Два романа о любви (сборник) - Борис Горзев

– Вы имеете в виду, откуда он взялся? От любви, откуда же еще! У какой-то другой девушки бывает и случайно, по глупости, а у меня – только от любви. Я вас удовлетворила?

– Вполне. И извините за бестактность.

– Нормально, не смущайтесь. Дедушка тоже меня спрашивал, когда я сообщила ему, что жду ребенка, и я ему тогда так и ответила: от любви, а от кого – не имеет значения.

– Да, он мне рассказывал, – кивнул Петр. – И еще, я знаю, он сказал вам, что если у ребенка нет отца, то ему нужен дед, и добавил: «Это я».

– Именно, именно! – улыбнулась Биче. – Так у родившегося Джино появился дедушка Антонио, хотя он не дед, а прадед. Всё у нас странно: дед мне отец, а для Джино – дед, а не прадед.

– Ну, странно или нет, но прекрасно…

Петр был рад, что она Биче не обиделась, не нашла его вопрос бестактным. И вообще стало казаться, что ее отношение к нему как-то изменилось. Вот он приехал – и несколько другая Биче, не та, что в прошлый раз, когда старик Антонио привез его с собой в Милан, познакомил с внучкой-мулаткой, они были рядом два дня, ходили в собор, в Ла Скала. Та Биче была высокомерной, иронично-заносчивой, иногда просто вредной, а вот теперь… теперь какая-то другая. Почему? Между его первым визитом в Милан и вторым – что? Болезнь и смерть старика Антонио, вот что! Их переговоры по мобильнику, вот что. А о чем? Только о нем, о старике. О дедушке Антонио то есть.

– Можно мне еще кофе? Этот… как его?.. Манки, да.

– А вы уснете?

– Запросто.

– Тогда принесу, а то Стефания уже у себя, спать ложится, наверное…

Теперь ему подавала Биче. Это приятно… Мелкими глоточками он попивал свой кофе, когда она спросила:

– Какие у вас планы, Петя?

– Планы? Да самые неопределенные. Но через пять дней я должен быть в Москве. И у меня нет обратного билета, потому что в путешествиях я никогда не знаю, откуда меня вынесет, из какого города. – И вдруг добавил: – Но я весь в вашей власти.

Биче заговорила по-деловому:

– Если вы в моей власти, то тогда так. Завтра с утра позвоню на службу в консерваторию, и, если удачно сложится, то поедем в Варезе. Это около шестидесяти километров, насколько я помню. Ерунда, не проблема. Там чудесно. Правда, погода… Но все-таки это Варезе! Поедем на пару дней. Стефания присмотрит за мальчишками, я договорюсь, тем более они теперь вдвоем, скучать не будут. Значит, решено, едем.

Машину в Варезе вел Петр. Это ему нравилось: скоростной автобан с разделительным барьером, по несколько полос туда-обратно, прекрасный обзор в обе стороны, движение никак не интенсивное, нормальное, и никакого тумана, ясно, хотя и пасмурно. Биче сидела рядом, причем какая-то удовлетворенная. Может быть, ей нравилось, что она не правит, а ее везут? Впрочем, всё это вышло коротко, всего сорок пять минут. О чем говорили? Вот об этом:

– Вы вчера упомянули о проблеме с музеем, музеем Сальери, – напомнил Петр. – И что за проблема?

– Да не то что проблема, а я еще не определилась. Так что если есть проблема, то во мне, – Биче приподняла голову, прежде откинутую на высокую спинку сиденья. – Понимаете, в принципе есть два типа музеев – частные и государственные, то есть общенациональные, городские или муниципальные. Дедушкин музей Сальери – какой? Конечно, частный. А вот с таким сложнее… Мы с ним не раз обсуждали это, пока он болел, лежал в онкологии. Он беспокоился – что дальше, после его смерти? Варианты такие. Скажем, кто-то в Леньяго занимается тем же, что и он: то есть при музее, проводит экскурсии, собирает новые экспонаты и так далее. Но таких людей там нет: его друзья, которых вы видели, они уже пожилые, у них свои дела и семьи, они не подвижники, каким был дедушка, – короче, они не возьмутся, да и не надо. Еще есть Паола, мать Джузеппе. Тоже нет: она больна, а к тому же она… ну, далека от музыки и искусства, это мягко говоря. Вот и получается, что там, в Леньяго, отдать музей некому… Петя, у вас есть сигареты? А, стоп, кажется, у меня в каком-то кармане плаща, кажется, туда засунула.

– Вы курите?

