Тени и химеры - Тифен Сиовель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда ты берешь такие идеи? – И когда она не ответила, он добавил: – Ну, хорошо. Как скажешь, капитан. Я дам тебе знать, как только у меня появятся новости. О химерах, Мире Снов и Ниле Кубе.
Когда Брисеида пришла в себя, Лиз громко храпела. При свете лампы, все еще горевшей на журнальном столике, она размышляла над десятками страниц, которые заполнила, находясь в Цитадели. Она искала интервью с Нилом Кубой-младшим, чтобы вспомнить его. Но записи не было. Ее рассказ остановился на следующем моменте: он нажал кнопку на магнитофоне, и Бенджи заговорил, как только интервью закончилось.
– Оно того стоит, – разочарованно пробормотала она.
Всю ночь Брисеиде снились пауки, плетущие паутину в небе, белую, липкую дорожку, в которой она запутывалась ногами. Она помчалась наперегонки с херувимом, чтобы забрать факел Истины, зажженный между нитями. На краю взлетной полосы ее отец с ведром попкорна в руке кричал ей, чтобы она поторопилась, а сам объедался сахаром. Брисеида боролась как сумасшедшая, но опустилась на колени в липкой паутине. Обманутый херувим расправил крылья и улетел. Он метнулся к факелу, повернулся к Брисеиде и пустил в нее стрелу. Люсьен рассмеялся.
– Кто захочет быть архетипом такого неуклюжего человека? – воскликнул он, набивая себе рот, когда стрела херувима пронзила сердце его дочери. Брисеида проснулась от толчка, яростно борясь с простынями. Она ударилась о каменную опору и проделала в ней большую выемку. Первый луч света проникал сквозь тщательно вырезанные ажурные ставни, бросая прекрасные блики на пол и… на паучью коробку, которая лежала на полу. Брисеида быстро откинула одеяло и вскочила на кровать. Должно быть, она опрокинула его во время своей драки во сне. Лиз все еще спала. Брисеида хотела было разбудить ее, но передумала. Собравшись с духом, она оглядела кровать, рискнула поставить ногу на пол. В плетеной коробочке паук построил туннель с толстыми серыми стенами. Она обыскала все углы комнаты, но не нашла его.
Брисеида вышла за порог. Утренняя прохлада застала ее врасплох. Несколько слуг уже подметали дворы и приводили в порядок сады. Она прислушалась: сушильная комната находилась в двух метрах. Все казалось безмолвным. Слуга приветствовал ее вежливым кивком. Казалось, их не беспокоило исчезновение из дома произведений искусства…
Брисеида подошла к сушильной комнате. Эней охранял вход.
– Ну и как? – спросила она с тревогой.
– Ничего не происходило.
Брисеида вздохнула.
– Я думала, ты не должен быть на страже?
– Я не спал…
– …Как ты себя чувствуешь?
– Бывало и лучше, но все в порядке. Пока мы придерживаемся намеченного курса…
– А Менг?
– Он ушел рано, чтобы отыскать ученых. Думаю, он еще не заметил. Мы с Энндалом и Оанко размышляли вчера вечером. Мы подумали, что, возможно, легенда повествует о естественном потоке химер в реальный мир, до вмешательства Цитадели. Песочники говорили не о закрытии перехода, а о его регулировании. Переход, открытый одну ночь в году, очень ограничен. Если бы ты была частью Элиты, разве ты не сделала бы все возможное, чтобы держать его открытым?
– Возможно, – признала Брисеида.
Глаза Энея сверкнули, когда он увидел, что специалист по Цитадели согласился с его теорией.
– Где бы ты спрятала этот переход?
– Даже если Элита держит переход открытым, все произведения искусства по-прежнему остаются под наблюдением, песочники…
– Ты в этом уверена?
Брисеида порылась в памяти. Она смутно помнила свой опыт общения с херувимом, который притворился ее отцом, во время сна наяву в Греции. Херувим много раз переносил ее из Цитадели в больницу Рише. Человеческая душа, конечно, не была предназначена для прохождения через картины, как это делали химеры, и Брисеида едва не потеряла сознание. Но она была уверена, что каждый раз проходила через один портрет – портрет Альфреда Рише, основателя больницы, который висел во всех отделениях больницы.
– Если здесь есть картина, у которой много копий, то возможно, что это конкретный переход, – признает она. – Такой портрет существует и в моем времени. Он не представляет собой химеру, в нем нет ничего особенного. Просто портрет человека. Но именно туда мы отправились с херувимом в моем сне наяву.
Эней продолжил:
– Необходимо предупредить остальных.
– Но не следует слишком торопиться с выводами о том, что одна картина является единственной точкой входа для химер. Мы не должны терять бдительности в отношении…
Она указала подбородком на сушильную комнату. Эней кивнул.
– Как ты думаешь, мы сможем ее открыть? – спросила она. – Я бы хотела взглянуть на нефритового дракона.
– Почему бы и нет? Ночь закончилась. Сейчас у них нет причин для нападения.
Тем не менее, они приняли меры предосторожности. Эней схватил широкую палку, которой он вооружился для дозора, и поднял ее на уровень плеча, как бейсбольную биту, в то время как она отцепила крючок и медленно потянула дверь, оставаясь скрытой за ней. Громкий треск испугал их, и Эней резко ударил оружием по куче портьер, падающих на него.
– Ты что-нибудь видишь? Ты видишь что-нибудь? – кричал он, стряхивая с себя последние свитки, которые опутывали его.
– Нет… Нет, я не уверена, – хихикнула Брисеида.
Там было слишком тесно. Все стояло на том же месте, как они и оставили. Брисеида подобрала сферу Нила Кубы-младшего и нефритового дракона и внимательно осмотрела последнего. Ни одна клешня не шелохнулась: он стоял точно в такой же позе, как и накануне.
– Похоже, мы зря все это затеяли, – сказал Эней, отбросив палку к стене.
– Может быть, и нет, – ответила Брисеида, завороженно глядя на своего дракона. – Что, если бы нам удалось заманить их в ловушку?
– Пойди и поешь чего-нибудь, пока тихо, – предложил Эней. – Когда Менг вернется, ситуация может накалиться.
Брисеида оставила Энея в сушильной комнате, а сама отправилась на кухню. По дороге она размышляла о том, что накануне обсуждала с Бенджи архетипы. Теперь она поняла, почему отшельник на горе Хуа напомнил ей старца в пустыне. Несомненно, он был одним из воплощений архетипического мудреца. Если бы только она осмелилась откровенно поговорить с отшельником! Возможно, могла бы получить точные ответы на вопросы… А бродяга, которого она встретила на рынке перед переходом, тот, кто дал ей кулон? Он тоже был похож на старца из пустыни…
Переходя из одного двора в другой, она вытащила камень из-под туники, чтобы рассмотреть его более внимательно. Трое мужчин рассказали ей о камне и попросили позаботиться о нем, прислушаться к нему. Какую тайну мог открыть ей кулон? Может ли он указать на другого мудреца?
Шорох привлек ее внимание. Бай, брат Менга, прислонившись к балке во дворе, возился с кисточкой между пальцами, одетый не так, как накануне, но так же экстравагантно. Он уставился
