Убийца танков. Кавалер Рыцарского Креста рассказывает - Инго Мебиус

Разумеется, перед массированным артиллерийским обстрелом и ковровым бомбометанием 16-я полевая дивизия Люфтваффе устоять не могла — сразу же после начала наступления британцы прорвали фронт обороны.

Уже после первых донесений о массированном авианалете на северную часть Кана частям 21-й танковой дивизии было приказано вернуться на прежние позиции. Отдых и пополнение личным составом, столь желанные для измотанного месячными боями соединения, оказались лишь краткой паузой.

«Мы лежали на брошенном крестьянском подворье, недоенные коровы надсадно мычали неподалеку на лужайке. Часть их околела, и на жаре тела их ужасающе вздулись. Зрелище было совершенно неописуемым, а вонь нестерпимой.

8 июля 1944 года нас подняли по тревоге — англичане наступают на Кан. Сменившая нас 16-я дивизия Люфтваффе вела упорные оборонительные бои, но удержать оборону не сумела.

Наиболее ожесточенные бои завязались в районе Бюрон-Контеста. Основную нагрузку несли на себе части дивизии СС «Гитлерюгенд». Нашу дивизию также бросили туда. Тут и там вспыхивали рукопашные схватки, непрерывно била артиллерия противника, раздавались крики раненых и умиравших, продохнуть было невозможно в густом дыму рвавшихся вокруг снарядов. Приходилось с риском для жизни выносить раненых с поля боя и тут же под огнем британцев оказывать им первую помощь. Как только неприятель прорывался на нашем участке, немедленно следовала контратака, зачастую силами лишь нескольких солдат, уже не думавших ни о чем, как только не пустить противника дальше. И эти бои, когда все вокруг в едином порыве невзирая на разницу в возрасте и воинском звании отражали натиск врага, не позабыть никогда, так впечатались они в души и сознание оборонявших. Политика, фюрер — все это исчезло, вмиг испарилось. Оставалось лишь скрепленное кровью боевое товарищество, всеобщее братство от солдата до офицера. Погоны и петлицы уже роли не играли, каждый сражался за своего товарища. Мы были воспитаны так, что хуже дезертирства и малодушия перед лицом врага и представить себе не могли, не говоря уже о том, что за подобные проявления ты шел под трибунал. Нас не волновало, что будет потом, в тот момент для нас главным было выстоять.

Выйдя к южным пригородам Кана, мы закрепились там. И снова на брошенной заводской территории. Целых зданий уже не осталось, и мы укрылись в какой-то хилой траншее. Наши разведчики сумели пробраться до северных окраин города и обороняли пути отхода последних бойцов 16-й полевой дивизии Люфтваффе. Небо снова потемнело от истребителей и бомбардировщиков противника. И снова артогонь, да такой силы, что мы и головы поднять не могли. Наши артиллеристы отвечали лишь отдельными выстрелами — из-за нехватки боеприпасов. А истребителей Люфтваффе и говорить нечего, мы вообще забыли, как они выглядят. В нашем тылу примерно в километре в лесном массиве стоял батальон «тигров».

После месяца позиционной войны, не видя противника, бои в районе Бюрон-Контеста, как описывает их Гюнтер Хальм, стали самым тяжким испытанием за все военные годы. В его послужном списке этот день станет единственным днем настоящего боевого соприкосновения с противником. Хальм все это время находился рядом со своим командиром гауптманом Ретцером.

За Кан и в самом городе шли упорные бои, но на этот раз удержать город не было возможности. Оборонявшие город немецкие части вынуждены были отойти за Орн, и в течение дня 9 июля 1944 года северная и западная часть Кана уже была под контролем союзников. Но потребовалось еще 9 дней, пока англо-американцы овладели южной и восточной частью, то есть всем Каном. Лишь 19 июля 1944 года союзники могли заявить о том, что обрели полный контроль над городом, — собственно, эта задача, согласно оперативному плану, должна была решиться уже в самый первый день высадки на побережье.

В итоге ни отправки на отдых, ни пополнения личным составом и техникой 21-й танковой дивизии ничего не вышло. В середине июля дивизию перебросили на пока что только возводимую за Орном линию эшелонированной в глубину обороны. Таким образом, соединение снова оказалось на передовой.

Между тем Монтгомери готовил новый удар — операцию «Гудвуд»: если снова прорыв не вышел, то хотя бы следовало связать все немецкие части в районе Кана и блокировать их там. Резервы, имевшиеся в распоряжении Монтгомери, похоже, и на самом деле были неисчерпаемыми. Для нового наступления было выделено 900 танков.