– Балуюсь иногда. Хотя вообще-то мне нельзя: игра на флейте, как и на всяком духовом, требует совершенного дыханья, а я играю на флейте-пикколо, а это самый высокий инструмент среди духовых, на октаву выше, чем обычная флейта, большая… О, меня унесло в сторону, извините, мы о дедушкином музее… А, вот и сигареты нашлись!.. Значит, так, другие варианты. Можно передать музей городу Вероне, она рядом, вы знаете. То есть передать в дар одному из веронских музеев: Музею искусств или Музею Лапидарио, есть там такой. А вот заберут ли они к себе всё, что собрал дедушка, или оставят музей на месте в Леньяго и будут возить туда экскурсантов – это вопрос. Еще вариант: в миланском Ла Скала есть собственный музей – Музей Ла Скала, и вот надо мне узнать в дирекции, заинтересуют ли их музейные комнаты того композитора, оперой которого в 1778 году открылся наш всемирно знаменитый театр. То есть композитора Сальери. Может быть, и заинтересуются. Хотя, если честно, мне хочется, чтобы дедушкин музей оставался на месте, в его доме. То есть и дом, и музей. Но как это сделать? Ладно, посмотрим.

– А сегодня? Кому это принадлежит сейчас?

– Как это кому? – Биче даже расширила глаза. – Мне, естественно! Все пол-этажа, все комнаты, которые занимал дедушка, в том числе музейные, всё это по завещанию – моё. Не мамы как прямой наследницы, а моё – так завещал дедушка. Почему так? Мама далеко, в Америке, а я рядом, у меня Джино, да и вообще я была ему самым близким человеком, была как дочь. Так что его дом и музей – мои, при мне. И это хорошо, правильно. Ну, память о дедушке, это само собой. Дом моего детства, это понятно тоже. Но главное – жизнь-то длинная, надеюсь. Вот вырастет Джино, да и что будет со мной? Мало ли что… Короче говоря, еще один дом, помимо того, что у меня в Милане. Вот такие реалии. Жизнь – это реалии. И прагматика, да. Надо предвидеть, быть умной.

– Прагматика, да, – продублировал Петр ее последние слова. – Прагматика и чудеса.

Биче повернула к нему голову:

– Порой – да… – И, помолчав, всё еще неотрывно глядя на него, вдруг задала неожиданный вопрос:

– Сколько вам лет, Петя?

– Сорок два, – произнес он с ходу и лишь потом удивился: – А что это вы вдруг?

Она уставилась в ветровое стекло. Через полминуты, верно, проговорила:

– Отцу Джино… мужчине, который отец Джино, когда мы познакомились, было столько же. Или чуть меньше, сорок. Вот так.

Что означает это «вот так», Петр не понял и решил не вдаваться в подробности, тем более что Биче замолчала, но по напряженному выражению ее лица было заметно, что она что-то серьезно обдумывает.

Так и приблизились к Варезе – молча. Петр стал вглядываться в надписи на указателях, и тут Биче подняла руку:

– Нет-нет, нам еще прямо, прямо, там будет отдельный выезд с магистрали, прямо к нашему отелю на берегу озера.

– К нашему? – удивился он.

– Да, я еще утром позвонила, забронировала нам номера. Сейчас это без проблем – межсезонье, светлый промежуток между сумасшедшими любителями горнолыжных склонов и обычными летними туристами. Отель «Каполаго», очень стильный, я там была когда-то, увидите. К тому же прямо возле отеля бесплатная стоянка… Э, Петя, шляпу свою любимую не забудьте, когда припаркуемся!

Действительно, отель понравился, и было отчего. Всего в два этажа, широко застекленный, с покатыми скатами крыши. Это напоминало дачный дом или виллу. Никакой помпезности, уютно, даже скромно. Кругом парк, а буквально рядом берег огромного альпийского озера Варезе, за ним горы, горы в снегу – там уже Швейцария, что ли? Тишина, хрустальный воздух.

Разместились в номерах, одноместных, один напротив другого. В номере Петра – плазменный телевизор на стене, компьютер на отдельном столике (пользование бесплатное, объяснила горничная), небольшой бар (наполненный), ну и прочие удобства, уже привычные для европейца. Еще вазы с крупными белыми цветами – не иначе, сегодня сорванными (это наши альпийские рододендроны, опять же пояснила горничная, уже зацвели, по ночам они светятся, клянусь Богом, синьор!).

Спустились на первый этаж в ресторан, пообедали. Петру хотелось гулять, пройтись по ближайшей округе, осмотреться: такой альпийской Италии он еще не видел. «Только надо одеться, скоро прохладно будет, я знаю, вы под плащ и пиджак свитер наденьте. Захватили? А, ну и шляпу, конечно!» – не забыла подначить Биче. Вообще она ему нравилась сейчас: какая-то улыбчивая, открытая, даже, смотри-ка, заботливая. Да нет, она ему нравится с самого начала этого его второго визита в Милан – будто не было прежней, «первой» Биче, будто они давнишние друзья, а не едва знакомые иностранцы. Он опять подумал: это их связал синьор Антонио, старик, дед – он и его смерть. Разве смерть может связать? Выходит, может.

Биче оказалась предусмотрительной: из Милана она ехала в легком пальто, а теперь надела под него белый (понятно, белый!) свитер крупной вязки с высоким воротом. Шикарно. И белые сапожки, конечно. А если такая дама еще и высоковатая, то с ума сойти.