Два романа о любви (сборник) - Борис Горзев

Но это в конце, а пока ели-пили, Петр поинтересовался:

– Ваше имя… В Вероне мне рассказали историю про Ла Скала. Почему и в честь кого так назвали театр. Беатриче делла Скала из рода Скалигеров. И потом я вспомнил еще одну Беатриче, Дантову, разумеется. И вот вы, ваше имя. Это как, Беатриче?

В ответ обворожительная улыбка (да, негроидные губы и зубки – это нечто особенное):

– Называйте меня по-простому, уменьшительно – Биче… Так вот, откуда Беатриче, то есть я с таким именем? От дедушки, конечно! Это он настоял, хотя мама хотела назвать меня Франческой. Ну дед как вцепится, так выноси святых, это всегда. Молодец дед!.. А почему Беатриче? Конечно, от Данте. Историю знаете? Значит, так. Ее звали Беатриче Портинари, это тринадцатый век. Печально, но очень романтично. Девятилетний мальчик Данте залюбовался на майском празднике девочкой восьми лет, дочерью соседа. Конечно, он и прежде видел ее, но тут – будто ожог, на всю жизнь. Десять лет спустя он увидел ее снова, но уже замужней женщиной. Она поселилась в его душе навсегда и стала, как он писал, владычицей его помыслов. Да, платоническая любовь на всю жизнь. Даже когда она умерла, а сам Данте вступил в деловой брак по политическому расчету, что тогда было принято… Да, романтика, искусство, великая бессмертная любовь – Данте и Беатриче, Петрарка и Лаура, Боттичелли и Симонетта! Ах, моя Италия! Теперь это почти смешно… Только при дедушке этого нельзя говорить, – понизила она голос и усмехнулась.

– Не буду, – кивнул Петр, – тем более, в свои за сорок я, циник, иногда наивно верю во что-то такое… в то, что почти смешно, как вы справедливо заметили.

– Кажется, это типично для русских – верить в нереальное, но прекрасное, то есть жить сказками и надеяться на чудо, – теперь с сарказмом произнесла Биче-Беатриче. Он хотел было оскорбиться за соотечественников, но, во-первых, эта мулатка была права, а во-вторых, она и не думала заканчивать свою лекцию: – А если об имени, то Беатриче значит «блаженная». А если опять из истории, то когда-то в Провансе жил трубадур по имени де Вакейрас, и он тоже воспевал даму по имени Беатриче. Еще была несчастная Беатриче Ченчи, это уже в эпоху позднего Возрождения, она убила собственного отца, аристократа-развратника, ее осудили и казнили, зато она вошла в историю за красоту, мужество и непорочность. То есть опять романтика. А вы как считаете, Пьетро… э, Петр? Вы же циник, если не соврали.

– Я? Как?.. А странно, не правда ли? Странно вот что: теперь, в наше время, мы называем романтикой то, что на самом деле есть истина, если по сути и по-христиански.

– Не истина, а вера, путь, идеал. А истина – она в Боге, в Библии. А то, как есть в наше время, как сегодня, – это реализм, прагматика. – Сказанное прозвучало без тени сомнения, даже назидательно. – Не так ли?

– Похоже, так. Истины нет, а есть прагматика. Вы правы, конечно.

– Конечно, я права… Э, а вы хитрец, я так не говорила! Иронизируете? Истина есть, но она свыше.

– Ладно, будем считать, что у нас философская ничья за поеданием рыбы дорадо под белое вино…

А вот потом начались бурные дебаты, кто будет расплачиваться. Тут уже ничьей не было.

Машину оставили на платной парковке невдалеке от Рiazza della Scala и теперь шли к театру в вечерних сумерках, хотя площадь перед фасадом Ла Скала была ярко освещена.

Петр нарочито приотстал на пару шагов и теперь глядел на фигуру Беатриче со спины. Довольно высокая (хотя и пониже его почти ста девяноста), с гордо вскинутой темной головкой, в длинном, несколько зауженном вечернем платье с глубоким вырезом, эта молодая женщина смотрелась шикарно. Темная кожа ниже шапочки волос на шее и открытой части спины почти светилась под фонарями, как фольга на шоколадке. Идти рядом с такой дамой – несомненно, честь для любого мужчины. Но – что делать! – она, Беатриче, проще Биче, все-таки несколько раздражала. Не внешностью – характером. Да и внешностью тоже. Не тем, что темнокожая, что мулатка, а тем, что красива как-то вызывающе, неприлично красива, вот такой парадокс.