17 июля 1944 года генерал-фельдмаршал Роммель был тяжело ранен по пути с передовой в штаб во время воздушной атаки «спитфайров». Еще до начала решающей битвы группа армий «В» лишилась главнокомандующего. Командование армейской группой в порядке расширения командных функций было передано главнокомандующему силами Западного фронта генерал-фельдмаршалу Гюнтеру фон Клюге. Последний был назначен на эту должность только с 3 июля 1944 года.

Операция «Гудвуд» началась утром 18 июля 1944 года атакой 1000 тяжелых бомбардировщиков. Целью атаки были оборонительные позиции 21-й танковой дивизии и остатков 16-й полевой дивизии Люфтваффе.

«Ни о каком сне в ночь на 18 июля 1944 года и речи быть не могло. Нас разбудил мощный гул двигателей самолетов. Сотни бомбардировщиков кружили над нами, сбрасывая на нас смертельный груз. Кошмар, который невозможно ни с чем сравнить. Ад, да и только. Этот налет продолжался около часа, после него бесследно исчезли целые расчеты зенитных пулеметов, а машины танкового батальона пришлось потом откапывать из-под земли».

Сосредоточенным авиаударом на узком участке фронта союзники рассчитывали пробить коридор для своих наступавших войск, подавив всякое сопротивление немцев. Налет был воистину кошмаром — каждый, кто чудом уцелел тогда, до конца жизни с содроганием вспоминает об этом. И потом — моральное воздействие, как правило, всегда куда более эффективно, чем даже нанесенные потери. Какое-то время после авианалета солдаты на передовой были словно парализованы. Бесконечная череда оглушительных взрывов, воздействие взрывной волны, сыпавшиеся на них тонны земли — все это не могло пройти бесследно. Сила взрывов была такова, что от нее опрокидывались даже тяжелые танки. Машины, которые мы потом откапывали, оказывались даже после тщательной очистки большей частью небоеготовыми.

Рельеф местности изменился до неузнаваемости. Теперь это было сплошное поле воронок. Зачастую даже отправить раненых в тыл было невозможно из-за перепаханных бомбами дорог, не говоря уже о подвозе боеприпасов или подкрепления. Но и сами союзники лишили себя возможности проведения широкомасштабного наступления танковыми силами — местность стала практически непроезжей даже для гусеничных машин.

Уцелевшие после авианалетов немецкие солдаты возобновили, казалось, бессмысленное сопротивление. Нередко линию обороны удерживали малочисленные отряды. На участке 1-го батальона 192-го мотопехотного полка имелось одно боеготовое противотанковое орудие, из него и вели огонь по скоплению наступавших танков. Гауптман Дёниц, командир 2-й роты, в первой половине дня попал в плен после ожесточенной схватки с врагом.

Однако если соотнести задействованные союзниками ресурсы и отвоеванные ими участки территории, результаты были ничтожны. Как уже упоминалось, только 19 июля 1944 года они обрели полный контроль над Каном. Из-за неожиданно яростного отпора немецких сил Монтгомери уже 20 июля вынужден был приостановить наступление своих сил. Всего за три дня его танковые части недосчитались 463 машин. Запланированный прорыв снова не удался. Немцы спрашивали себя, сколько еще можно продержаться при натиске таких сил? Да и из Германии приходили безрадостные вести.

«Покушение на Адольфа Гитлера 20 июля 1944 года потрясло нас. И дело было не в личности Гитлера, а в способности генералитета на государственную измену в период войны и тем самым на предательство наших интересов. Ведь только сплоченность и единство являлись залогом успеха и победы. Нам казались абсурдными меры вроде введения в вермахте нацистского приветствия — мы сражались за фатерланд, а не за политические идеи.

Теперь в каждом подразделении появился офицер-пропагандист. В нашем батальоне эту роль решили отвести мне. Я представления не имел ни о целях, ни о задачах офицеров-пропагандистов. Да, собственно, никогда ничем подобным в батальоне и не занимался. Должность эта существовала исключительно ради галочки. Нам, фронтовикам, не были потребны ни политагитаторы, ни политнадзиратели. Костяк сплоченности составляло боевое товарищество и взаимовыручка. Перебежчиков в нашей части не было, и боевой дух был на высоте. Так что для каких-то там офицеров-пропагандистов у нас изначально работы не было».

В конце июля 1944 года сражения за Кан для нашей 21-й танковой дивизии закончились. Соединение было снято с фронта и направлено в район южнее Кана для сбора и учета оставшихся сил. Снова дивизия была отправлена в резерв танковой группы «Запад».