Джоконда и паяц - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лавров взглянул на часы и вышел из машины. Снежная пелена сразу отрезала его от всего вокруг, и он вслепую зашагал к парадному, откуда должна была выйти натурщица.
Рафик в это же время тайно дежурил в своей мастерской. Чтобы никто не напал на Эмилию на обратном пути, он должен был сопровождать ее и передать с рук на руки Лаврову.
Бывший опер не исключил Рафика из списка подозреваемых. Однако тот вряд ли решился бы на убийство в таких обстоятельствах.
«Только не спугни Артынова, – строго предупредил его Роман. – Пусть думает, что все идет по его плану».
«Неужели, он сам убивает? – вытаращил глаза приятель. – Вряд ли. Тут замешана магия. Их за руку не поймаешь!»
«Ты поможешь или нет?» – разозлился Лавров.
«Помогу, помогу. Что от меня требуется?»
«Будешь подслушивать и по возможности подглядывать, а в случае необходимости немедленно позвонишь мне».
Рафик заверил, что исполнит все в точности.
«Сема после сеанса обычно долго возится у себя в мастерской, – сообщил он. – Колдует над полотном, что-то доделывает, переделывает. Он выпроваживает натурщицу за дверь и остается священнодействовать. Называет это послевкусием. Глупое словечко, да?»
Сначала Лаврову все в этой истории казалось глупым. Но теперь его мнение изменилось. Каждая деталь могла иметь решающее значение, и он боялся упустить любую мелочь.
В парадном он едва успел отряхнуться, как вверху послышались шаги по лестнице. Спускались два человека. Это были Рафик и Ложникова.
– Доставил в целости, – доложил художник. – Подкинете меня до метро?
* * *– Как все прошло? – спросил Роман, когда они с Эмилией остались одни в машине. – Артынов показал тебе снимки?
– Да. Мне хотелось сквозь землю провалиться. Они омерзительны. И Артынов омерзителен. Строит из себя гения, которому все позволено и простительно за его талант.
– Он правда талантлив.
– Чертовски, – удивленно подтвердила натурщица. – Не думала, что такое бывает. Раньше Сема казался мне заурядным. Многие критиковали его, в том числе и Светлана, его жена. Десять лет назад он просто загипнотизировал меня, подавил и развратил. Я поздно прозрела. А в последнее время его будто подменили. Я взглянула на наброски Джоконды, которые он сделал с меня, и поразилась. Не могу поверить, что это рука Артынова. Каждая линия полна жизни, каждый штрих волнует, каждый мазок светится.
– Как ты себя чувствовала в его мастерской?
– У меня было дежавю. Я страшно стеснялась, он подтрунивал надо мной.
– Позволял себе вольности?
– Не знаю, как и сказать, – зябко повела она плечами. – Сема не прикасался ко мне, если ты об этом. Но я переживала странные ощущения… не могу передать их словами.
– Ты вспомнила, как вы любили друг друга?
– Это нельзя назвать любовью. Артынов говорил о Пикассо… о том, что искусство сексуально по своей сути. Творческий акт – больше, чем создание образа.
– Не понимаю, – покачал головой Лавров, вспоминая, какое чувство зажгла в нем Венера, какую сладкую тревогу заронила в его сердце.
– Это не поддается объяснению, – вздохнула Ложникова.
– Артынов не предлагал тебе провести какой-нибудь магический ритуал? – спросил он.
– Нет.
– Значит, это был обычный сеанс?
– Ты как будто разочарован! – усмехнулась Эмилия. – Чего ты ожидал?
– Надеялся, что Артынов устроит жертвоприношение, и мы уличим его.
– В чем? В убийстве? А жертвой должна была быть я?
Вместо ответа он потянулся к ее губам, но она отстранилась.
– Я пошутил, – оправдывался Лавров. – Шуток не понимаешь?
– Ничего себе, шуточки. У тебя есть сигареты?
– Ты куришь?
– Бросила.
– Тогда не стоит начинать.
Пока они говорили, «туарег» стал белым и пушистым от падающих хлопьев. Дворники работали непрерывно, но снег моментально покрывал лобовое стекло.
– Поехали, – печально сказала Эми. – В больнице уже закончились посещения. Мне лучше не задерживаться.
Он не сразу сообразил, о чем идет речь. Разумеется, о муже, которого она обманывает.
– Прости. Я увлекся.
– Расставлять ловушку для Артынова так увлекательно? Между прочим, рискую я, а плоды соберешь ты. Ладно, хватит болтать. Меня муж дома ждет.
Снегопад породил на дорогах заторы. Эмилия нервничала и названивала Метелкину. Тот выразил недовольство, что ужинает один.
Лавров пытался объехать пробки и спустя час доставил пассажирку по адресу.
