Убийца танков. Кавалер Рыцарского Креста рассказывает - Инго Мебиус

А у меня из оружия только пистолет. И приказ надо выполнять. Под огнем я кое-как дополз до кювета и уже потом добрался до находившейся за холмом части нашего полка. Я попросил один бронетранспортер для себя и второй — забрать и вывезти моих раненых товарищей. Прорвавшись на бронетранспортере, я решил ехать другой дорогой и уже на засаду не нарвался. Как я потом узнал, обоих солдат вывезли и отправили в госпиталь.

Командный пункт нашего батальона все еще располагался в Версоне. Там мне дали еще один полевой вездеход и координаты полковника Оппельна.

В небе непрерывно кружили самолеты союзников, их корабли забрасывали нас снарядами — ад, да и только! В конце концов, мне все же удалось разыскать танковый полк и передать его командиру полковнику фон Оппельну приказ. Но Оппельн и не думал наступать и не сдвинулся с места. Моему полку было приказано пробиваться в тыл. Таким образом, на нашем участке никто не помешал высадке союзников».

Чего не знал Хальм в тот момент, это того, что полковник фон Оппельн-Брониковски все же пытался наступать. Но его контратака захлебнулась в чудовищном обстреле превосходящих сил противника, а 21-я танковая дивизия понесла первые ощутимые потери. Исключительно силами одного лишь усиленного 1-го батальона 192-го мотопехотного полка под командованием полковника Рауха был осуществлен прорыв к побережью. Около 19 часов передовой отряд достиг побережья в районе Лион-сюр-Мер. Вот тогда пехотинцы 21-й танковой дивизии в последний раз и видели море. Удар группы Рауха пришелся как раз на незанятый противником участок.

Около 20 часов ударная группа наметила еще одно наступление вдоль побережья. И в этот момент, судя по явным признакам, у них в тылу высадились силы противника. И это подтвердилось внезапной танковой атакой врага, серьезно осложнившей положение сил Рауха. Именно тогда лейтенант Хальм получил приказ пробиться в 22-й танковый полк полковника Оппельн-Брониковски.

В сложившихся обстоятельствах генерал-майор Фойхтингер распорядился прекратить атаковать противника и начать отвод сил к исходным рубежам. Отвод удался, если не считать потерь нескольких артиллерийских орудий и бронетранспортеров и раненых. То есть все попытки группы Рауха атаковать противника провалились. 21-я танковая дивизия, важнейшая боевая единица первого дня высадки союзников, так и не сумела организовать контрудары. Если Роммель полагал, что именно первые часы решат успех вторжения, то в таком случае успех был явно на стороне противника. Сам Роммель появился на КП группы армий «В» лишь в половине десятого вечера 6 июня и лишь выслушал доклад об обстановке, по сути, сам оставшись в стороне от происходящего.

К исходу дня 6 июня 1944 года союзники высадили на побережье Нормандии свыше 130 000 человек плюс высадили десант в глубине территории численностью до 23 000 человек. Контрудар 21-й танковой дивизии хоть и не удался, однако все же помешал союзникам захватить важный населенный пункт — город Кан уже в первый день высадки.

«После этого я находился на КП батальона, откуда постоянно занимался поисками сил подкрепления для атак, и ненадолго мне было поручено исполнять обязанности адъютанта командира батальона. В первую очередь необходимо было знать боевой состав рот. Знать количество вооружений. Донесения носили отрывочный характер, что вносило тревогу за судьбу батальона. Прорыв в тыл удался лишь ценой внушительных потерь как личного состава, так и техники. Свыше 15% личного состава погибли, были ранены или попали в плен.

После того, как удалось собрать остатки всех рот, поступил приказ занять позиции севернее Кана. Штаб нашего батальона разместился на территории брошенной фабрики. А КП батальона — в наскоро отрытой землянке 2 метра шириной, прикрытой бревнами с довольно тонким слоем насыпанной поверх их земли. На вид вроде надежно, но ни от пуль, ни от осколков уберечься возможности не было. Позиции были выдвинуты примерно на полкилометра, а КП полка находился в тылу на расстоянии километра.

На этой позиции мы пробыли неделю и за это время не видели ни одного американца, ни англичанина. Зато их артогонь тяжелыми снарядами не давал покоя с утра до вечера. Не следует забывать и об авианалетах бомбардировщиков, от разрыва бомб которых земля буквально ходуном ходила. С бревенчатого потолка землянки на нас постоянно сыпался песок. Лежа на полу, мы думали, что одно хорошее прямое попадание, и нам всем конец. Нашего военврача, с которым мы дружили, срочно вызвали в одну из рот. Когда он возвращался, осколком ему перерезало сонную артерию. Мы все молча смотрели, как хлещет кровь, не в силах ничем помочь. На наших глазах военврач скончался от потери крови, мне никогда не забыть его взгляда.

