Два романа о любви (сборник) - Борис Горзев

– Завтрак у нас традиционно легкий, а к тому же нам с маэстро Джузеппе скоро в путь. Вот через полчасика и поедем… Стефания (это уже служанке), вы приготовили нам в дорогу обещанные бутерброды? Именно с вареньем, да. Спасибо. И бутылочку минеральной для Джузеппе. А, да, и его леденцы. Отлично, снесите к машине, когда мы спустимся…

Через полчаса вышли из подъезда, чтобы разъехаться: одни в Леньяго, другие – на прогулку по городу. Стали прощаться. Джино так и повис на Джузеппе (судя по всему, он был влюблен в старшего мальчика), а Беатриче, обняв старика, ласково его укоряла:

– Дедушка, ну когда ты сменишь этот антиквариат на нормальную машину? Твой «фиат» скоро развалится! Давай купим что-то современное, я тебе помогу. Почувствуешь, насколько это другой класс – комфорт, скорость!

– Не надо мне ничего современного, мы с моим стариком еще вполне-вполне, мы соответствуем друг другу.

– Ясно, старая песня!.. Ладно, чао-чао, только езжай осторожно, не гони на трассе.

– И это ты говоришь мне, пилоту Формулы, мне, который…

– Всё, дед! Ты герой, конечно, но ты бывший пилот, а по трассе носятся неопытные недоумки, не Рубенсы Баррикеллы… Ну, всё, езжайте с Богом, а приедете домой, позвони мне… Джузеппе, пока, мальчик! Джино, отстань от него наконец!

Перед тем как сесть в машину, старик протянул руку Петру (крепкая у него рука, молодец старик) и заулыбался:

– Что ж, счастливо оставаться. Надеюсь вам тут, в Милане, понравится. Будет желание, заезжайте в Леньяго. Какие у вас планы на дальнейшее?

– Это совершенно непредсказуемо. Как и всегда в моих путешествиях.

– И это правильно! – всё еще улыбаясь, воскликнул синьор Антонио.

– А вам спасибо за всё. Было чудесно.

– Ладно, что там! Это мой эгоизм опять же: себе делаю подарки. Ну, всё. Увидимся – хорошо, а нет – значит… значит, так Богу угодно. Кстати, не записать ли вам номер моего мобильника на всякий случай? То есть записать его на своем? Ах да, у вас же его с собой нет!

Наконец он уселся за руль. Старый «фиат» сделал разворот и тронулся. В окошке мелькнули вскинутая рука старика и прилипшая к стеклу голова с темными кудряшками.

– Ну что, теперь мы, – перекрестив их вслед, вздохнула Беатриче. – Джино, в карету! Прошу, синьор Пьетро!

Пошли к стоявшей рядом, сверкающей под солнцем белой «ауди», и Петр напомнил:

– Мы же еще вчера договорились, что вы будете говорить мне просто Пьетро, а лучше Петр. Так?

– Scusi, забыла, Пьетро или просто Петр… (Она произнесла не «Пётр», а Петр, то есть не через «ё», а через «е».)

Уселись – Джино сзади, Петр рядом с Беатриче, – пристегнулись, поехали. Куда? Маршрут, сказали ему, будет такой: сначала к знаменитому Миланскому собору, потом куда-то еще неподалеку, потом в другой район, на какую-то улицу, в дом некой подруги, у которой двое детей, и чтобы им не было скучно, со смешком сообщила Беатриче, она сдаст им своего Джино на весь день и заберет его завтра, уже договорилась. Джино их обожает, так что всё хорошо, а сама она будет исполнять роль гида при Петре. После этого пообедаем где-то, ну а вечером – театр, Ла Скала…

Минут через десять, еще из окна машины, он увидел знаменитый собор. Да, впечатляет!.. Остановились у большой площади, выбрались наружу и пошли к нему. Беатриче начала исполнять свою роль, показывая и поясняя:

– Это Piazza del Duomo, главная площадь Милана, на которой наш главный собор, католический, разумеется, кафедральный – Duomo di Milano. Параметры точно не помню – кажется, высота центрального нефа почти пятьдесят метров, это даже повыше, чем у собора Святого Петра в Ватикане. А вот что точно, так то, что этот гигант готики – самое большое в мире сооружение из мрамора.

– Мама, – подал голос Джино, – я знаю, ты мне это говорила, но если так, если самый большой, то где же в нем Бог?

– Бог – везде, сын, – ласково и назидательно, как священник, заговорила Беатриче. – Бог везде, поэтому его не видно, но он всюду: и в храме, и здесь, на площади, и в тебе, и во мне. Я тебе это тоже говорила, забыл? Нельзя забывать такое, ты уже не маленький. – И затем Петру – Смотрите на статуи, ими увенчан весь собор. Вон сколько! Чудо, правда? А вот та, женская, вон та, на центральном балконе, она – прообраз Статуи Свободы в Нью-Йорке. Похожа, правда?.. А вон та, мужская, вот это просто удивительно, причем удивительно и для нас, и для вас: это скульптура великого князя Владимира. Русского Владимира, о! Он из вашего города Киева, так? Ну, видите!.. А теперь – внутрь, надо посмотреть на витражи, это тоже чудо. Джино, не забудь перекреститься и склонить голову при входе!

