Железо, ржавое железо - Энтони Бёрджес

Люди испуганно задрали головы, когда над лагерем на бреющем полете пролетали два самолета с красными звездами на крыльях. Разведчики покружили на малой высоте над Роггеном и повернули назад, на восток.

– Что ж, джентльмены, друзья мои, похоже, плен наш окончился, но бог его знает, что нам делать с нашей свободой. Мы можем остаться здесь и ждать русских, да только русским сейчас не до военнопленных: им надо немцев добивать, а не с военнопленными нянчиться. Никаких международных конвенций они не подписывали, своих западных союзников никогда не видели и понятие о нас имеют весьма смутное. К счастью, у нас есть британский и американский флаги, а наши друзья-лягушатники, точнее офранцуженные темнокожие братья, которые вряд ли понимают наш язык, а значит, и то, что я говорю, имеют свой триколор. Как предусмотрительно было со стороны Красного Креста поднять наш дух с помощью этих патриотических символов! Итак, мы свободны – так зачем нам оставаться в тюрьме? Ворота открыты, мы можем двигаться на запад вдоль железной дороги, хотя, вне всякого сомнения, Красная Армия нас опередит. Предлагаю послать кого-нибудь на рекогносцировку в Рогген. Интересно, что там творится.

– Кругом еще может быть полно фрицев, полковник, – возразил майор Пилпел.

– Спешно покинувший нас комендант был настолько любезен, что успел ознакомить меня с положением на фронте. Немецкая линия обороны находится самое меньшее в ста милях к востоку отсюда, и при необходимости немцы отступят за Одер. Здесь линия обороны у них довольно узкая, ведь им теперь приходится воевать на два фронта. Думаю, что гарнизон Роггена покинул город, а население эвакуировано на поездах, грузовиках и других средствах передвижения. Есть надежда, что там остались кое-какие припасы. Наши пайки, полученные от Красного Креста, скоро кончатся, а новых не предвидится. Добровольцы на разведку – шаг вперед.

Рогген был знаком Дэну по походам на рыбалку. Может, еще разок удастся порыбачить – только лед пробить, а самодельная удочка всегда при нем. Дэн, за с ним рядовые Шоукросс, Мэссинджер, капрал Моксли, носивший свои лычки, несмотря на то, что звание уже упразднили, рядовой Леонардино, американский капрал Шварц, знавший идиш, близкий к немецкому, и сержант Кобб из Королевского инженерного полка вызвались идти первыми. Старшим назначили американского пехотного лейтенанта Свенсона – янки везде верховодят.

Перед уходом их напоили крепким растворимым кофе, а рядовой Форкнер из Южной Каролины пожертвовал фляжку совершенно убойного спирта, который собственноручно изготовил из картофельной шелухи. Они двинулись в путь по замерзшей колее, беспрестанно поскальзываясь и чертыхаясь. Вокруг простирались безбрежные снежные поля, ни единого деревца. День выдался безоблачный, но ветреный. Восточный ветер больно хлестал по лицу. Солнце тускло и бесполезно краснело, не давая тепла. На перекрестке, не доходя до Роггена, они наткнулись на поваленный дорожный знак, так что невозможно было определить, в какой стороне Гожув, в какой – Сквежина. В мертвой снежной пустыне злобно блеяла заблудившаяся коза. На окраине Роггена они обнаружили гараж, принадлежавший некоему, судя по надписи, Шмидту. Хозяин сбежал, в гараже остался только сломанный трактор. Затем пошли улицы с кирпичными домами под заиндевелыми черепичными крышами. Двери заперты, хозяева бежали. Навстречу им, дружелюбно махая хвостом, затрусил лохматый пегий пес. Извини, приятель, нечем тебя угостить. Городок обезлюдел. На главной улице с магазинчиками тротуар был очищен от снега и посыпан песком. В мясной лавке «Бюргер» мяса сегодня не продавали, в булочной «Зальбёль» не завалялось пи крошки хлеба. В витрине магазина детских игрушек «Шпильцойг» красовались восковые куклы и фигурки солдат СС со вскинутой в нацистском приветствии рукой. Своих детей фрицы любят баловать, чего не скажешь про чужих.

– Даже поживиться нечем, – заключил сержант Кобб.

Дэну не давала покоя мысль о карпах в городском пруду. Наверно, их разводили там еще во времена Тридцатилетней войны. Он сообщил лейтенанту Свенсону, что немецкие охранники, сопровождавшие его на рыбалку, рассказывали о небольшом монастыре за прудом. Монахи, в основном поляки, давно оттуда сбежали, и в монастыре устроили военный склад.

– Вон ту церквушку, что виднеется, немцы называют кирхой Святого Бенедикта, и монахи принадлежали к ордену бенедиктинцев, ну знаете, еще ликер такой есть «Бенедиктин», сладкий и крепкий, с какими-

то травами, попробуйте как-нибудь, если денег не жалко.

