Каирская трилогия - Нагиб Махфуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Камаль засмеялся:
— Такой, как ты, не согласился бы ни на что!
Исмаил улыбнулся с некоторым тщеславием и гордостью за своё славное прошлое, которое он оставил по собственному желанию. Камаль спросил:
— И ты не боролся с собой, чтобы вернуть хоть кое-что из прошлого?
— Ну нет, я сыт им по горло. И могу сказать, что новая жизнь совсем не вызывает у меня раздражения. Всё, что мне требуется, так это использовать свою смекалку время от времени, чтобы выцыганить у матери немного наличности. Моей жене приходится играть ту же роль со своим отцом, поскольку я по-прежнему люблю жить на широкую ногу…
Камаль не удержался и засмеялся:
— Ты нас научил, а затем кинул одних на дороге…
Исмаил громко расхохотался, от чего на серьёзном лице его появилось хитрющее выражение, напомнившее о прошлом. Он заметил:
— Ты об этом сожалеешь?.. Нет. Ты с удивительной искренностью любишь эту жизнь, хотя ты и умеренный человек. За те несколько лет забав я сделал столько, сколько тебе не сделать за всю жизнь…, - затем прибавил уже серьёзным тоном… — Женись и измени свою жизнь!
Камаль шутливо сказал:
— Эта тема достойна размышлений!
«Новый Исмаил Латиф появился в период между 1924 и 1935 годами, что достойно внимания любопытного. В любом случае, он был старым верным другом. Что касается Хусейна Шаддада, то Франция отняла его у родины, как и Хасана Салима, для которого заграница стала местом обитания и жизни. С ними у меня не было никаких связей, к сожалению. А Исмаил Латиф никогда не был моим духовным другом, зато был живым напоминанием об удивительном прошлом, и потому я горжусь дружбой с ним, а ещё верностью друга, хотя я и не был в восторге от товарищеских отношений с ним именно потому, что Исмаил — живое доказательство того, что прошлое не было плодом моих фантазий: то прошлое, реальность которого я стремлюсь доказать так же страстно, как и стремлюсь жить. Интересно, что делает Аида в этот момент?.. И в какой части мира она сейчас?.. Как моему сердцу вообще удалось оправиться от этой болезни — любви к ней?!.. Всё это так странно…»
— Я в восхищении, господин Исмаил: ты — личность, достойная всяческого успеха.
Исмаил бросил вокруг себя взгляд, рассматривая потолок, фонари, комнаты, мечтательные лица людей, занятых играми и беседами, затем спросил Камаля:
— И что тебе нравится в этой кофейне?
Камаль не стал отвечать ему, а лишь с сожалением промолвил:
— Ты разве не знаешь?!.. В скором времени её снесут, чтобы возвести на развалинах новое здание. И этот артефакт исчезнет навсегда!
— Скатертью дорожка. Пусть это кладбище исчезнет, чтобы на его месте возникла новая цивилизация.
«Прав ли он?.. Возможно. Но у сердца свои муки. Любимая моя кофейня, ты кусочек меня. Я часто видел тебя во сне и думал о тебе. Тут годами любил сидеть Ясин, а Фахми собирался вместе с революционерами, чтобы подумать о лучшем мире. Я люблю тебя, потому что ты создана из того же вещества, что и мечты. Вот только к чему всё это? Бесполезно… Чего стоит ностальгия по прошлому?.. Наверное, прошлое это опиум для романтиков, и тяжелейшее горе для тех, у кого сердце сентиментально, а ум — скептичен. Так что говори что хочешь, я всё равно не верю ни во что».
— В этом ты прав. Я предлагаю разрушить пирамиды, если для будущего будет хоть какая-то польза от этих камней!
— Пирамиды?!.. Что общего между пирамидами и кофейней Ахмада Абдо?!
— Я имею в виду исторические памятники, что нужно разрушить всё ради сегодняшнего и завтрашнего дня.
Исмаил Латиф засмеялся и вытянул шею — как делал когда-то прежде, когда хотел бросить вызов, затем сказал:
— Иногда ты пишешь нечто такое, что противоречит этим словам. Как ты знаешь, я почитываю иногда журнал «Аль-Фикр» из уважения к тебе. Как-то раз я откровенно заявил тебе своё мнение: да, твои статьи сложны для понимания, да и журнал весь какой-то сухой, Боже упаси! Я не смог и дальше упорно покупать его, потому что жена не нашла в нём ничего интересного для чтения. Ты уж прости меня, но это её собственные слова!.. Я говорю, что иногда замечал, что ты писал то, что противоречит тому, что ты говоришь сейчас. Но я не утверждаю, что хорошо в этом разбираюсь — между нами — я не понимаю даже немногого из того, что ты пишешь. А потому не лучше ли тебе писать так, как пишут прославленные писатели? Если бы ты сделал так, то у тебя бы появилась большая аудитория и ты заработал бы кучу денег…
В прошлые годы Камаль стал бы упорно и бурно презирать это мнение, да он и сейчас презирал подобное, но уже не так бурно. Он даже сомневался в том, что испытывал презрение, но не из-за сомнений о том, что презрение неуместно, а потому, что иногда на него накатывало волнение: а ценно ли вообще то, что он пишет? А возможно, ему было неловко из-за самого этого сомнения. Вскоре он сознался себе, что сыт всем по горло, а мир кажется иногда устаревшим выражением, утратившим смысл.
— Тебе никогда не нравился мой ум!
Исмаил захохотал:
— Ты это помнишь?.. О, те деньки!
Да, те дни миновали, и пламя их перегорело. Но они оберегались его памятью, словно мощи покойной возлюбленной или коробка конфет со свадьбы Аиды, которую он хранил с той самой праздничной ночи…
— Ты не слышал ничего о Хусейне Шаддаде или Хасане Салиме?!
Исмаил вскинул свои густые брови и сказал:
— О, ты напомнил мне! Всё это случилось ещё в прошлом году,
