Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

Никакой башни на горизонте. Налево? Направо? Пан или пропал: водоем одной из своих оконечностей должен выходить в судоходный канал, который приведет ее к электростанции. Она сворачивает направо и замедляет шаг, пытаясь перевести дыхание. Не думать о том, что едва не случилось. Не раньше, чем окажется в своем «мерсе». Не раньше, чем выедет на дорогу.

Внезапно перед ней возникает силуэт у подножия одного из погрузчиков. Плащ. Шляпа-федора[82], теперь она ясно видит. Она не успевает ни закричать, ни принять осознанное решение, лишь разворачивается и мчится в противоположном направлении. Ее убьет усталость. Она готова сдаться — ей не хватает ни крови, ни сил. Проиграла, сошла с дистанции.

Она почти смирилась и ждет лезвия палача как облегчения, когда замечает машину. Не свою, а «Мерседес-170». Машина полицейских, или солдат, или еще кого-то при погонах.

Она хотела бы заорать, но голосовые связки свело от усилий. Человек в мундире стоял, прислонившись к капоту, и курил, словно жил в другом мире, беззаботном и безопасном. Казалось, он наблюдал за чем-то сквозь пролом в изгороди.

— Герр офицер! — завопила она наконец. — Герр офицер!

Мужчина отбросил окурок. Фуражки на нем не было, что показалось ей странным. И цвет мундира невозможно различить — то ли зеленый, то ли черный, то ли серый. Полиция, СС, вермахт… В любом случае она их всегда путала.

Она по-прежнему двигалась вперед. В ангаре два солдата приканчивали мужчину в рубашке. Весь в крови, он стоял на коленях, и его нижняя челюсть казалась вывихнутой. Осколки очков блестели в его глазах как слюда.

Шофер уже вытаскивал оружие из кобуры. Как в ночном кошмаре, она развернулась и кинулась обратно.

— Стой! — заорал он. — Стой!

Она заметила какую-то башню, увидела приоткрытую дверь и бросилась внутрь. Винтовая лестница, зловоние. Это была печь. Вскарабкавшись на несколько ступенек, она глянула вниз. Нацист уже стоял там с люгером в руке, оглядываясь вокруг, прежде чем продолжить погоню.

Затаив дыхание, она смотрела, как он направляется к лестнице. Рефлекторно вскинула глаза, но не увидела ничего, кроме уходящих в темноту ступеней. Поднявшись наверх, она окажется перед выбором: прыгнуть в пустоту или получить пулю в живот.

И все же она продолжила подъем, вжимаясь в округлую стену, словно могла просочиться в нее и исчезнуть. Едкий запах усилился. Она приближалась к балансиру, к машине. Тик-так-тик-так… Как в башенных часах, только очень мощных, созданных с единственной целью — пробить час ее смерти.

Она снова наклонилась и увидела руку, сжимавшую перила. Пойти ва-банк и кинуться вниз по лестнице головой вперед, словно живой таран? У нациста хватит времени нажать на спуск.

Пятясь, она поднималась все выше, пока в черепе отдавалось щелканье механизма, превратившееся в обратный отсчет. 10, 9, 8, 7… Внезапно стена за спиной исчезла, и она чуть не упала навзничь. Повернулась, поняв, что опиралась на края ниши — вентиляционной трубы или чего-то в этом роде. Она заползла внутрь и скорчилась в отверстии.

Сапоги приближались, не в такт с нарастающим щелканьем. Разумное существо дало бы нацисту пройти, молясь, чтобы он ее не заметил. Но Минна не была разумным существом. Когда она увидела мундир, так близко, что различила блестевший в темноте ремень, то с силой выбросила вперед обе ноги, отталкивая преследователя к перилам. Он не опрокинулся вниз, как она надеялась. Ей только хватило времени выскочить из своей ниши, упасть на колени и ухватить его за щиколотки намертво сомкнувшимися руками и толкнуть.

Она заорала, поднимаясь, но не так громко, как падающий в пустоту человек. Она даже не потрудилась оценить масштаб катастрофы — парень свалился минимум с десяти метров, подняв густую тучу щелочной пыли. Перепрыгивая через три ступеньки, она скатилась с лестницы, цепляясь за перила как на ярмарочном аттракционе.

Не взглянула на тело. Не оглянулась. На набережной с эйфорическим наслаждением втянула в себя воздух, все-таки проверив, не бросились ли остальные за ней следом. Никого.

Она побежала куда глаза глядят, даже не думая, куда именно. Главным было отдалиться на максимальное расстояние от убийц. Несколько секунд она неслась, не разбирая дороги, как вдруг чья-то рука грубо схватила ее и втиснула в закуток какой-то металлической конструкции.

Это был не нацист, а первый убийца, с лицом, по-прежнему скрытым шляпой. Как ни глупо, Минна подумала: «Это не федора, а хомбург»[83]. Он поднял голову и поднес кинжал к горлу Минны. В некотором смысле эта секунда для психиатра была захватывающе интересна. О чем думают за мгновение до смерти? Никакие картины из жизни не пронеслись перед ее глазами, как не мелькнуло ни одной мысли о дорогих ей существах — о ком вы говорите? Только слепящая пустота ожидания, словно уже свершившаяся смерть, но зависшая в обратном отсчете.

И тут случилось нечто невероятное. Человек остановил замах, опустил нож, ослабил хватку. В следующую секунду он исчез. Минна сползла по металлической стене, осев на мокрые камни. Она рыдала. От радости, от облегчения, от унижения. Она ничего не понимала.

И однако, даже сквозь слезы всплывала одна деталь. Деталь настолько поразительная, что почти затмевала кошмар преследования.

Лицо человека.

Конечно, она плохо его рассмотрела, было темно, и все же сомнений не оставалось: это лицо было мраморным.

II. Мраморный человек

39

Его разбудил дождь. Ни малейшего представления о том, как он вернулся домой, но, по крайней мере, он лежал в своей кровати. Ни следа снов тоже — и это ему не понравилось. Он заснул, как погружаются головой в бочку с жидким цементом, который вскоре «схватится» на ваших висках…

«Нахтигаль», алкоголь, Бивен… Симон слишком много всего наслушался накануне, чтобы сейчас помнить хоть что-то. На данный момент все сливалось в бессвязную мешанину. Он сел в кровати, протянул руку и умудрился открыть окно.

Дождь над Берлином.

Летний дождь, легкий, воздушный, душистый, нежданный гость, притягивающий все взгляды, с неподражаемым шармом сгребающий выигрыш со стола. Он прислушался, различая отрывистый стук капель по мостовой, более долгий отзвук тех, что падали на крыши, или же более глухие и низкие удары тех, что отскакивали от капотов припаркованных на улице машин. А еще он купался в тонком, трепещущем шуме дождя в кронах: зеленый шелест, глянцевый, радостный, словно убегающий в небо.

Наконец память вернулась. Три убийства. Сюзанна Бонштенгель. Маргарет Поль. Лени Лоренц. Три его пациентки. Три его подруги. Три любовницы… Они приходили