Торговая игра. Исповедь - Гэри Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Три миллиона долларов. Четыре миллиона долларов.
Однажды Гордон Браун говорил в парламенте о том, что нужно обложить банки налогом, и когда это произошло, у меня защемило сердце, но я оглянулся на Билли, он тряс Джей Би за плечи, и они оба смеялись, и Большой Чак тоже смеялся, и хотя я не очень понимал, что происходит, я сделал большой вдох и выдохнул все это. Все будет хорошо.
Пять миллионов долларов. Пять с половиной миллионов долларов.
Она жила на северо-западе Лондона, поэтому мне нужна была машина, чтобы добраться до нее, а моему другу нужно было 750 фунтов, потому что он изучал дизайн одежды в Central Saint Martins и ему нужно было купить манекен со складными плечами, поэтому я дал ему 710 фунтов на его Peugeot, а остальное он занял у своей мамы.
Шесть миллионов долларов, семь миллионов долларов.
Гарри жил в Эссексе, со своим отцом, но когда у меня было время, я приезжала за ним, и мы шли в спортзал, я спрашивала, как продвигается его работа, и он отвечал, что очень хорошо, и я спрашивала, как идут дела у его отца, и он отвечал, что все в порядке.
Восемь миллионов долларов, девять миллионов долларов.
Каждые выходные я приезжал в ее крошечную однокомнатную квартиру на северо-западе Лондона и оставался там на все выходные, а стены были увешаны нарисованными от руки изображениями скелетов оленей, пол завален кусками материи и одежды, а когда наступила зима, она отказалась включать отопление, потому что, по ее словам, это слишком дорого и она может сэкономить таким образом.
Десять миллионов долларов. Одиннадцать миллионов долларов.
Мой отец по-прежнему смотрел Sky Sports по вечерам и в выходные, но это было нормально, потому что я все равно не часто бывал дома. Мои друзья не могли найти работу из-за финансового кризиса, поэтому, когда я был свободен, я просто тусовался с ними, играл в PlayStation и отпускал шуточки.
Двенадцать миллионов долларов.
Работа выполнена.
Только после десяти миллионов долларов я перестал смотреть вверх. К тому времени был уже конец ноября.
Зима - странное время для трейдера. Холодно и темно, когда вы приезжаете, и холодно и темно, когда вы уезжаете.
В те дни у меня не было настоящего пальто. Просто маленькое облегающее черное пальто в горошек, которое я купила в Topman, кажется, за 30 фунтов. Оно до сих пор у меня. Чтобы не мерзнуть по утрам, я бежал до станции и успевал точно к прибытию поезда. Но я не мог успеть на второй поезд, который сидел, замерзший, и ждал меня на платформе в Стратфорде, и я помню, как стоял, облокотившись на маленькую подушечку у окна в конце вагона, и дрожал, ожидая, когда поезд начнет движение и погрузится под землю.
Первые два часа мы работали в темноте, а потом солнце медленно поднималось над горизонтом, которого не было видно из-за густых облаков, и выводило нас из черноты в темную серость. Мы работали пять часов, то в серости, то в черноте, то снова в серости, а потом все вставали и шли домой.
К тому времени я уже прочно занял место младшего Билла, а Калеба и Руперта уже не было. Единственным человеком, для которого я покупал обед, был Билл, и я делал это каждый день. Все рестораны с обедами на вынос находятся в подземном торговом центре, куда можно попасть прямо из здания Citigroup, но я каждый день выбирал длинный путь через парк у задней части здания, просто чтобы выйти на улицу и посмотреть, не выглянет ли солнце. Сам Билл редко выходил из офиса. Мне было интересно, когда он видит солнце. Я представлял, что он живет в каком-нибудь большом и роскошном загородном поместье. Полагал, что в таких местах солнце бывает по выходным.
В декабре торговые площадки начинают сворачиваться, и мир превращается в один нескончаемый брокерский обед. К тому времени я уже перевалил за десять миллионов долларов, но еще не достиг двенадцати, которые сразу же стали моей новой целью, поэтому я не отвлекался от работы, но это было непросто, потому что каждый брокер и трейдер в Сити говорил, что я должен им как минимум одну рождественскую рюмку.
Билли и Джей-Би часто приглашали меня куда-нибудь, что было значительным улучшением по сравнению с Рупертом и Спенглером, и я начал понимать, как много эти двое пьют. Однажды я получил от Хонго сообщение, что он в баре на главной площади Канари-Уорф, выпивает с Джей Би, но ему нужно идти домой, так что не мог бы я прийти и забрать Джей Би из его рук. Когда я приехал, Джей-Би шатался и ругался, а Хонго бросил его мне на плечо и пошел в туалет.
Я усадил Джей-Би на табурет и слегка приподнял его за плечи, как можно приподнять вазу на цоколе. Он слегка покачнулся, потом перекатился со стула на меня, и я понял, что он вот-вот заплачет.
Он начал говорить что-то о том, что его сестра заболела в Австралии и что он хочет вернуться и навестить ее, а я оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, не смотрит ли кто на нас, и увидел, что Хонго возвращается, поэтому я начал хлопать Джей Би по щеке и шептать: "Давай, приятель. Хонг возвращается. Не надо этого босса, да? Ничего такого".
Джей-Би посмотрел налево и увидел Хонго, он начал смеяться и так сильно ущипнул меня за нос, что у меня на нем остался синяк на следующие четыре дня.
Мы все пошли в центр Лондона на командный рождественский ужин в Nobu, это какой-то супермодный ресторан, который должен быть японским, но, по правде говоря, это просто Mayfair, и Билл выпил так много, что мне пришлось отвести его в туалет, и пока я тащил его туда, как физиолог тащит травмированного футболиста, он вдруг начал прыгать, схватил меня за плечи и начал кричать "MAIKYKANE!" мне в ухо.
"МАЙККАЙМ! МАЙККАЙН!" - кричал он, значительно сбиваясь на "к".
Я понятия не имел, что он говорит. Я подумал, что это что-то про кокаин, но я был уверен,
