Два романа о любви (сборник) - Борис Горзев

И, кажется, понял: да-да, тот ее рассказ – о встрече на озере Гарда с тем самым политиком, который христианский демократ (из ОХД, так?), с будущим отцом Джино. Вот в чем дело – тот рассказ Биче! Ревную, что ли, подумал? И вскоре понял: дело отнюдь не в ревности к ее прошлому, а в самой Биче, в ее отношении к происшедшему, к ее внезапной связи, к этому сорокалетнему мужчине из ОХД, затем члену парламента Италии.

Какой рационализм, какая прагматика! Да, будучи двадцатилетней девицей, безумно влюбилась с первого взгляда, отдалась, а затем… затем обуяла гордость: ах, для тебя, женатого, идущего во власть политика, самое главное – это репутация, кристальная биография? Тогда я сама, сама! И даже не сообщила, что беременна. Да, сама, пошел к черту, любимый, оставайся при своей семье и политике, я сама, всё, забудь! И так и сделала: перестала ему звонить, сохранила беременность, родила, воспитывала Джино, всё сама, только старик Антонио помогал ей.

Да, так, однако же не забывала о папаше мальчика. Но в каком смысле не забывала? Шли годы, а помнила его фразу: «Если тебе что-то надо…» И вот – понадобилось: возникли критические моменты, два раза так было. Звонила, обращалась с просьбами. Два раза: чтобы помог устроиться в Миланскую консерваторию и когда заболел дед Антонио. И тот мужчина-парламентарий помогал. Дело не в нем (может быть, помогал из трусости – боялся, что откроется давняя история с любовницей, если она начнет его шантажировать? Хотя хочется верить в светлое – в то, что делал он так чистосердечно), дело не в нем, а в Биче. Она не забывала: в критические моменты использовала старую связь, высокое положение бывшего любовника. Как это она сказала тогда Петру? Что за любовь надо платить? Кажется, так: «Пусть платит! Берегущий свою репутация женатый мужчина, пусть платит за ночи с красавицей-мутаткой, которая до него была девственницей, за ребенка, которого он заделал и о котором не знает, за вранье про любовь… Мамма миа, любовь! Да если б любил, как-то объявился бы!»

И между прочим, тот мужчина, даже не зная о существовании Джино, поспособствовал переводу его смертельно заболевшего деда в миланскую евроонкологию и затем самолично оплатил все счета за обследование и лечение. Странно или нет, но теперь Петр даже зауважал незнаемого им христианского демократа, члена Палаты депутатов парламента Италии. Что ни говори, достойное поведение мужчины по отношению к бывшей любовнице.

А вот она сама? Она, да, как и показалось Петру с самого начала их знакомства, она слишком рациональна, прагматична. Правда, признавая это, Биче сказала, что такая она лишь в делах, а вот в любви, в душе – тут, дескать, она не cagna (стерва), как Петр вполушутку назвал ее. И добавила, помнится: «Впрочем, не буду делать себе рекламу, сам увидишь, если мы будем любить друг друга».

Ладно, поживем – увидим. Ведь ясно, что это – женщина, у которой, как и у всякой, есть недостатки. Ну с точки зрения Петра. Он понимал, что в силу ее характера (сильная, категоричная, довольно властная, предельно деловая, прагматичная, быстро, не комплексуя, решающая все возникающие проблемы), она невольно (подсознательно) будет поддавливать его в их совместной жизни, если таковая, совместная, им предстоит. Да, это он смутно понимал, предчувствовал. Предчувствовал, что их жизнь будет, возможно, не безоблачной, поскольку он, более мягкий по складу психики, но упрямый, не склонен быть под чьим-либо сапогом. Он личность свободная, независимая – таков его характер. И тем не менее, он желал ее любви и хотел быть с нею. Всегда.

Что ж, а пока остается повторить банальное: поживем – увидим.

Так, в раздумьях и довольно регулярной переписке прошло некоторое время. Биче сообщала, что очень хочет увидеться, думает о приезде, однако дела, дела – и в консерватории большая занятость, и по дому. Но вот в середине мая Петр получил неожиданное послание:

«Дорогой мой, я готова прилететь прямо на днях. Если у тебя не пропало желание и ты готов принять меня, сообщи об этом, и я заказываю билет и получаю визу».

Он сообщил. Прекрасно. Но странно, что так вдруг, неожиданно, будто не было предыдущей неопределенности из-за насущных дел и занятости. Но прекрасно.

Петр привел в должный порядок свою однокомнатную квартиру, накупил продуктов и даже приобрел две бутылки любимого Биче вина «Виньето Лорето», которое – вот счастье! – оказалось в элитном магазине «Ароматный мир», что около метро «Белорусская». Еще позвонил родителям, уже переехавшим на дачу в Нахабино, сообщил, что из Италии прилетает его любимая женщина и они непременно нагрянут к ним в один из ближайших дней, а когда точно, Петр даст знать накануне, только не надо готовиться, они всё привезут с собой, и вообще никакой суеты, пообщаемся, посидим и к вечеру уедем обратно в Москву.