Но главный раздражавший фактор – характер, манера себя вести. Независимая, гордая, категоричная, уверенная в себе, в безусловной правоте своих мыслей и мнений. Ироничная, дидактичная. Так Петру показалось еще при первой встрече, вчерашней, а дальнейшее только подтвердило это. Что еще? Материально обеспечена (папочка-негр регулярно переводит деньги из Штатов, помог выкупить шикарную квартиру почти в центре Милана, а этот город – очень дорогой!): наняла преподавателя из консерватории, который приходит на дом к сыну: в прекрасно обставленной шестикомнатной квартире – служанка, которая убирает, готовит, подает гостям. Еще дорогая машина, и деду желает купить такую же. Отсюда (что материально обеспечена и всё у нее есть) независима и уверена в себе. Строга с сыном, хотя видно, что очень любит его. При всем при этом хорошо воспитана, с хорошими манерами, довольно образована, духовно тонка (оркестрантка, флейтистка, сотрудник консерватории, кажется). Однако последнее – профессионализм, а вот характер! Может, именно из-за характера она, молодая красавица, в дальнейшем, родив ребенка (кто был отцом Джино, даже синьор Антонио не знает), так и не вышла замуж? Либо потому, что слишком разборчива и с претензиями, либо мужчины сами не слишком желают вступать с ней в брак, хотя ее близости, конечно, желают – кто ж откажется от такой дивы! Так или не так? Черт знает!

Когда Петр нагнал ее, она, даже не повернув головы, попросила, а точней, утвердила:

– Я вас возьму под руку, если не возражаете. – И тут же, не дожидаясь ответа, так и сделала. Потом кивнула на здание театра: – Ну теперь о нем. Ла Скала возведен по проекту архитектора Пьемарини в 1778 году на месте церкви…

Далее шел уже известный Петру рассказ. Известный от синьора Антонио. Про то, как строили, про церковь Санта-Мария делла Скала, про многочисленные реконструкции, про разрушение театра во время войны и его возрождение, про повторное открытие опять же оперой Сальери «Признанная Европа». А еще о том, что 11 мая 1946 года, в день торжественного открытия театра, за дирижерским пультом стоял сам Артуро Тосканини. Был концерт из произведений Россини, Пуччини, Верди.

– И вот тут-то, – продолжила Биче, сменив обычную тональность на возвышенную, – мы переходим к «Набукко», потому что на том же концерте звучало знаменитое для всей Италии «Va', pensiero» в исполнении хора из этой оперы Верди… Но сейчас о самой опере, которую мы сегодня будем слушать. Чтобы вы знали, о чем там речь. Набукко – это царь вавилонский, правильнее – Навуходоносор. Слышали о таком?

– Слушал, по истории проходили, – попытался съязвить Петр.

– Прекрасно, тогда дальше про оперу. Вавилон нападает на Иудею, разрушает Храм в Иерусалиме, берет в плен евреев, пригоняет к себе в Вавилон. Потом всякие события, пленных иудеев должны казнить, в ожидании казни они оплакивают свою участь, но первосвященник Захария поддерживает их дух и пророчествует о неизбежном падении Вавилона. В общем, в последний момент, как положено, после всяких страстей, царь Набукко останавливает казнь и дарует свободу всем иудеям. Детали и любовную интригу прочтете в программке. Еще должна сказать, эта опера Верди была впервые поставлена здесь в 1842-м году. Это знаменательно. Милан тогда входил в союз Венецианской области и Ломбардии, и всё это принадлежало Австрии. Поэтому шли революционные войны за освобождение и объединение Италии. Национальная идея! Она привела к революции 1848 года и наконец к объединению Италии в 1861 году. И Верди с этой оперой сделал свое великое дело. Поэтому хор, исполняющий «Va', pensiero», эта музыка стала фактически национальным гимном новой Италии. Так было и после Второй мировой, до конца сороковых годов, когда написали новый гимн, который и стал официальным государственным гимном Италии, он называется Fratelli d’Italia – «Братья Италии». Но «Va', pensiero» Верди для многих до сих пор гимн страны.

– А почему такие слова? – не понял Петр.

– Почему «Лети, мысль»? Так тоскуют по родине пленные изгнанники. А вообще-то это парафраз библейского псалма «На реках вавилонских». Вот послушайте начало стиха:

Лети, мысль, на золотистых крыльях,Через горы, лети над океанами,Достигни земли, найди место,Куда отправляются все дети,Каждую ночь после того,Как услышат эту колыбельную.

– Да, печально и красиво, – согласился Петр.

– Красиво будет, когда услышите. И это вас впечатлит. Ведь у вас есть сердце? – не преминула добавить Беатриче, когда они уже подошли к весьма скромному фасаду театра…

Да, если фасад не произвел особого впечатления, то внутри, сам зал!.. Ну, пожалуй, так: храм, но не возвышенно-благоговейный, как Миланский собор, а возвышенно-торжественный. Московский Большой театр тут явно проигрывает. Ярусы, ярусы, числом шесть. Кроме главной люстры, ни одного плафона: освещение за счет света со сцены, от ярких декораций. Золото, бархат. Всё роскошно и величественно.