Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

Вполне вероятно, что некоторые из документов, похищенных иттихадистами, были уничтожены; однако есть указания на то, что другие документы были сохранены в безопасном месте «Караколом» или вверены друзьям беглецов или членам их семей. Совпадающие сведения предполагают, что обыск штаб-квартиры КЕП в Нури Османийе был проведен полицией сразу после отъезда младотурецких лидеров. Они заверяют об обнаружении официальных документов и телеграмм; однако следователи, которые проводили обыск, по-видимому, не нашли более щекотливые материалы. С другой стороны, обыск в доме Ахмеда Рамиз-бея, зятя Бахаэддина Шакира, на улице Сабон Хан в Шишли, который был проведен в субботу 14 декабря 1918 г. начальником полиции Константинополя, похоже, был более плодотворным: здесь был обнаружен большой мешок, содержащий также много секретных досье, которые, очевидно, происходили из штаб-квартиры в Нури Османийе, среди которых были протоколы тайных заседаний комитета [4745].

Уничтожение или изъятие центрального архива, связанного с уничтожением армян, было не единственной мерой, предпринятой лидерами иттихадистов. Во время проведения операций, в частности, ответственным секретарям и делегатам партии были выданы строгие инструкции уничтожить телеграфные приказы, полученные ими сразу после их расшифровки. Здесь следует отметить, что процесс декодирования шифрованных телеграмм привел к возникновению нескольких различных типов документов[4746], и это затруднило уничтожение всех копий в провинциях, особенно циркуляров, которые были широко распространены в силу своего характера. Среди известных документов следует проводить различие между теми, которые исходили от лидеров «Специальной организации», и теми, которые были формалистическими и бюрократическими по форме и которые исходили, в частности, от Министерства внутренних дел. У нас есть всего несколько документов из первой категории (мы описали их в части четвертой данной книги) и большее количество других документов. Тем не менее поскольку у системы истребления было два лица, одно из которых было государственным и общественным, в то время как другое было секретным и жестоким, первое и более полно документированное лицо позволяет нам оценить деятельность лиц, ответственных за второе. Меры предосторожности, которые были приняты, чтобы замаскировать приказы об уничтожении, чтобы только официальные приказы дошли до последующих поколений, отражают общий образ КЕП, обширную манипулятивную операцию, которую нелегко понять.

Судья, председательствующий в военном трибунале, перед которым предстали лидеры юнионистов, которых еще можно было найти в Стамбуле, был, вероятно, знаком с их практиками и иерархией, руководившей совершением этого преступления. 12 мая 1919 г., на пятом судебном заседании, он тщательно допросил полковника Ахмеда Джевада[4747], военного коменданта столицы и члена политбюро «Специальной организации», ибо ему было известно, что все приказы, направляемые в провинции, обязательно проходили через его руки[4748]. Председательствующий судья сначала позволил секретарю суда зачитать несколько телеграмм и затем спросил у него, действительно ли на них стоит его подпись. «Это возможно, — ответил полковник, — я не помню, много времени прошло с тех пор». В конце концов, однако, он согласился, что это именно он отметил на полях, что необходимо вернуть «оригиналы этих важных телеграмм» «в соответствии с правилами». Тем не менее он сослался на военные инструкции когда председательствующий судья спросил его, было ли это одной из стандартных процедур «Специальной организации». Полковник подтвердил, что 21 января 1915 г. он получил приказ из Генерального штаба армии, «запечатанный печатью», предписывающий ему «вернуть документ, о котором идет речь, копия приказа министра была адресована каждому армейскому командиру. После получения информации она должна была быть отправлена обратно в указанные места… После распространения и исполнения приказа он подлежал уничтожению». Председательствующий судья, однако, указал Ахмеду Джеваду, что в суде имеется копия этого циркуляра об организации батальонов чете инициатива создания которых исходила из Военного министерства (№ 1117), и добавил, что «в нем ничего не говорится об уничтожении приказов». Он также спросил полковника, уничтожал ли тот приказы по своей «собственной инициативе». Ахмед Джевад не смог ответить на этот вопрос[4749]. Таким образом, из этого допроса выяснилось, что требовалось отправлять «оригиналы» обратно в Стамбул, в то время как «приказы»»., выпущенные в некодированной форме, должны были уничтожаться на местах. Отметим, что Ахмед Джевад тщательно избегал упоминания «Специальной организации», систематически отсылая судью, ведущего допрос, к Военному министерству, хотя телеграммы, зачитанные на этом судебном заседании были подписаны, как отметил председательствующий судья, лидерами «Специальной организации».

Военный трибунал установил стандартную процедуру для установления подлинности официальных или полуофициальных документов, отправленных министрами, государственными должностными лицами, чиновниками или лидерами «С[пециальной] о[рганизации]»: после зачитывания документа обвиняемого или свидетелей попросили подтвердить, что на нем действительно стоит их подпись. Если они это отрицали, трибунал обращался к получателям документа, о котором шла речь, и часто преуспевал в установлении их подлинности таким образом. Сравнивая и сопоставляя часто противоречивые заявления разных лиц, трибунал делал выводы, которые заслуживают доверия. Следственные судьи военного трибунала и правительственной следственной комиссии смогли таким образом изучить двести девяносто три досье[4750].

Инцидент, который произошел в феврале 1919 г. в Айнтабе, где британские военные власти захватили официальные документы, находившиеся во владении мутесарифа города, позволяет предположить, что были предприняты инициативы, хотя бы только и на местном уровне, уничтожить корреспонденцию между министром внутренних дел и провинциями, датируемую военными годами. Нота протеста Блистательной Порты от 17 июня 1919 г. указывает, что британский офицер направился с визитом к мутесарифу Айнтаба для того, чтобы «попросить его передать все телеграммы и письма, которыми обменивались вилайет и имперское Министерство внутренних дел, с одной стороны, и мутесариф, с другой стороны, в период с 1330 до 1334 г. [1914–1919 годы]». Столкнувшись с отказом османского чиновника подчиниться, офицер приказал окружить здание и закрыть выходы из него, а затем захватил документы, о которых шла речь. Эта процедура была выбрана после отправки «циркулярной телеграммы главы телеграфа в Диарбекире с инструкциями для учреждений, находящихся под его юрисдикцией, уничтожить оригиналы устаревших документов»[4751].

Провинциальные власти редко обращали внимание на требования документов от следственной комиссии или военного трибунала. Несколько вилайетов все же ответили на требования положительно и переслали хранившиеся у них телеграммы и другие материалы. По данным британского документа разведки, который раскопал Ваагн Дадрян, только от одного вилайета Ангоры следственная комиссия получила сорок две шифрованные телеграммы[4752]. Вилайет Конья также «провел поиск копий телеграмм» и выслал их в Министерство внутренних дел[4753].

Документы, собранные в отдельных вилайетах, были адресованы Министерству внутренних дел и правительственной следственной комиссии во главе с Мазхар-беем, представительства которой располагались в «специальном бюро штаб-квартиры Департамента государственной безопасности», иначе известного как «Генеральный директорат по расследованиям»[4754]. Это