогда не лгала, ни при каких обстоятельствах… Была сурова и щедра как прирожденный вождь; обещала многое; когда центральный пост «Фердинанда» получил через одну из брешей в изувеченной броне прямое попадание противокорабельной ракеты, умерла мгновенно.

У памятника Иоанне Княжевич перед собором святого Франциска в Новом Кракове никогда не переводились живые цветы…

Командование основными силами терранцев принял на себя контр-адмирал Галай, командир 2-й крейсерской бригады.

Спустя четверть часа после уничтожения линейного крейсера «Фердинанд» второму эшелону женевцев пришлось принять новый бой. Медынцев с флотилией легких сил догнал три вражеских корабля и навязал худший изо всех вариантов огневого контакта. Вся его рейдерно-корветная свора атаковала один концевой крейсер женевцев. Поначалу капитан крейсера не придал значения надвигающейся опасности. И он был прав – с общепринятой точки зрения. Лучшие тактики того времени сходились в том, что большой аритиллерийский корабль всегда и неизменно побеждает любое количество легких сил. В подобном противостоянии вообще не видели смысла: рыцарь в броне, со щитом и мечом, против любого количества шавок… Сомов, инструктировавший Медынцева перед боем, думал иначе. Рыцарь-то… без брони. Один единственный тип ударного корабля во всей ойкумене оказался исключением из правила. А именно – тяжелый крейсер женевской постройки. Он-то и попался в зубы к медынцевским «шавкам».

Минуло десять минут огневого контакта. Один из терранских корветов превратился в газовое облако. Другой корвет утратил примерно треть корпуса. Поврежденный рейдер прекратил преследование женевцев. Но вражеский крейсер получил чудовищное количество попаданий в хвостовые отсеки. Один залп его излучателей перевешивал артиллерийскую мощь половины медынцевской флотилии. Но в кормовой части крейсера вышли из строя все арткомплексы, нечем стало отбиваться. Между тем, терранские «шавки» наседали. Еще через десять минут крейсер напоминал металлический улей, на нем просто не осталось живого места. Капитан связался с остальными двумя кораблями и запросил срочной поддержки. Это был его последний выход на связь. Пока прочие два крейсера выполняли сложный маневр, позволявший им ударить по рою маленьких рассерженных корабликов, прошло еще десять минут. В условиях «догоняющего» боя командор Медынцев имел возможность тянуть огневой контакт сколько вздумается, и он не отцеплялся от гибнущего крейсера. За полчаса малые калибры корветов и рейдеров превратили его в металлическое месиво.

Один из двух оставшихся женевских кораблей пристыковался к груде металлолома: началась эвакуация случайно уцелевших членов экипажа. Второй прикрывал своих коллег огнем. Медынцев сейчас же перенаправил все силы флотилии против него. Эта схватка оказалась сложнее предыдущей: крейсер-эвакуатор тоже время от времени рыкал главным калибром… Но спасательная операция затягивалась, время шло, ничтожные укусы, от которых ничуть не защищала тонкая «кожа» крейсера, постепенно выводи его огромное металлическое тело из строя. Десять минут. Пятнадцать минут. Двадцать минут. Медынцев лишился еще трех корветов и еще одного рейдера. Спасать там точно было некого… Но когда эвакуация завершилась, впору было начинать вторую. Капитан уцелевшего крейсера доложил обстановку Гольцу. Тот приказал набрать скорость и оторваться от терранской флотилии. Не тут-то было. У второго, искалеченного крейсера сдала ходовая часть. Скорость не набиралась. Капитан не стал гадать, сколько ему осталось до взрыва, и каков шанс на спасение. Он просто сообщил Медынцеву: «Сдаюсь. Прошу прекратить огонь». Маленький флагманский рейдер командора Медынцева смог взять на борт не более половины команды сдавшегося гиганта… Остальное разделили между собой три других рейдера. Оттаскивать «приз» к своим основным силам Медынцев не рискнул, поскольку оказался в опасной близости к эскадре Гольца. Он просто взорвал его и отступил.

Впоследствии какой-то дотошный журналист спросил командора, ставшего к тому времени героической фигурой, отчего он с таким сумасшедшим упорством лез в гибельную артиллерийскую дуэль. Спросил и ждал, наверное, тяжеловесного военного ответа со всеми подробностями тактических расчетов. На худой конец – флотской шуточки… Медынцев ответил тремя словами: «Я искал возмездия». Когда-то рейдер, на котором он служил, был буквально раскурочен аравийскими легкими крейсерами, построенными на женевские деньги… После того, как интервью опубликовали, командор получил от своего духовного отца епитимью, о суровости которой на флоте много лет ходили легенды.