Во тьме окаянной - Михаил Сергеевич Строганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Складно, Петруша, басни сказываешь! – наконец произнес Карий. – Словно в учениках у каких мудрецов подвязался.
– Не, дядька Данила, – смутился пастушок, – ни у кого не учился. Токмо всякого слушаю, на ус мотаю, да с Божьей помощью разумения набираюсь.
– А усы твои где? Выросли разве? – рассмеялся Карий. – Да не робей, сам говоришь, жизнь робких не жалует.
Надвигающаяся из-за Камня тьма клонила солнце к закату, и через густую хвою разлапых ветвей можно было угадать, как ложится на весеннее небо багряница вечерней зари.
Петляющая сквозь лесную чащобу звериная тропа оборвалась внезапным, почти отвесным спуском к реке. Пастушок вытянул руку, указывая на раскинувшуюся гряду черных камней.
– Странное место… – Карий осмотрел громоздящиеся, будто сваленные, неподъемные громады. – Окрест не видел черных камней… Земля вокруг них мертвая, ни чахлого деревца…
– Сказывают, что сии пальцы чертовы… а вон тама, – пастушок суеверно перекрестился и поцеловал нательный крест, – сама голова змиева… Оттого язычники здесь волхвуют, моровые поветрия заклинают да оборотням с упырями требы кладут…
Паренек перевел испуганный взгляд с черной гряды на Данилу.
– Прошлой осенью, на Иоанна Предтечу, подле Змеиного камня казаки с бесовскими силами схлестнулись. Кажись, упырями… Опосля одних мертвыми нашли, а уцелевшие-то все умом тронулися да на глазах почахнули. Схоронимся, дядька Данила, да отсель посмотрим…
– Заговоренный я нынче от бесовской напасти, на каменьях отчитан! А тебя неволить не стану, обустройся на ночь да поутру меня поджидай. – Карий ступил на крутой спуск, ловко сбегая вниз.
– Погодь, дядька Данила! – испуганно вскрикнул Петруша и, цепляясь руками за растущие по склону кусты, бросился вслед за Карим.
* * *
Старая коряга хотя и казалась сухою, долго не разгоралась, да и потом, распаленная берестой, слабо шаяла, обдавая гнилостным чадом перепревшего дерева.
– Слушай, дядька Данила, – тихонько прошептал пастушок, – Парма кликает духов…
Из темноты бездонного ночного леса доносились едва слышимые угрожающие звуки, похожие на тревожные крики ночных сов и легкий шум от взмахов их крыльев.
– Никак менквы учуяли… – Петруша испуганно сжался, подвигаясь поближе к костру. – Учуят, по наши души придут…
– Я слышал, что они великаны, к тому ж деревянные. Ежели двинутся, незамеченными не подойдут.
– Оборотни они… хоть в кого перекинутся… Не успеешь опомниться, как из дерева ящеркой, а то и комаром кто из них обернется… Ежели такой ужалит, человека лихорадка свернет, может и до смерти заломать али иссушить…
Данила подбросил на тлеющие угли сухих веток и бересты. В разогнавших ночной мрак огненных языках Петруша показался маленьким и беззащитным ребенком, посланным в проклятое навье место чьей-то злой волею. Пастушок знал многое не по годам, оттого и боялся всего до смерти…
– Дядька Данила, – еле слышно шептал отрок, – казаки сказывали, что за Камнем живут человецы незнаемы, люди обличия не Богова. У одних тело обросло шкурою, у других собачачьи головы, а иные навроде русалок да леших… И едят они не только рыбу и дикого зверя, но и друг дружку, особливо детушек. Иной раз даже у самих себя плоть подъедают…
– Ты, Петруша, спать укладывайся да не робей – мимо меня ни один дух не проскочит. У меня на любую тварь оружие припасено.
Для успокоения мальчика Карий достал двуствольный пистолет и положил его рядом с собою.
– Красивый… – Петруша с трепетом погладил оружие. – Не видал такого… чтобы с волками…
– Сам Аника пожаловал. Сказывал, что для боя волколаков создан. И пули есть особые, серебряные. Такими теперь в заморских странах нечистую силу без счета бьют. А разве мы хуже бить умеем?.. – Карий укрыл пастушонка меховою накидкой. – Ты спи, спи, я караул держать стану…
Чадящие угли грели слабо, потрескивая и шипя истлевающими древесными остатками, от реки тянуло промозглой сыростью, воздух густел и вяз в предгрозовой истоме…
Ближе к полуночи послышались первые раскаты, отдаленные, глухие, похожие на рокот вскипающего водопада. Сверкнула молния, потом еще одна, совсем рядом. Вверху, в черных грозовых тучах раздался треск, внезапно охвативший повисшие над головой выси. Удар молнии, и мир заполнил грохот внезапно разверзающихся небес…
Петруша соскочил встревоженный, бледный, с лихорадочно блестящими глазами.
– Они пришли!.. Дядька Данила, упыри пришли за нами!..
– Гроза… Найдем укрытие, переждем…
Карий попытался успокоить мальчика, но Петруша словно не слышал его слов, резво вскочил на ноги и с криком бросился бежать к реке, туда, где в грозовых всполохах блестел колдовской змеиный камень…
– Стой! – закричал Данила, но, соскользнув по громовому раскату, голос растаял в хлынувшем потоке дождя.
Добежав до черных камней, пастушонок ловко полез по ним вверх, отчаянно взбираясь выше и выше.
«Расшибется же!» – Карий бросился за мальчиком вслед, но неведомая сила удерживала его на месте, сковывала, клонила вниз, к земле.
Молнии били все чаще, безжалостно раздирая набухшую водами небесную ткань, неистово окликали землю громы, а прибрежные скалы вторили небесной яри приглушенным согласным эхом…
– Данила-а-а… – кричал что есть мочи пастушок с высокого змеиного камня, указывая рукой на идущую грозу. – Ви-и-иждь!
Среди молний в разверзшейся выси на полуночном небе скользила одинокая звезда, несущая на своих крыльях ключ от бездны…
Карему чудилось, что старый, преследовавший долгие годы кошмар вновь проносится перед ним, только не в мучительных сновидениях, а разворачивается явно перед глазами в расколовшемся на части звездном зеркале. Он видел в небесах несущееся на землю огненное колесо, безжалостное и равнодушное ко всему, подобно выпавшему из рук задремавшего Творца беспощадному времени. И след за ним – всадники, скачущие по улицам пустынных, растерзанных городов. Черные, с устрашающими личинами взамен лиц, многочисленные, подобно несущей опустошение саранче. Мир изменяется. Вот перед глазами жизнь, полная несовершенства живая жизнь, согретая тысячами дыханий и теплом надежд. Но мчатся, скачут неудержимые кони, и вслед за ними уже чадят пепелища, гуляет в руинах моровой ветер, поднимая над мертвыми телами тучи огромных, разъевшихся мух…
Воды, ветхие земные воды, что со времени Ноя застыли в небесах сияющим льдом, ныне раскололись, растаяли, обрушившись вниз ливнем, не благодатным, живительным, а градовым, несущим голод, побивающим на корню первые всходы, хоронящим последние надежды живых…
– Отпусти меня, Господи! Во свет или во тьму, пойду куда скажешь. Здесь, на земле, не могу более быть… – закричал Данила, беспомощно падая на колени.
Он закрывал глаза руками, но и незрячий, мучимый видениями, чувствовал, как помрачилось над миром солнце, когда вместо облаков двинулась бесчисленная саранча, закованная в железные брони, с хищными скорпионьими жалами на хвостах. Он чувствовал ее неотвратимую
