Байки Семёныча. Вот тебе – раз! - Игорь Фрост
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, по мнению декана выходило, что Юрка, будучи теперь врагом человечества, чуть-чуть не дотянувшим в своей мерзости до падшего Асмодея или истеричного Адика Шикльгрубера, заслуживает не просто мучительной смерти как минимум, но даже увольнения с уважаемой должности старосты с последующим и практически мгновенным изгнанием из университета. Навсегда! На веки вечные! А преподаватель математического анализа на узбекском потоке, славный Парда Ишмуминович, в изложении которого «пфункция биваит перЕменная», даже предлагал, дабы позор и ярость наказания были еще более пламенными, при изгнании Юрки на выходе из универа дать ему увесистый пендель. Размашистый такой пендель дать предлагал. Но так как предлагал он это на русском языке, его никто не понял, и идею из-за невнятности изложения на вооружение не взяли. Решили просто так выгнать.
Вот тут-то как раз и пригодились Юркино единение с преподавательским составом кафедры физического воспитания и баскетбольные спартакиады, неоднократно выигранные баламутами во славу собственного университета. Приняв во внимание, что потеря одного математика – это никакая не трагедия, а вот утрата центрального нападающего – это неприятность, уже очень близкая к эпической драме, на факультете физвоза решили, что «балбеса нужно отстоять», и выдвинув из своих рядов самого видного депутата, отправили его в деканат физмата. На выручку отправили. Авторитетный во всех смыслах преподаватель физвоса Хамза, запершись с деканом Тураевым в кабинете последнего и нависнув над почтенным математиком всем своим двухметровым ростом, настойчиво увещевал его в том, что Юрка в общем-то хороший парень и что если и выгонять его, то, конечно же, не на третьем курсе, а, может, даже и немного попозже. Может быть, даже после того как они через месяц в Ташкент на Универсиаду съездят. Увещевал долго и громко. Иногда даже на двух языках. В конце концов какой-то из аргументов, а может быть и все они вкупе сработали, и Тураев, махнув рукой, сдался, пообещав, что, случись такое еще раз, он сам лично отвезет Юрку в тюрьму и сдаст его туда на веки вечные.
Хамза вышел от Тураева взмокший и злой, как восемь питбулей после групповой драки за чемпионский титул собачьей олимпиады. Крепко прихватил Юрку за предплечье своей мощной лапой, которой он некогда в автобусе раздавил кисть руки застуканного им карманника, и поволок адепта вселенской благотворительности к выходу. По пути Хамза пообещал Юрке, что в случае, если такие вольные интерпретации с чужими деньгами повторятся еще раз, он самолично вырвет Юрке его стройные ноги и вместо них вставит кривые суковатые палки из тутового дерева, после чего сильно даст по шее и пустит голым в Африку. Также, усугубляя угрозу с деревянными ногами и африканским вояжем, Хамза пообещал и кое-что пострашнее. Пообещал он Юрку, случись такой апокалипсис еще раз, никогда больше на баскетбольную площадку не пускать и вообще, поставив большим авансом «трояки» за все предстоящие пары физического воспитания, больше не впускать Юрку на стадион никогда в жизни. До самой Юркиной пенсии. Юрка, впав в смятение чувств и не совсем понимая, над чем сейчас грустить и чему радоваться, в итоге решил, что сегодня нужно радоваться. Радоваться следовало тому, что универ в его жизни пока еще остается, а Хамза, как человек добрый и быстро отходчивый, от любимого баскетбола отлучать не станет и дело обойдется всего лишь вырванными ногами и знакомством с экваториальной Африкой. Ну а пендель Юрка все ж таки получил. Увесистый такой пендель от Хамзы, которым добрый гигант направил Юрку в сторону дома и настоятельно порекомендовал «завтра на тренировку не опаздывать».
Так Юрка, оставшись и без скромного гешефта, и без должности старосты, продолжил обучение в ипостаси самого обычного студента. Заучка Зазена, назначенная старостой взамен утратившего доверие Юрки, взялась за руководство вверенным ей коллективом со всей энергией молодой зануды-отличницы и рвением первостатейной карьеристки. Так что административная жизнь группы скоро наладилась, а стипендия у всех вернулась в русло дополнительных пятидесяти копеек. За исключением Юркиной, потому как стипендию ему в этом универе больше никогда не платили.
* * *
А еще, товарищи дорогие, всем нам хорошо известно, что результаты любого обучения и вид изгрызенного гранита познаний спрашиваются со студентов на экзаменах и зачетах разнообразных. Экзамены эти, являясь финалом и апофеозом раздольной студенческой вольницы, прилетали и в жизнь наших баламутов, как, впрочем, и всех одногруппников, для кого-то вполне себе по плану, а для кого-то совершенно неожиданно, каждые полгода, явлением своим доставляя пусть и нечастое, но все-таки неудобство. Понятное дело, что экзамены и зачеты у будущих светочей современной математической мысли и физических умозаключений проходили в их родном корпусе физмата. Помпезный путь в корпус царства физики и математики представлял собой тенистую аллею, сформированную уже изрядно пожившими пирамидальными тополями, высоко вознесшими свои макушки над крышей этого четырехэтажного здания. В обычные дни они создавали торжественную помпезность греческой колоннады, ведущей в храм точных наук, а в дни пыльных южных ветров-«афганцев» они опасно кренились, собирая на своих листьях мелкую, как пудра, пыль пустыни Гоби, прилетевшую сюда, за тысячу километров, по воле Борея. Эти самые тополя еще сыграют свою роль в нашей истории.
Под тополями теми располагались два ряда невысоких лавочек, противостоящих друг другу через полосу асфальтовой дорожки, и оттого, что одна лавочка примыкала к другой вплотную, каждый ряд по сути своей был одной длинной лавкой. Доски лавочек были широкими и хорошо отполированными многочисленными частями студенческих тел, почти непрерывным потоком соприкасающимися с этими самыми досками. На них, сплотившись небольшими компашками или даже в одиночку, кому как нравилось, можно было переждать несколько минут между парами, позубрить конспект по алгебре или просто поваляться, подставляя лицо яркому солнцу и вольному ветру. Также очень хорошо было присесть на эти лавочки после трех пар математического анализа и двух пар теории числа кряду и, мучительно возвращая мозг в реальность, попытаться вспомнить, в какой же все-таки стороне твой дом и куда же теперь двигаться. Юрка однажды после семи