– Останови здесь, – попросила она. – Валера обещал встретить меня. Не хочу, чтобы он видел твою машину.
Она шагнула в снежную тьму, обернулась и помахала ему рукой в замшевой перчатке…
* * *Артынов покинул мастерскую около полуночи. У него внутри все горело. Новая Джоконда-Эмилия с первых же мазков превзошла прежнюю, похищенную неизвестным завистником. В том, что кража полотна – дело рук коллеги-неудачника, художник почти не сомневался.
– Рафик, сволочь, – бормотал он, спускаясь по лестнице вниз. – Сам бы ты на воровство не отважился. Наверняка подговорил какого-нибудь мазилу из бывших однокашников обокрасть меня. Я этого так не оставлю. Где-то да вы проколетесь!
Каким образом он изобличит грабителя, Артынов не задумывался. Способ найдется. Сама судьба подскажет. Джоконда-Алина создана не для того, чтобы прозябать в безвестности. Она о себе еще заявит.
Дом уже спал. В парадном ночевали коты. Художник обогнул коврик, подстеленный для животных сердобольными жильцами, как вдруг по спине прокатился холодок.
– Кто здесь? – напрягся Артынов.
В тишине лестничных пролетов его голос подхватило гулкое эхо. Художник явственно ощутил чье-то присутствие.
– Рафик, ты?
В ответ – ни звука. Только зашевелились на коврике пушистые зверюги, сверкая глазами.
Артынов рванулся вперед и толкнул дверь парадного. В лицо ударил ветер со снегом. Не разбирая дороги, художник помчался ловить такси.
Едва Артынов покинул парадное, как из тени под лестницей выскользнула человеческая фигура. Это была женщина. Она метнулась вверх и через пару минут оказалась у дверей в мансарду. Ключи, которые она вытащила из кармана, не подходили к замку.
– Черт…
После кражи художники поменяли замок. Очевидно, женщина этого не учла. Она потопталась у двери, повздыхала и отправилась восвояси. Внизу ей под ноги кинулся черный кот. Женщина с трудом сдержала крик и шарахнулась в сторону. Хлопок входной двери заставил ее вернуться в убежище, где она пряталась.
Ей не было видно, кто вошел в подъезд, но шаги, похоже, принадлежали мужчине. Неужели Артынов заподозрил неладное и вернулся?
Топ… топ… топ… человек преодолевал этаж за этажом. Женщина вместо того, чтобы бежать на улицу, выбралась на свет, постояла, задрав голову и прислушиваясь. Если это жилец, она дождется, пока тот скроется в квартире.
Мужчина поднимался все выше, его шаги звучали все глуше. Женщина решилась и двинулась следом. Вверху что-то щелкнуло, скрипнуло. Преследовательница замерла, затаив дыхание. Вокруг стояла тишина.
Два лестничных пролета – и женщина оказалась у двери в мансарду. Мужчина исчез. Она осторожно потянула за ручку. Сердце стучало в горле, билось в висках. В темноте «холла» незваная гостья чуть не налетела на горшок с засохшим цветком.
Слева, из-под двери в мастерскую Артынова, пробивался желтый свет. Женщина на цыпочках ступала по пыльным половицам. Каждый скрип оглушал ее, она дрожала от страха. Подкравшись к двери, гостья прильнула ухом к щелке.
Кто-то шагал по мастерской, что-то задевал, двигал. Это явно был не Артынов. Зачем ему бродить ночью по комнате, которую он недавно покинул?
«Грабитель! – догадалась женщина. – Одной картины ему показалось мало, и он явился за другими. Что же мне делать? Что делать?»
Вдруг за дверью все стихло. Так прошла минута, две, три… Как гостья ни напрягала слух, до нее не доносилось ни звука. Ей стало жутко. Захотелось бросить свою затею, выбежать прочь и навсегда забыть об Артынове, обо всем, что их связывало.
Она не ожидала, что дверь с грохотом распахнется, из мастерской выскочит человек, схватит ее за руку и затащит внутрь.
– Вот ты и попалась, голубушка!..
Глава 31
Черный Лог
Павел Майданов сравнивал свое нынешнее состояние с тем, когда он напивался вусмерть и бревном валялся на лежанке у печки. Мать причитала над ним, на все лады кляла отца и горькую долю, выпавшую ей в этой жизни.
«За что я так мучаюсь? – стенала она. – Чем я Бога прогневила?»
Пашка не знал ответа на ее вопрос. Когда каким-то чудом его отвернуло от водки, оказалось, что образовавшуюся пустоту требуется чем-то заполнить. Возвращаться на нефтепромысел? Или броситься очертя голову в пучину любви?
Мать сперва не могла нарадоваться, что сын пить перестал, а потом призадумалась. Что-то с Пашкой творится. Побледнел, похудел, спит беспокойно. Неужто хворь какая прицепилась?