То, что в Италии он познакомился с женщиной, молодой и красивой, родители уже знали, а вот то, что она мулатка, – нет, и теперь было даже интересно, как они прореагируют. Впрочем, нет сомнений, Биче их покорит – и внешностью, и умением вести себя, а точнее, умением подать себя, если захочет.

Но вот как она будет общаться с ними? С отцом, не знающим итальянского, либо на английском (кажется, Биче кое-как владела им), либо на испанском (если она говорит на нем), а вот с мамой – почти никак, ибо мама, после того как когда-то с трудом сдала английский на кандидатский минимум, знанием чужой речи не отличалась. Мне хватает того, что у меня в семье два профессиональных переводчика, говорила она.

Через три дня, вечером, он встретил Биче в Шереметьеве. Увидел ее – высокую, стройную, как-то хитро подмигивающую ему, с вскинутой в приветствии рукой, в распахнутом плаще, – и сердце забилось. Да, вот тебе и история – как полюбил!..

– Ну, у тебя и танк! – усмехнулась Биче, усаживаясь в его новенький «лендровер».

– Верно, именно танк, с месяц назад приобрел вместо прежней машины. Люблю машины для путешественников… А как тебе удалось вдруг вырваться ко мне? И надолго ли?

– Не надолго, на три-четыре дня, надоесть не успею, а ты привыкнуть не успеешь, поэтому не беспокойся. А вот как мне удалось? Есть причина, но есть и повод, как известно. Причина понятна: соскучилась, остро соскучилась, вот diablo! Ты меня понял?

– Понял, понял. По-русски это звучит так: чертовщина. Ну а повод?

– Повод – это отдельно, это когда приедем, не по дороге.

– Хорошо. А как с работой и детьми?

– Вот и выясняется: когда возникает повод и очень надо, то всё можно утрясти. Утрясла. В консерватории меня подменит второй концертмейстер, а с детьми так: позвонила в Леньяго матери Джузеппе Паоле, и она вместе с младшим сынишкой уже приехала на эти дни ко мне в Милан. Так что вместе со Стефанией они справятся с бандой в три мальчишки. Да и сам Джузеппе почти взрослый – тринадцать лет, у него уже голос ломается, серьезный мальчик, не шумный, в отличие от моего Джино… Нам долго ехать?

– Почти час. Вечер, пробки. И город толком не увидишь из-за темноты. Хотя нет – теперь полно реклам и прочих наворотов. Ничего, завтра увидишь, я тебе хорошую Москву покажу, я знаю еще хорошую Москву.

– Не поняла!

– Лет десять назад тут началась архитектурная революция. Или анархия. Или шабаш. От прежней Москвы, времен моего детства, не так много осталось. Теперь главное показать себя, а не сохранить нас. Поняла?

– Но должен быть паритет!

– Паритет – это не про Россию. Тут культ того, кто сегодня царь горы.

– Опять не поняла!

– Это такое выражение. Из детской игры, зимней. Огромная снежная куча, сугроб или горка, на нее по команде взбираются мальчишки, и побеждает тот, кто сильнее и ловчее всех, он и есть царь горы. Но надо не только забраться выше всех, но и там, наверху, отбивать атаки остальных. Тогда это действительно царь горы, и надолго.

– Вот теперь поняла. Детские забавы.

– Да, у нас сплошные детские забавы. Разгул непроходящего инфантилизма, архаики…

Войдя в квартиру, Биче с интересом разглядывала ее, прошлась туда-сюда. И констатировала:

– Главное на месте – моя фотография. А вообще – аскетично, но уютно.

– Да, это не твои миланские mansion, а если по-нашему, хоромы. Но я один, мне большего не надо. А еще хорошо – дом почти в центре и в относительно тихом районе. Это, кстати, немало стоило – купить тут квартиру. В общем, я удовлетворен… Ну что иди в ванную, принимай домашний вид, а я пока стол приготовлю с твоим любимым вином.

– О, грациа! Неужели «Виньето Лорето»? Molte grazie! Иду в ванную, принимаю домашний вид. Есть особо не хочу, в самолете перекусила, а вот вино, и сыр, и кофе… А где свечи? О, чудесно. А потом ты будешь любить меня. Ты готов? А после этого…

После этого он некоторое время приходил в себя. Не сказал Биче, но опять подумал (опять – это после ночей в Варезе): такого с ним не было. Такой женщины и того, что она может, что творит. Творит с ним. С ним такого не творили. Всем – телом, руками, голосом, шепотом. А если так, то и душой… И опять подумал: любовь – это не дело, а состояние. На многие годы или на всю жизнь. Как музыка, например. Кстати, об этом – о состоянии – когда-то упомянул покойный синьор Антонио, когда рассуждал о музыке. Вот-вот, любовь-музыка. Это Биче. Или он с ней такой?