– Скла-ад, – протянул сержант Кобб, – да вряд ли там жратва осталась.

Капрал Шварц, отличавшийся острым слухом, вдруг услышал кудахтанье.

– Наверно, птичник поблизости, – сообщил он командиру. Кудахтанье доносилось из узкого проулка, на одном доме было написано «Kurzwarenhandlung»,[52] черт его знает, что это значит, на другом висела вывеска «Zahntechniker».[53]

– Это, наверно, зубной техник, – сказал капрал Шварц, оскалив для убедительности зубы.

В конце проулка позади небольшого дома они обнаружили курятник, а в нем – пять кур и одного красного петуха.

– Ну, этих мы сами съедим, если вы не против, сэр, – сказал сержант Кобб, обращаясь к старшему. – Кто-нибудь может свернуть им головы?

Капрал Шварц сказал, что привык резать птицу кошерно, перерезая горло, чтоб вся кровь вытекла. А лейтенант Свенсон предложил сначала проверить, что находится в здании с надписью «Kriegsvorräte».[54]

– Верно, – согласился сержант Кобб и повернулся к Дэну и рядовому Шоукроссу: – Разведайте, ребята, что там в этом обезьяннике.

Рядовой Шоукросс настаивал, чтобы все сначала зашли в церковь. Дэн с удивлением наблюдал, как он, войдя, сунул пальцы в сухую купель, стоявшую у дверей, и перекрестился. Католик, значит. Следуя за Шоукроссом, Дэн видел, как тот собирался преклонить колени, но вдруг обнаружил, что алтарь совершенно пуст и похож на мясницкую колоду. На белых стенах, там, где прежде были лики святых, зияли темные прямоугольники. Нетронутым остался только витраж над алтарем с изображением плешивого монаха, двуперстием благословлявшего каждого входящего. Вся церквушка была чисто выбелена, только колонны с позолотой. Шоукросс направился в ризницу.

– Небось там ящики с вином для причастия. А может, и настоящая огненная вода, что монахи гнали.

Но в ризнице лишь суетилось семейство мышей, доедая хлебные крошки.

– Тоже Божья тварь, – умилился Шоукросс. – Жизнь продолжается, несмотря на войну и запустение.

Он еще раз окинул церковь наметанным глазом. Слева от алтаря, под хорами (органа в церкви не было, значит, здесь звучали григорианские песнопения) они заметили сводчатую дверь.

– Это ход на колокольню. Давай поднимемся, может, увидим оттуда наших непредсказуемых, грубых, но славных союзников. И если колокола не переплавили на пушки, я просто обязан в них зазвонить. У меня аж ладони чешутся. В детстве я воспитывался в братстве Святого Ботольфа. Может, слыхал? В большие колокола звонил, но и этой церквушкой не побрезгую.

Он толкнул незапертую дверь и пошел наверх по винтовой лестнице, за многие века истертой ногами звонарей. Наверху они обнаружили слегка покачивавшийся на ветру бронзовый колокол доброго немецкого литья. Шоукросс нетерпеливо ухватился за канат и, собрав силы, ударил в колокол. Счастье затуманило его прикрытые очками глаза. Гармония чистого звука манила, звала назад покинувших город людей, но – напрасно. Дэн поглядел вниз. По переулку бежал сержант Кобб, за ним, размахивая курами со свернутыми головами, – остальные. А потом он увидел русских.

– Погляди, что ты наделал, – сказал Дэн.

Около пруда остановились автомобиль, похожий на джип, и трехтонка с красными звездами на капоте.

– Пошли вниз. Чувствую, мне сейчас придется говорить по-русски.

Дэн не мог определить звание офицера и позавидовал его меховой шапке, украшенной звездой. В машине сидел гигантского роста русский, который издалека почудился Дэну бородатым, но оказывается, не все русские великаны носят бороды. Он мрачно наблюдал за группой англичан и американцев с курами в руках. Офицер держал наготове пистолет. Капрал Шварц заговорил на идиш, но офицер не опустил оружие. Из кузова грузовика выпрыгивали солдаты в добротных серых шинелях и валенках. Тогда заговорил Дэн. Офицер оторопел, не веря своим ушам.

– Вы не должны говорить по-русски, – прервал он Дэна.

– Это почему же?

– Вы же английский солдат, а говорите по-русски. Здесь что-то не так.

– У меня мать русская, отец – валлиец. Это что, запрещено?

– Никогда ничего подобного не слыхал.

– Теперь услышали.

– Что вы здесь делаете?

– Я думал, что это и наша война, не только ваша, – ответил Дэн. – По крайней мере, воевать мы начали раньше. А сюда мы только что пришли. Мы из лагеря военнопленных, здесь неподалеку. Немцы сбежали, бросили нас. Там полно британских и американских солдат. Что нам теперь делать?