Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт

После вышеописанного случая, который мог бы оказаться фатальным, не найди Ильзе сестру снова, на сей раз в коме, Гитлер сказал: «Мне следует больше о ней заботиться» (Ich muss mich mehr über sie kümmern). Вторая попытка самоубийства заставила его придать их отношениям определенности, но Ева прибегла к опасной тактике. Ведь повторно он мог и не поверить, что все это по-настоящему, или же она могла не выжить.

Через несколько дней Генрих Гофман — чьи мемуары неизменно полны самолюбования — устроил им встречу у себя дома. Потрясенный до глубины души, Гитлер смотрел, как бледная, изнуренная Ева спускается к нему по лестнице. Что ему было нужно меньше всего, так это еще один скандал, вроде того, что разразился после смерти Гели. Тогда дело удалось замять и скрыть детали от газет — хотя Гитлер не смог целиком искоренить нелицеприятные слухи, — но то было еще в 1931-м, за два года до его вступления в должность канцлера. Теперь же он — вождь Германии, и попытка самоубийства еще одной молодой женщины вызвала бы чрезвычайно щекотливые вопросы. В самом лучшем случае неизбежно разрушила бы его образ целомудренного фюрера. Это стало поворотным моментом в его отношениях с Евой. Он спрашивал Анну Винтер: «Что же мне делать? Я не могу допустить скандала». Если Ева рисковала жизнью ради того, чтобы привлечь внимание Гитлера, то ей это удалось.

К тому времени (конец 1935 г.) Гитлер был знаком с Евой ровно шесть лет. Она устраивала его в постели и, что еще важнее, вела себя осмотрительно. Он привык и искренне привязался к ней, хотя скрывал свои чувства от всех — возможно, даже от самого себя. Ему нравилась ее младшая сестра Гретль (которая всегда приезжала в Бергхоф с Евой). Члены семьи Браун были респектабельными — anständig, вот ключевое слово — приличными людьми. Фюрер обожал чувствовать себя дамским угодником, соблазнителем, мужественным, эффектным и неотразимым, пусть и не пользовался возможностями, которые ему открывались. (Альберт Шпеер заметил: «С хорошенькими женщинами он, как ни странно, шел на физический контакт. Постоянно брал их под руку или придерживал за локоток».) На роль фаворитки не было явных претенденток, хотя слухи роились вокруг куда более подходящих кандидатур: Лени Рифеншталь, ослепительной актрисы и режиссера, и Юнити Митфорд, арийской великанши, недавно допущенной в окружение Гитлера и не скрывавшей страстной любви к нему. Одной Еве хватило проницательности понять, что Гитлер не гонится за красивыми, умными — словом, шикарными женщинами, хотя и любит провести вечер в их обществе. Больше всего он ценил Gemütlichkeit уют, привычную и приветливую домашнюю атмосферу, окутывающую его, как только он переступит порог. И именно Gemütlichkeit обеспечивала ему Ева. «Женщина должна быть хорошеньким, ласковым и наивным созданием — нежной, милой и недалекой». Ева обладала всеми этими чертами, только вот была гораздо менее недалекой, чем казалась.

Не прошло и трех месяцев, как Ева вместе с сестрой Гретль — им уже исполнилось двадцать три и двадцать соответственно — в августе 1935 года покинули отчий дом и переехали, по предложению Гитлера (и за его счет), во временно арендованную квартиру на улице Виденмайерштрассе, 42, неподалеку от Английского сада. Окна выходили на реку Изар. Генрих Гофман, выполняя распоряжение фюрера, все организовал и оплатил. Они так никогда и не вернулись к родителям. Разрыв, должно быть, оказался болезненным для Фанни и унизительным для Фритца, поскольку дочери не подчинились его власти и вышли из-под контроля. Он не отличался деликатностью и никогда не проявлял нежности и чуткости по отношению к Еве. Вместо того, чтобы осуждать ее любовь к Гитлеру, ему следовало бы спросить себя, почему ей вскружил голову тот, кого он считал исчадием ада. Самолюбие не позволяло ему признать, что его любимой дочерью завладел более авторитарный и несгибаемый мужчина, доказав, что из них двоих Фритц слабее.

И все же он был не совсем бессилен. Не исключено, что Гитлер изменил точку зрения отчасти из-за письма отца Евы, хотя дошло ли оно до Гитлера на самом деле, точно неизвестно. Генриетта фон Ширах, хотя и не осталась близкой подругой Евы после замужества, рассказывает, как Фритц Браун пытался вступиться за дочь перед Гитлером. И ее рассказ, как ни странно, звучит довольно убедительно:

Господин Браун знал, что по пути из Мюнхена в Оберзальцберг Гитлер остановится в одной гостинице [Lambacher Hof], и задумал перехватить его там, чтобы объяснить, что безопасность, доброе имя и будущее его дочери окажутся под угрозой, если она будет и дальше жить с фюрером в Бергхофе. Потом Гитлер описывал этот разговор как «самый неприятный в его жизни». Но в итоге все обошлось благополучно. Гитлер купил Еве маленький домик на Вассербургерштрассе и назначил подобающее ежемесячное содержание. Однако без обиняков заявил господину Брауну, что о браке не может быть и речи. Так, парадоксальным образом, Ева стала признанной любовницей Гитлера. Ей больше не нужно было ломать голову над тем, как скрыть свою связь от семьи, но само собой подразумевалось, что у нее не будет детей. Гитлер не желал, чтобы кто-то предъявлял на него права, особенно супружеские.

Правдивость этой истории одновременно и подтверждается, и ставится под вопрос различными документами из коллекции Мусманно. Коллекция содержит ряд интервью с выжившими членами гитлеровского окружения, записанных Майклом Мусманно. Фритц Браун под присягой отрицал подобный инцидент. Он говорил, что ни за что бы не унизился до обсуждения этой темы. Он, мол, поостерегся бы выказывать подобную дерзость перед всемогущим Гитлером. Фанни тоже заявила Мусманно (не для протокола), что это «смешно». Тем не менее Фритц Браун действительно писал Гитлеру, и Нерин Ган приводит это письмо целиком. Алоис Винбауэр ручается за достоверность его сведений. Смесь почтения, формальности и отцовской заботы очень трогательна, и неловкое отпирательство Фритца Брауна еще не опровергает подлинности письма.

Мюнхен

7 сентября 1935 г.

Ваше Превосходительство!

Я нахожусь в крайне неловком положении, поскольку вынужден обеспокоить Вас проблемой приватного характера, иначе говоря, объяснить Вам свое беспокойство отца семейства. Вы, фюрер немецкого народа, заняты иными и, разумеется, гораздо более значительными заботами. И все же, поскольку семья является наименьшей, но жизненно важной ячейкой общества, обеспечивающей развитие честного и упорядоченного государства, я полагаю свой шаг в известной мере оправданным, а посему осмеливаюсь просить Вас о помощи.