Два романа о любви (сборник) - Борис Горзев

Теперь фотографии. Одна из них почти потрясла. Не в том дело, что красавица, – потряс взгляд. Взгдяд – как выстрел. Из-за плеча. Будто ее окликнули и она полуобернулась – окликнули, отвлекли от чего-то, а может быть, просто от собственных мыслей. «Что такое? Ну?» Черные глаза (на фото именно такие), черные волосы, фарфоровый лоб, яркие пухлые губы. Взгляд-выстрел: что такое, в чем дело? Я сама по себе, мне не до вас!.. И – да, удивительно похожа на Биче. Причем на этом фото – похожа всем: и внешностью, и угадываемым характером. Одного не хватает: темного цвета кожи. Если бы не это, то почти один к одному, даже пухлые губы (почти негроидные). Вот это да! Выходит, старик Антонио был прав, говоря о том, что сходство внучки с Моникой Беллуччи отмечают многие.

Петр сбросил на флэшку эту фотографию, чтобы завтра в офисе на цветном принтере, подсоединенном к большому компьютеру, распечатать ее, распечатать лик этой женщины. А какой женщины – знаменитой киноактрисы Моники Беллуччи или Биче-Беатриче по фамилии, кажется, Робинсон (так в ее визитке?) – сие не столь важно, ибо для него это его Биче. О господи, он подумал «его Биче» – какой бред! Что с ним произошло? Да и Биче, если б она узнала, как он сейчас подумал о ней, вот уж преисполнилась бы сарказмом! Понятно – кто он ей? Едва знакомый, к тому же духовно чужой, к тому же иностранец, к тому же на шестнадцать лет старше. Да и в противоположном варианте (кто она ему) – то же: едва знакомая, духовно чужая, иностранка, на шестнадцать лет младше.

Дела, дела… Петр не любил, когда одно наслаивается на другое. То есть предпочитал последовательный режим событий и действий, а не параллельный. В последнем случае начиналась суета, а вот именно этого он не любил, хотя справлялся, конечно. Любил, чтобы шаг за шагом, плавно, спокойно, одно за другим, без суеты.

И вот сейчас – именно суета. Во-первых, на службе вдруг потребовалось вносить изменения в договор с компанией «Sembcorp Marine, Ltd». Для этого Петру как переводчику в течение нескольких дней пришлось по телефону и факсу общаться с Сингапуром, а тамошние мужики оказались упрямыми и заявили, что поправки, почему-то вдруг возникшие у российской стороны, их не устраивают. Пытались отыскать взаимоприемлемый компромисс, но и с этим выходило как-то не очень.

Петр догадывался, в чем тут дело. Его фирма вдруг захотела минимизировать объем заключаемой сделки с этой сингапурской судостроительной компаний, потому что внезапно (как снег на голову) итальянцы в лице старого, надежного партнера – компании «Пантиери» – вышли с более выгодным предложением. А ведь о переговорах с «Sembcorp Marine, Ltd» они ничего не знали (да?). Вот такая случайность, а вообще-то везение (для нас, понятно). Бизнес – это еще и везение. А плюс к тому и в аппарате зампремьера одобрили намечающуюся в таком случае переориентацию заказа в сторону итальянского Триеста, где все тамошние судопредприятия и вышестоящий холдинг давно уже преобразованы в нечто целое, единое, имеющее семь верфей. В общем, и постройка судов, и их ремонт, и разработка новых судовых двигателей.

Очень выгодно, должно быть. Если люди в правительстве заинтересованы, то… то ясно, что за этот новый договор, если сейчас разыграть партию именно с итальянцами, мы, то есть люди в правительстве и руководстве фирмы Петра, получат кое-что, никак не облагаемое налогом. А что получит лично Петр, он же мелкая сошка, всего лишь переводчик? Ну, может быть, премию, а может, и ничего, ибо он вообще-то мало что знает. Но в любом случае его отблагодарит судостроительная компания «Пантиери», и вот об этом уже ничего не узнают в Москве. Ну если всё благополучно сложится и завершится.

Значит, это дела номер раз. Дела номер два (параллельно с вышеозначенными) – это покупка новой машины. «Опель» Петра уже отслужил пятилетний срок, и, пока он еще заметно не подешевел на рынке, пора его продать и сразу же покупать новый автомобиль. А какой? Петр хотел приобрести «лендровер». Например, «Discovery». Да, именно его, чтобы чувствовать себя в маленьком танке со всем положенным сервисом. И чтобы, если вдруг захочется, попутешествовать уже по родной стране, скажем, из Москвы в Питер и обратно или на родину мамы в Нижний Новгород, где живет бабушка. В общем, «лендровер». И со стоянкой нет проблем, поскольку куплено место (по блату, конечно) в подземном гараже недавно отстроенного по соседству 17-этажного дома администрации президента. Какая там живет администрация (или обслуга администрации, или вообще какие-то другие люди?), было неизвестно, но место в подземном гараже совсем рядом с домом очень устраивало, пусть оно и платное.

Наконец, еще одно дело – дача родителей. В период безумной летней жары там сгорел сарай на участке (курильщик-отец – небось его вина, и еще спасибо, что этим ограничилось), и теперь вернувшегося после отпуска Петра родители попросили приехать на несколько дней, пожить там и помочь в возведении новой подсобки. Конечно, а как иначе!

