Отражения - Виктория Яновна Левина

для однокурсников, чтоб знали,

что побывала в Ленинграде!

Гитаре на плече мешали

густых волос тугие пряди…

Что ж я волнуюсь так при встрече?

Вокзал Московский, будь мне другом! —

Приобними меня за плечи,

как стародавнюю подругу…

Глава 7

Пашка

В нашем общежитии о нём ходили легенды. Да и не только в общежитии. Не берусь утверждать, но, по-моему, по всей Москве и Московской области. И вот ведь удивительное стечение обстоятельств: проживал он на шестом этаже нашей студенческой общаги в комнате с моими лучшими друзьями Алькой и Шуркой. На самом деле, друзей моих звали Алишер и Александр, но я их называла, да и до сих пор называю, именно так.

И именно от Альки и Шурки я получала интригующую информацию о бесчисленных романах этого московского Казановы, о приключениях этого известного сердцееда, таких как: прятанье в шкафу от назойливых дам, атаковавших комнату, изощрённости в завоевании сердец, любовной неутомимости.

– Он прячется от своих обожательниц в стенном шкафу, – рассказывали мне друзья. – Сидит там, когда они врываются в комнату, разыскивая их сбежавшего сердцееда!

Меня просто распирало любопытство увидеть героя этих россказней! Но благородные мои друзья тщательно оберегали свою наивную подружку-хромоножку от разочарований и горестей. Говорит, что его свидания носили «одноразовый» характер: совратить девушку и устремиться дальше. Такой вид спорта.

– Не надо тебе с ним сталкиваться, а тем более – знакомиться! – говорили они рассудительно, в один голос.

Доходило просто до абсурда! Например, двери моей комнаты были всегда открыты для моих друзей. Мы вместе готовились к занятиям, чертили, писали практические работы. В их комнату на шестой этаж путь мне был заказан. Алька боялся, что я не устою перед чарами неимоверного соблазнителя женских сердец, а Шурка боялся, что если он обидит и меня, то моим друзьям придётся «начистить» Пашке морду.

Да, его звали Павел, но вся общага звала его Пашкой. И вся Москва и Московская область тоже.

Приближался Новый год, и мои друзья пригласили меня, наконец, к себе.

– Давай-ка к нам: накроем праздничный стол, шампанского купим, – пригласили меня мальчики.

Дело в том, что Пашка собирался на «капустник» театральной московской тусовки («богемы», как тогда говорили) Он был не бесталанным, этот Казанова. Вёл устные журналы в нашей альма-матер, играл в массовках на Таганке, хорошо читал стихи со сцены. Его уже пару раз отчисляли из института из-за хронической неуспеваемости (учёбе мешали бесконечные любовные приключения), но потом восстанавливали за творческие заслуги и даже не лишали общежития. Возможно, и деньги богатенького папашки в Тбилиси тоже играли свою роль. Пашка был из Тбилиси, из крупной и обеспеченной армянской диаспоры в Грузии.

– Приходи к нам, Пашки не будет, встретим Новый год, потом пойдём потанцуем на нашу дискотеку на верхнем этаже! – пригласили меня друзья.

– А как же…

– Он должен под вечер навести марафет и смыться. У него там какой-то бурный роман с известной московской поэтессой – до утра не явится!

Праздничный стол мы готовили вскладчину. Альке прислали из Намангана какие-то экзотические фрукты из родительского сада, Шурке тоже пришла посылка из дома, из Краснодара, от родителей, со всякой вкуснятиной. Мои «родюлькины» тоже постарались: я нарезала украинскую буженину тоненько и плавно, она укладывалась в общепитовскую тарелку розовыми аппетитными кругляшами. Первую бутылку шампанского мы открыли ещё задолго до боя курантов. Первый тост был «За дружбу»! Выпили его стоя, в торжественной тишине.

– Ребята, вы у меня такие замечательные! – расчувствовалась я. – Я так плакала и скучала первое время по моим друзьям-одноклассникам! Думала, что у меня не будет уже таких друзей! А теперь у меня есть вы…

Родители прислали мне в посылке, кроме вкусной еды, крепдешиновое новогоднее платье невиданной красы! И теперь я, наряженная в тонкий воздушный крепдешин, сама себе казалась королевой. А кто, скажите, в свои восемнадцать лет, надев красивое платье и туфельки на каблучках, не почувствует себя королевой?

Дверь открылась внезапно, как будто под порывом стремительного ветра, такого же порывистого и стремительного, как и тот, что стоял в её проёме.

– Привет всем! А я решил – домой, то есть, в общагу!

Кремовая рубаха, полураспахнутая на груди, библейские глаза, отороченные какими-то нереально пушистыми ресницами, лицо ангела, заигравшегося в Люцифера… Мамочка-а-а-а, пропадаю я!

А Пашка стоял неподвижно, держа паузу, как заправский артист, вцепившись взглядом в неразумную овцу, приблудившую по недомыслию к его стаду. Фавн, да и только!

Это сейчас я вижу эту сцену как бы со стороны. А тогда, в ту минуту, я просто умирала от внезапной влюблённости!

– Знакомьтесь! – мои друзья были смущены и озадачены одновременно.

И были танцы, один за другим, под саркастические взгляды моих верных Альки и Шурки, когда глаза – в глаза, и были тосты, и был Новый год. Всё по законам жанра.

Мальчишки чего только не придумывали, чтобы спасти свою неразумную подругу! Что-то говорили мне, ему, пытаясь предотвратить неотвратимое, но безуспешно. Я шла на заклание.

А тем временем мой прекрасный козлоногий Фавн сбегал к кому-то из своих друзей из студсовета, достал ключи от одной из свободных комнат. И вот мы уже, целуясь, пробираемся тихонько в эту комнату, и вот уже за мной, за безмозглой молоденькой овцой, двери в эту комнату закрываются. Конец первого акта.

Наш роман был таким бурным, что только ленивый не был вовлечён в пересуды о Казанове и хромоногой дурочке-отличнице с первого курса.

А мы с Пашкой переживали острый приступ любви. Для Пашки, с его горячим сердцем, бросаться с головой в новые отношения было делом обычным. Мне же, восторженной, наивной, романтической дурёхе с комплексами, казалось, что я летаю! Смотреть в любимые глаза, слышать бархатный голос с милыми неправильностями речи, касаться плеча, руки, волос – всё это было для меня мантрой, восторгом, небесами!

Мы уже проживали вместе, в той самой комнате, которую так опрометчиво уступил Пашке студсовет. Ходили на рынок, покупали баранину и зелень, и другие восточные вкусности.

Я ещё каким-то чудом успевала учиться, и заметьте, неплохо.

Пашка же об учёбе совсем не думал, пропадал на репетициях в театрах, где он играл в массовках, что-то где-то читал со сцены, сидел в каких-то ресторанах с бесчисленными друзьями, когда я была на лекциях.

– Ты не хочешь подать документы на восстановление на четвёртый курс?

– А? А да, конечно, конечно, подам! Потом. Иди сюда, маленькая моя!

Приближалась летняя сессия. Мне приходилось чертить курсовые