Каирская трилогия - Нагиб Махфуз

— Значит, религия взяла над вами реванш. Вы покинули её в преследовании высших истин, но вернулись с пустыми руками!

Рияд Калдас, в нотках которого прозвучала любезность, и не более того, отметил:

— Эта скептическая позиция великолепна! Вы наблюдаете, размышляете и при этом во всём у вас есть абсолютная свобода туриста!

Абдель Азиз обратился к Камалю:

— В своих идеях вы такой же одинокий холостяк, как и в жизни!

Камаль заинтересовался этой мимолётной фразой: был ли он одинок вследствие своих идей или всё как раз наоборот? Или и то, и другое это результат какого-то третьего фактора?

Рияд Калдас сказал:

— Холостяцкая жизнь это временное состояние. Может быть, он и в этом тоже сомневается!

Абдель Азиз возразил:

— Но он, кажется, вообще не намерен когда-либо жениться…

Рияд удивлённо спросил:

— А что стоит между сомнением и любовью? Что мешает влюблённому жениться? Что касается постоянного отказа от брака, то оно не оправдывается сомнением. А сомнению не знакомо упрямство!

Камаль спросил, не будучи уверенным в себе:

— Разве любви не требуется сколько-нибудь веры?

Рияд Калдас засмеялся:

— Нет, ведь любовь это своего рода землетрясение, что до основания сотрясает всё подряд: и мечеть, и церковь, и бордель…

«Землетрясение?.. Какое удачное сравнение. Землетрясение разрушает всё, погружая мир в мёртвую тишину», подумал Камаль.

— А как же вы сами, господин Калдас? Вы так превозносите скептицизм. Значит, вы сами скептик?

Абдель Азиз засмеялся и ответил на его вопрос:

— Он живое воплощение скептицизма!

Они расхохотались, затем Рияд, словно представляя сам себя, сказал:

— Я был какое-то время скептиком, а потом отошёл от этого. Я больше не питаю сомнений в отношении религии, так как я отказался от неё. Однако я верю в науку и искусство, и буду верить в них всегда, Иншалла[83]!

Абдель Азиз насмешливо спросил:

— Если захочет Аллах, в которого вы не верите?

Рияд Калдас улыбнулся:

— Религия — это собственность всех людей. А об Аллахе мы ничего не знаем. Кто же может утверждать, что не верит в Аллаха? Или что верит?.. Истинными верующими были пророки, и всё потому, что они видели Его, или слышали, или разговаривали с посланниками Его откровений!

Камаль спросил:

— Однако вы верите в науку и искусство?

— Да…

— Вера в науку обоснованна, но искусство?… Я скорее поверю в духов, чем в рассказы, например!

Рияд порицающе поглядел на него и спокойно сказал:

— Наука это язык интеллекта, а искусство это язык всей человеческой личности!

— До чего это похоже на стихи!

Рияд воспринял насмешку Камаля со снисходительной улыбкой и ответил:

— Наука объединяет людей в свете своих идей, а искусство объединяет их под сенью возвышенных человеческих эмоций. Оба они дают прогресс человечества и продвигают его к лучшему будущему…

«Какое самомнение! Пишет один рассказ в месяц на две страницы и полагает, что способствует тем самым прогрессу всего человечества. Однако и я сам не менее отвратителен, чем он, потому что обобщаю по главе из книги „История философии“, и в глубине души претендую на то, чтобы считаться ровней, по крайней, мере, Фуаду ибн Джамилю Аль-Хамзави, государственному прокурору из Ад-Дарб Аль-Ахмар. Но как иначе жизнь может казаться сносной? Безумцы ли мы, мудрецы ли, или может быть, мы просто напрасно живые? Да к чертям всё это!»

— А что вы скажете об учёных, которые не разделяют вашего энтузиазма в отношении науки?

— Нам не стоит толковать скромность науки как её беспомощность или отчаяние. Наука это магия человечества, его свет, наставник, чудеса. Это религия будущего…

— А рассказы?

Рияд впервые показался обиженным, хотя и пытался это скрыть. Камаль поправил себя, почти что извиняясь:

— Я имею в виду искусство в целом.

Рияд Калдас воодушевлённо спросил:

— А вы могли бы жить в полной изоляции? Нам нужны беседы по душам, утешение, радость, руководство, свет, путешествие во все концы земного шара и духа, и всё это — искусство…

Тут Абдель Азиз сказал:

— Мне пришла в голову одна идея… Что, если мы будем собираться раз в месяц с некоторыми нашими коллегами и беседовать на различные интеллектуальные темы, и беседы наши будут опубликованы под названием «Дебаты месяца…»?

Рияд Калдас, по-дружески глядя на Камаля, ответил:

— Наш разговор не прервётся, во всяком случае, мне бы этого не хотелось. Мы можем считать, что мы друзья?

Камаль с подлинным энтузиазмом произнёс:

— Ну конечно же! Мы должны встречаться при любой возможности…

Камаль был целиком пронизан счастьем благодаря этой «новой дружбе». Он чувствовал, что самая возвышенная часть его сердца проснулась после глубокой спячки. Сейчас он был уверен даже больше, чем раньше в серьёзности той роли, которую играла в его жизни дружба, бывшая жизненно важным, необходимым элементом, без которого он так и остался бы словно гибнущий от жажды в пустыне…

16

Новые друзья расстались около Атабы. Камаль вернулся на улицу Муски, когда было уже около восьми вечера. Он с трудом дышал из-за зноя и духоты. Около переулка Аль-Джаухари он немного задержался, затем направился в третий дом слева и поднялся по лестнице на второй этаж, позвонил. Веерообразное окошко на двери открылось и показалось лицо женщины, которой было уже лет за шестьдесят. Она поприветствовала его улыбкой, обнажившей золотые зубы, и открыла ему дверь. Он вошёл молча, но женщина гостеприимно воскликнула:

— Добро пожаловать, сын моего любимого, сын моего брата. Добро пожаловать….

Он последовал за ней в гостиную, что находилась