Мне было приказано явиться на КП полка. С тремя солдатами отправляемся туда. Двое — разносчики обеда с термосами за спиной, причем термосы эти по иронии судьбы произведены на заводах Зенкинга в Хильдесхейме. Я там собирал такие. Соблюдая осмотрительность, используя рельеф местности, мы продвигаемся в тыл. Не успели мы пройти и половины пути, как раздались орудийные выстрелы. Я уже по звуку определил, что дело плохо, и скомандовал. «Ложись!» Едва мы успели залечь, как прогремели два взрыва — слева и справа от нас, потом еще два — впереди и позади. Провизжали осколки, от удушливого порохового дыма перехватило дыхание. И тишина. Мы поднялись, к счастью, никого не зацепило, и, отряхнувшись, побрели дальше, ожидая следующих выстрелов.

Мой планшет исполосовало осколками, еще один прошил коробку противогаза и мешок для провизии, а у одного солдата обнаружились две пробоины в термосе, но сами мы были целы и невредимы и благополучно добрались до командного пункта. После доклада полковнику Рауху нас предупредили, что, дескать, бороды в вермахте запрещены, так что неплохо было бы и побриться. На передовой с бритьем было сложно, а вот здесь, на КП, можно было и попытаться привести себя в порядок. А вообще это просто смех — в двух шагах на передовой гибнут люди, а нас заставляют печься о внешнем виде.

Нагруженные почтой и пайками, мы к ночи вернулись на наш батальонный КП. На этот раз пронесло. Я даже получил от родителей бандероль с сигаретами. Потом снова начался артобстрел, и я, наверно, пачки три за ночь выкурил. Так проходили дни, один за другим, то по ротам, то на КП полка, и каждый день кто-то либо погибал, либо был ранен. Но противника в лицо мы не видели».

7 июля 1944 года линия фронта застыла в районе Кана. 21-я танковая дивизия заняла позиции севернее этого города. И весь следующий месяц мы провели в позиционной войне, все это время дивизия подвергалась ожесточенному артобстрелу. 13 июня вследствие потерь была произведена перегруппировка. 1-й батальон 192-го мотопехотного полка был переброшен в район Лебисе и снова перешел к обороне на этом участке, короче говоря, позиционная война продолжалась. Прямых атак на участке обороны батальона противник не предпринимал.

Союзники продолжали закрепляться на захваченном ими в Нормандии плацдарме. К 16 июня 1944 года они высадили 557 000 человек, 81 000 транспортных средств и 183 000 тонн различных грузов. 21-я танковая дивизия к 16 июня потеряла убитыми 1864 человека. Эти потери были невосполнимы.

На участке фронта под Каном командование силами союзников осуществлял Монтгомери, давний оппонент Роммеля — они сражались друг с другом еще в Африке. Война в Нормандии целиком и полностью шла согласно его замыслам — несопоставимое численное и материальное превосходство и без оглядки на стремительно таявшие резервы. Правда, и успехов существенных у Монтгомери не было. Первейшей его задачей было овладение Каном. Обе атаки 6 и 7 июля 1944 года были отбиты, не удалась и попытка взять город 13 июля в клещи. И Монтгомери готовил третий по счету штурм Кана, снова планировалась охватная операция. Подготовка к наступлению была назначена сначала на 22 июня, потом перенесена на 25-е. До этого времени позиции немцев подвергались интенсивному артиллерийскому обстрелу.

«Однажды к нам на КП прибыли двое моряков. Выяснив, как и где проходят оборонительные позиции, они провели на командном пункте ночь. От них кое-что удалось узнать. Их подразделение смертников находилось в Орне. Они были настоящими смертниками, потому что после выпуска индивидуальной торпеды практически шансов выжить не оставалось. Но они были убеждены, что выживут. Это были люди, чья участь вряд ли стала достоянием военных сводок, но на боевую обстановку повлияла. Каждый солдат в отдельности был своего рода ячейкой в своем подразделении, колесиком в огромном часовом механизме войны».

Одного из тех, кто обслуживал индивидуальные торпеды и все же был официально упомянут в военной сводке вермахта, звали Вальтер Герхольд. В 1940 году он добровольцем пошел на флот и почти всю войну провел на борту торпедных катеров, действовавших в проливе Ла-Манш против британских дозорных кораблей малого водоизмещения и канонерок, за что в июне 1941 года удостоился Железного креста 2-й степени.