Ну а если не о делах, а о чем-то приятном, то перед поездкой к родителям Петр у себя в офисе распечатал цветное фото Моники Беллуччи (нет, это Беатриче Робинсон, уговорил себя) и теперь, вернувшись с дачи домой, вечерами поглядывал на лик Биче со взглядом-выстрелом из-за плеча. Выстрел производился с письменного стола, левее раскрытого там ноутбука, с распечатки фотографии, прислоненной к подсвечнику. Удивительно: в прежней жизни такого не было – чтобы перед глазами маячила фотография женщины. А зачем Петр так сделал, зачем и почему – не брал в голову, не хотел думать об этом, анализировать, копаться в чувствах. Вот так, и всё, баста!

И еще. Сидя перед ноутбуком, Петр вышел в Сети на сайты с творчеством Верди и, конечно, обнаружил там оперу «Набукко» и конкретно «Va’, pensiero» – хор, исполняющий этот гимн (в переводе «Лети, мысль»). Пожалуйста, можете посмотреть и послушать. Что он и сделал тут же. Звучание, конечно, не то, что в Ла Скала, но опять впечатлило – и само видео, и исполнение, а главное, музыка. Что ж, Биче была права, когда говорила о силе этого гимна, о его воздействии на итальянцев. Да Петр и сам в этом недавно убедился, видя в театре, как весь зал встал и пел вместе с хором на сцене.

Вот так и выходило теперь у Петра вечерами: он слушал «Va’, pensiero» и поглядывал на Биче, на ее фотолик, взгляд-выстрел. А о чем думал? Да ни о чем, в общем-то. Просто приятно, хорошо, спокойно, красиво.

И всё было бы так, если бы не мысли о старике Антонио и о том, что сейчас происходит в Милане. Прошло несколько дней с момента звонка Биче, и Петр помнил, что к ней должна прилететь из Чикаго ее мать, которую надо встретить. Потом, конечно, они отправятся в онкоклинику, где лежит старик Антонио, пообщаться с ним, переговорить с докторами насчет окончательного диагноза и того, что впереди: какое лечение, будет ли повторная операция или только химиотерапия, ну и, конечно, какой прогноз. Да, веселые дела! Но надо позвонить Биче, он обещал. Хотя дело не в обещании, а самому хочется, просто какая-то потребность.

И позвонил, поздно вечером, в полночь. В Милане на два часа меньше – значит, еще не легли. Может быть, ужинают или просто беседуют, а вот мальчишку Джино, наверно, уже уложили.

Вышло почти так. Когда Биче откликнулась, Петр, поздоровавшись, спросил:

– Я вовремя, вы еще не ложились?

– Я – нет, а мама в комнате Джино, читает ему перед сном.

Петр помялся:

– Это ничего, что я звоню? Это для вас не лишнее? Устали, наверное, а тут – я.

Она ответила сухо, но, как показалось, прямо:

– Нет, не лишнее, я устала, но говорить могу.

Он приободрился:

– Тогда расскажите, что синьор Антонио?

– Что? – И пауза. – Сам он неплохо, но… Ему сказали, что у него опухоль. Там такое правило, в нашем Онкоинституте. Он это спокойно перенес. Ну внешне. Усмехнулся, произнес свое любимое «трижды ха-ха». И будто бы ничего не случилось: стал говорить с нами о другом, спрашивать о моих делах, о Джино, о маминых делах, смеялся: теперь, сказал маме, когда в ваших Штатах президент-негр, теперь твой муж, Рафаэлла, твой Даниэл, теперь он из вице-президентов прыгнет в президенты, правда, не Америки, а своей компании «United Airlines». Негритянский протекционизм в действии!.. И мне: представляешь, внучка, твой отец станет президентом в авиабизнесе!.. Потом заговорил о прошедших гонках в Монце, потом вдруг сказал, что устал и хочет подремать и чтобы мы шли домой… А сегодня днем вдруг опять спросил о вас – звонил ли Пьетро? Я всё рассказала: что звонил, и даже приврала, что вы передавали ему привет. Извините, но так надо было, потому что мне уже не в первый раз показалось, что вы ему чем-то понравились и ему приятно ваше внимание.

– Спасибо, тронут, он мне тоже понравился, даже очень, – признался Петр. – А врачи, что говорят врачи? Что дальше?

– А вот дальше – плохо. Новой операции не будет, уже полно метастазов – в печень, желудок и даже в легкие, как показал какой-то хитрый рентген. Я предложила: давайте мы заберем его к себе домой, а они: нет, надо провести курс химиотерапии и облучения. Уже начали… Это еще месяц или больше… Что он делает? Ничего, только слушает музыку, я принесла ему проигрыватель, полно дисков с классикой. Телевизор не смотрит, хотя в палате он есть. Ходит по коридору, иногда выбирается в больничный парк, сидит на лавочке, если нет дождя и не прохладно. Ослабел здорово, похудел. И так-то был худоватым, а теперь… Да, держится молодцом, но это при нас, а когда мы уходим, не знаю. Говорит, что спит хорошо. Если не обманывает, конечно… Вдруг попросил меня, когда мама вышла к докторам, вернее, просто сказал, что хочет, чтобы его похоронили в Леньяго, рядом с бабушкой, его женой. И так он это сказал – ну будто между делом, и опять про что-то другое… Вот о чем он думает – о смерти.