Сумма наших жизней - Софи Астраби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тень ложится на лицо Камиллы, и Маргарита торопится взять ее за руку.
– Камилла, ты просто сияешь. Как будто ты… как будто ты только что расцвела!
Маргарита стоит на пороге и ждет лифт. Двери открываются, Камилла заходит в маленькую освещенную клетку, напоследок еще раз взглянув на старую даму. Маргарита не уходит, пока не слышится звук распахнувшихся дверей лифта семью этажами ниже.
– Я уверена, все образуется, – шепчет она, закрывая дверь.
73
Камилла
Камилла вернулась домой. Она бросает быстрый взгляд на окно и сразу же замечает, что в квартире Клеманс и Артура появились шторы. Она улыбается. Теперь страница точно перевернута. Она нерешительно подходит к столу посреди комнаты и осторожно касается прозрачной вазы с тюльпанами. Несколько секунд она стоит и смотрит на цветы, на этих пленников стеклянной башни, об отправителе которых понятия не имеет. Получить такой букет на работе – в цветочном магазине – сначала она решила, что это полный абсурд. Поэтому, уходя от Маргариты, она сомневалась, стоит ли возвращаться за ним. Не лучше ли оставить его в магазине вместе с остальными? Разве отношение к цветам не определяется исключительно тем, кто их подарил? Но мало-помалу этот подарок стал казаться ей настолько нелепым, что начал даже нравиться. Никто никогда не дарил ей цветов, и она не собиралась упускать эту мимолетную радость. Тем более что тюльпаны были великолепны.
Камилла думает о своих родителях. Мысль, что это они прислали цветы, приходила ей в голову, но она ее сразу отбросила. Они слишком прагматичны для этого. Если бы они хотели ей что-то сообщить, просто взяли бы телефон и набрали номер. Кроме того, она не знает, как расценивать их молчание. Может быть, по их мнению, она должна сделать первый шаг? И подумать, что букет выражает просьбу о прощении – это с ее стороны ребячество? Эта мысль ее бесит, лучше она придумает других отправителей. Может, это Маргарита? Но зачем? А что, если это просто поставщик, который хочет привлечь ее внимание такой рекламной акцией? Камилла вздыхает: это объяснение кажется ей наиболее вероятным. Она берет книгу с полки и устраивается на диване. Как же давно я не читала, думает она и засыпает на десятой странице.
Когда она просыпается, дневной свет за окном еще не уступил место ночи. Камилла смотрит на часы – начало седьмого. Она проспала всего полчаса, но чувствует себя так, словно очнулась после многолетней комы. С трудом оторвав затекшую спину от дивана, она заставляет себя встать, чтобы опять не провалиться в сон, это уже может обернуться ночной бессонницей. Камилла кладет книгу на стол, не загнув уголок страницы, и принимается собирать опавшие лепестки тюльпанов. Неожиданно рядом с ее рукой падает сложенный в несколько раз клочок бумаги. Она испуганно оглядывается по сторонам и понимает, что он выпал из тюльпанов. Она берет его кончиками пальцев и начинает разворачивать. Постепенно появляются слова. Камилла медленно садится на край дивана и принимается читать.
Камилла,
Наверное, цветку нужно дать время распуститься, чтобы он раскрыл все свои тайны. Мне понадобилось столько времени, сколько он увядает, чтобы простить тебя.
Надеюсь, еще не поздно.
Тома
Она перечитывает записку много раз и собирается прочитать в последний, когда резкий звук заставляет ее вздрогнуть. Кто-то звонит в домофон.
74
Виржини
– Да?
– Камилла? Это я, Виржини.
Камилла замерла с прижатой к уху трубкой домофона, не в силах пошевелиться.
– Камилла? Ты здесь? Ты меня слышишь? Можешь меня впустить?
– Да, да, прости.
Она нажимает кнопку и медленно вешает трубку обратно на стену. С тех пор как Камилла поселилась в Париже, сестра ни разу не приезжала к ней. Каждое Рождество, каждый день рождения, каждое семейное торжество она сама отправлялась в Пуатье. Конечно, в первую очередь ради родителей, чей единственный визит в столицу заставил Камиллу взглянуть на рельсы метро под другим углом. Но Виржини ничего не мешало приехать.
Камилла ждет сестру, стоя в дверном проеме. Когда она видит, как та выходит из лифта, сердце ее сжимается. Годы их разницы в возрасте были и годами, которые они потеряли. Камилле показалось, что та же мысль пришла в голову сестре. Они обе сейчас осознали тот непреложный факт, что почти никогда не виделись вне семейного дома. Каждая морщинка в уголках глаз, когда Виржини улыбается, радуясь встрече, напоминает сестре засечки, оставленные арестантом на стене камеры. Пометы ушедшего времени. И когда Виржини приближается, Камилла распахивает объятия и встречает ее с какой-то новой нежностью.
– Я очень рада тебя видеть!
– Я тоже.
Виржини сидит на диване и наблюдает, как сестра хлопочет на кухне. Та достала поднос, поставила на него два бокала, две чашки, разные фруктовые соки, множество чайных пакетиков и несколько упаковок печенья. Виржини тронута этой суетой и обилием еды, напоминающим материнскую заботу. На самом деле Камилла понимает, что совершенно не знает вкусов сестры, и компенсирует это богатым выбором.
– Я думаю, ты очень смелая, Камилла. Нужно иметь сильный характер, чтобы не следовать намеченному для тебя пути.
Виржини выбирает чай с имбирем и лимоном, и Камилла обещает себе это запомнить.
– А я просто шла туда, где меня ждали.
– Но еще у тебя были блестящие успехи в учебе…
Камилла внезапно задается вопросом, не с этого ли началась история с тенью. С ослепительной сестры, которой все прочили блестящее будущее и рядом с которой она часто оставалась незамеченной. Камилла вспоминает столы, на которых танцевала сестра, вилки, которые она держала как микрофон, и взгляды мальчиков, ловивших каждый взмах ее волос.
– Я всегда восхищалась твоей бунтарской натурой и безразличием к тому, что могут подумать другие.
Камилле кажется, что сестра говорит о ком-то другом.
– Думаю, ты ошибаешься, Виржини.
– Конечно, нет. Ты еще в школе была этаким свободным электроном. Помнишь Надин?
– Мою воображаемую подругу? – спрашивает Камилла, сдерживая смех.
Виржини кивает.
– А ты не забыла такую девочку, Диану? Настоящая тиранка школьного двора. Все добивались ее внимания. Однажды тебе это надоело и ты объявила, что больше не хочешь с ней дружить. Тебе было девять лет, и помнишь, что ты ей сказала?
Камилла качает головой.
– Что раз вы все равно не настоящие подруги, ты можешь придумать себе другую, тоже ненастоящую, но получше. Ты назвала ее Надин, и поначалу, помню, другие дети смеялись