Да, строгая мамочка, эта красавица-мулатка Беатриче, усмехнулся про себя Петр. Но красивая, черт! И ее темнокожий сынок, хоть и шустрый не в меру, но, кажется, умненький, и вообще, глядя на него, невозможно не улыбнуться… Ладно, теперь витражи. Да, такого Петр не видел и даже представить себе не мог, хотя прежде бывал в пражском соборе Святого Вита, да и в других католических храмах. А тут какое-то мистическое впечатление. Полумрак и мистическое сияние. Особенно от множества витражей, выложенных в виде огромного креста, и на каждом – библейские сюжеты. Свет и цвет. Фантастика!..

Потом вышли на площадь. По глазам ударило солнце. Голуби под ногами, праздные толпы. Кивнув на людей, Петр проговорил:

– Ощущение полной беззаботности.

Беатриче тут же ответила:

– Это ощущение вполне естественное для всей Италии. Такой народ. Его Бог никогда не оставлял и не оставит.

«Хороший у вас Бог», – хотел сказать Петр, но смолчал, только кивнул. Беатриче будто поняла, о чем он подумал, и сообщила:

– Ну и в вас ведь, как мне рассказал дедушка, есть итальянские гены. Так?

– Так. Но не слишком много. Гены прабабки.

– И что? Вот у Джино тоже интересные гены. От моего папы, который негр, и гены от прадеда, моего Антонио, но это – о! – она вскинула обе руки и растопырила пальцы. – Классные гены! Рerfetto!

Петр рассмеялся: кажется, любимое восклицание синьора Антонио.

Рассмеялась (точнее, усмехнулась) и Беатриче, но, оказалось, по другому поводу.

– Довольно жарко, а вы в шляпе. Это почему? Насколько я вчера заметила дома, у вас хорошие волосы, без намека на лысину. Что ж скрывать?

– Нет, дело в другом. Привычка. С поздней юности. Однажды посмотрел какой-то старый итальянский фильм, и там все герои-мужчины ходили в шляпах. В костюмах, при галстуках, но обязательно в шляпах, даже в помещениях. Мне это так понравилось, и вот с тех пор… Ну да, эпоха неореализма… Но для лета, когда уж слишком печет, у меня легкая шляпа. Вот эта. Она хоть и темная, но из легкой материи, и я к ней привык, а она ко мне. В общем, началось с того самого фильма.

– Понятно, подражательство. А что это был за фильм?

– Не помню. Послевоенный, кажется.

– А Висконти?

– Что Висконти?

– Фильмы Висконти смотрели?

– Ну…

– Что ну? «Смерть в Венеции», например?

– Наверное, нет. Не помню.

– М-да! Так посмотрите. «Смерть в Венеции» – это прямо для вас.

– Почему для меня?

– А, ладно… Так мы о вашей шляпе. Что ж, это не вредная привычка, носите. Знаете, Барбара Стрейзанд однажды сказала: «Почему жена десять лет усердно старается изменить привычки мужа, а потом жалуется, что он не тот человек, за которого она выходила?» Неплохо, да? Если вам никто не старается изменить ваши привычки, то вы счастливый человек. – Петр не успел прореагировать на все эти ироничные умствования и странные обмолвки, как Беатриче продолжила, окинув взглядом площадь: – А теперь поглядите туда. Вон там – мозаичный пол галереи Виктора Эммануила Второго. А вон за тем памятником Леонардо да Винчи – там Ла Скала, но туда мы сейчас не пойдем, там мы будем вечером, а сейчас – в путь, забросим моего ненаглядного мавра к моей подруге и отправимся обедать в ресторан, а то служанку Стефанию я отпустила на сегодня, поэтому в доме у меня ни черта. Шучу, конечно, кое-чего найдется на ужин. Джино, в машину!

Обедали в ресторане «Sadler» на Via Ascanio Sforza. Как можно было догадаться, оглядевшись, престижное место и публика не простая. Беатриче выбрала именно такой ресторан. Что ж, дорого и со вкусом. Но убило меню: она заказала равиоли с крольчатиной и черным трюфелем, а еще рыбу дорадо, жаренную на гриле, с лимоном и веточками розмарина. Ну и вино, само собой, напоследок – кофе. Петр всё это съел с удовольствием, но еще изначально решил, что расплатится сам – за двоих, разумеется. Так в конце концов и сделал, несмотря на отчаянное сопротивление. Да, Беатриче умела красиво отступать, красиво сдаваться, без кокетства.

Но это в конце, а пока ели-пили, Петр поинтересовался:

– Ваше имя… В Вероне мне рассказали историю про Ла Скала. Почему и в честь кого так назвали театр. Беатриче делла Скала из рода Скалигеров. И потом я вспомнил еще одну Беатриче, Дантову, разумеется. И вот вы, ваше имя. Это как, Беатриче?

В ответ обворожительная улыбка (да, негроидные губы и зубки – это нечто особенное):