Стихотворения и поэмы - Аветик Исаакян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
276. Сыновняя любовь
Перевод Т. Спендиаровой
Мать вырастила четырехЛюбимых нежно сыновей.Один — ученый, в краткий срокПрославился в стране своей.Второй священный принял сан.В торговле третий преуспел —В делах размах, набит карман.Блуждал четвертый по земле,Нужду и горести терпел.
В час смерти испросила матьУ бога милости: узнать,Когда она глаза смежит,—Чем каждый сын ее почтит.Прочел ученый дифирамб,Монах молитву произнес,Купец пожертвовал на храм,Скиталец же, последний сын,Ей сердце скорбное принес.
25 июня 1926 Венеция277. Меч Аттилы**
Перевод А. Сендыка
1Неистовый, яростный мечДавно, на рассвете времен,Огузами был погребенПод дубом в каспийской степи.
Шли гунны орда за ордой,Копытами степь бороня,Но дедовским грозным мечомНе смог овладеть ни один.
И только Аттила во снеУвидел могилу меча, —С корнями он вывернул дубИ меч отыскал в глубине.
По темной каспийской волнеРассыпала молнии сталь,Когда обладатель мечаНа запад мечом указал.
И Тибр, и Босфор, и Дунай,И Рейн потемнели, когдаНа Каспии мрачном водаНеведомым блеском зажглась.
«О Запад, дрожи и молись!Под яростным вихрем моимЗмея-Византия умрет,Погибнет неистовый Рим.
Огню и мечу я предамИ троны лукавых владык,И крепости, и города,И школы, и монастыри.
Любой ваш закон — западня,Все ваши писания — ложь,Обычай на женский похож,А боги — корысть и грабеж.
Склонятся пред грозным мечомВладыка, вельможа, монах…И волк прикаспийских степейЗавоет у вас в городах.
Повсюду, где ступит мой конь,Повсюду, где ляжет мой путь,Травинки и той не взраститРастленная ваша земля!» —
Аттила сказал. На коняВзлетел без узды, без стремянИ, вскинув его на дыбы,На запад мечом указал.
Взревев, как весенний поток,Тьмы воинов к морю стеклись,И стало за волнами ихНе видно каспийской волны.
Аттила же вздыбил коняИ, волка степного подняв,На запад мечом указал,—Завыл потревоженный волк.
Ревела, вопила орда,Шла посуху, шла по воде,В лесах оставляла лишь пни,В селениях трупы одни,Европу трусливую скрывЗа дымом костров кочевых.
2В то давнее время, когдаВ иссохшей каспийской степиПод дубом Аттила нашелОгузов неистовый меч,Как жаждой палимый язык,По крови тот меч тосковал.Сверкал, извивался змеей,Шипел у Аттилы в руке.Входить не хотел он в ножны,Не мог он смириться в ножнах,И рвался он вон из ножен,Чтоб крови напиться живой.
Сжимая неистовый меч,Как буря Аттила прошелПо скифским, по дакским полям,Смирил Танаис и Дунай.Поил свой чудовищный мечОн кровью степных пастухов,И пахарей, и горожан,И важных вельмож, и владык.Окрасилась кровью земля,Окрасилась кровью вода, —Но жаждал по-прежнему меч.До Галлии кровь разлилась,Европа тонула в крови,Народы ее меж собойСтравил кровожаждущий меч.На Каталаунских поляхУж вороны споры вели,А тени бессчетных бойцов,Что там по полям полегли,В дыхании ветра кружась,Еще продолжали резню…Аттила меж тем повернулК венедам, на берег морской,Могучей, кровавой рукойОн в прах Аквилею поверг, —Но жаждал по-прежнему меч.
Неистовый, яростный меч,Безудержной жаждой томим,Аттилу заставил забытьВ ту пору про сон и еду,Входить не хотел он в ножны,Не мог он смириться в ножнах,И рвался он вон из ножен.Сверкал, извивался змеей,Шипел у Аттилы в руке.
И вот средь Паннонских равнин,Одежды порвав на груди,Усталый Аттила метнулНеистовый меч в небеса.Со свистом взлетел и упалСверкнувший как молния меч.Упал он Аттиле на грудь,Рассек он могучую грудь,Коснулся он сердца в груди…И вечную жажду своюСполна наконец утолил.
1932 Париж278. Влюбленный Надо
Перевод Т. Спендиаровой
Гнал скакуна Надо-храбрецВ кочевье, на крутой подъем.Гнал и пригнал, пригнал и сталУ Гюлизар перед шатром.Сошел с коня, за повод взял,К столбу, что справа, привязал,А слева, в склон, воткнул своеСтальное, острое копье.Потом, надменен, горделив,Идет он, руку положивНа золотую рукоятьКлинка, что храбрецу под стать.И так, с оружьем у бедра,Отважный, входит в глубь шатраБез промедления — и вотПеред красоткой предстает.
Храбрец Надо и ГюлизарСлепой гордыни образцы,И друг от друга сердца жарОни скрывали, гордецы.Она ждала, что, укрощен,Он первый в ноги ей падет,Желал в своем упорстве он,Чтоб было всё наоборот.Не поклонившись, хмур и зол,Такую речь Надо повел:«Кто тебе сказал,Ах, колдунья ты,Будто о тебеВсе мои мечты?Кто тебе сказал,Ах, колдунья ты,Будто день и ночьИзнываю яВ путах красоты?
Нет, любовь мой взор не застлала мглой,Ни долин, ни гор не застлала мглой.Есть ли что в тебе,Ах, колдунья ты,Чтоб страдать в пленуГорькой маеты?
Правда, сорок кос, все длиной до пят,Вдоль твоей спины вьются и скользят.Но в них блеска нет, перелива нет,Хоть и сорок кос, всё же дива нет!
Правда, притаясь, точно две змеи,Глубиной манят всех глаза твои,Но они огнем не озарены,Как душа твоя и глаза черны!
Правда, ты стройна, ростом высока,Высока, стройна, в талии тонка,Но ведь тополь всё ж гибче и стройней,А волна в реке — не сравнишься с ней!Ты не столь гибка и не столь нежна,Как реки Араз легкая волна.
Разодета ты в бархат и атлас,Но румянец щек не ласкает глаз.На лице твоем родинки рядком,Но сравню ль щеку с алым лепестком?Мне любви туман взор не заволок,Золотых долин, гор не заволок.Знай же, убедись, вздоха не издам,Не колеблясь, я от тебя уйду,Я пойду бродить по горам, долам,Брошусь в бой с врагом, смерть в бою найду.Упаду в траву, на туманный луг.Имени, каким нарекли тебя,Не произнесу в час предсмертных мук.И не буду, знай, я желать, любя,Чтобы надо мной в тот последний часТвой склонялся лик, речь твоя лилась».
Промолвив так точь-в-точь, Надо уходит прочь. На речи молодца Она — ни полсловца. Покинул гость жилье, Он выдернул копье, Узду с прикола рвет, Ускачет прочь вот-вот. И вдруг… стерпеть не смог, Упал он на порог. Коленопреклонен, Пощады молит он:
«Ах, ангел, пери, неба дар,Любовь моя, ах, Гюлизар!Бог видит, видишь ты сама,Что лгу я, лгу, сошел с ума.Смертельный не снести удар,На части сердце рвется, яр.Красотки в мире не сыскать,Которая тебе под стать.Изранена моя душа.Ты хороша, так хороша,Так хороша!»
1934 Париж279. Еврейская легенда