Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт

Мечты Гитлера сосредоточены были не на молодой девушке в Мюнхене, а на поставленной себе задаче и собственной славе. Конечно, он не хотел приносить Еву в жертву этой мечте, он нуждался в ней как в доказательстве своей человеческой природы, но <…> ни в коем случае не допускал смешения двух жизненных сфер: частной и политической. Ева не имела никакого отношения к его политической жизни; связь с ней должна была оставаться его личным оазисом. Такая позиция не могла не привести к разногласиям. Не то чтобы Ева имела какие-то политические амбиции — политика ничуть не интересовала ее, великие события эпохи были для нее не более чем гулом на заднем плане и затрагивали ее лишь постольку, поскольку задевали мир ее эмоций. Она чувствовала, что связана с этим мужчиной судьбой, пусть даже он случайно оказался фюрером и рейхсканцлером. Но он управлял страной из Берлина, а она скучала и тосковала в Мюнхене. Его телефонных звонков, то почти ежедневных, то всего раз в неделю, ей было отнюдь не достаточно. Девушка, питавшая столько возвышенных иллюзий о любви Гитлера, находилась на грани тяжелого срыва. Она все еще работала секретаршей в студии Гофмана и жила с родителями, вынужденная скрывать правду о своей связи с Гитлером и в одиночку бороться со своими сомнениями и желаниями. Ева начала встречаться с Гитлером, пребывая во власти романтических грез, но теперь погружалась в глубокий кризис.

Мало кто подозревал, насколько глубоко страдала Ева Браун, молодая женщина из хорошей семьи, щедро наделенная красотой и энергией, окруженная многочисленными друзьями. Если ее родители (озабоченные утратой их дочерью невинности и собственным унижением) и замечали это, то не выказывали ничего, кроме равнодушия. Алоис Винбауэр помнит, как они говорили, что в 1933 году Ева стала «рассеянной, нелюдимой и раздражительный в первый год Гитлера на посту канцлера». Она не могла довериться младшей сестре Гретль, уже восемнадцатилетней девушке, но все еще безвольной, не способной самостоятельно определиться ни по одному вопросу. Ева не решалась обременять это хрупкое, нуждающееся в поддержке существо признанием в своем отчаянии. Можно было бы сказать Ильзе, обладавшей сильным характером, но отношения между сестрами никогда не были особенно близки и порой доходили даже до откровенной враждебности. Ильзе не стала бы утешать. Постепенно ежевечерний поток обвинений подтачивал любовь Евы к родителям. Исполненная решимости не уступать возлюбленного, разрываясь между двумя предметами привязанности и обязательств, мучаясь неразрешимой дилеммой, она угодила прямиком на линию огня, негласно открытого двумя мужчинами, повелевавшими ее жизнью. Каждый из них был по-своему безгранично могуществен. Напряжение становилось невыносимым. Она все больше и больше убеждалась, что выход только один.

Суицид, последний жест отчаяния, со всех сторон подкрадывался к Гитлеру, толкая его близких на добровольный уход из жизни. Сам он несколько раз находился на грани самоубийства: во время Пивного путча в 1923 году, после смерти Гели в 1931 году и после кризиса со Штрассером в 1932 году. Генриетта, дочь Гофмана, уже вышла замуж за лидера гитлерюгенда Бальдура фон Шираха и, следовательно, стала проводить меньше времени с Евой. Хенни говорила: «По-моему, некоторые люди притягивают к себе смерть, и Гитлер определенно был одним из них». Слишком многих, тянувшихся к нему, притягивало и самоубийство. Поразительно, как много близких ему женщин пытались наложить на себя руки — и некоторым это удавалось. Как мы уже знаем, первой была Мими Райтер в 1926 году.

Затем Гели, в 1931-м. 1 октября 1937 года актриса и морфинистка Рената Мюллер, хваставшая рядом интимных свиданий с Гитлером, увидела из окна, как подъехала машина, из которой вышли четыре офицера СС. Она запаниковала, прыгнула вниз и разбилась насмерть. По другой версии, фрейлейн Мюллер выбросили из окна сотрудники гестапо за любовную связь с евреем. Причина смерти так и не была доподлинно установлена, но очень похоже, что она сама свела счеты с жизнью. Юнити Митфорд, безусловно, рассчитывала умереть 3 сентября 1939 года, в день, когда Британия объявила войну Германии, хотя пуле, которую она выпустила себе в висок, понадобилось восемь лет, чтобы прикончить ее. Белокурая Инге Лей, прекрасная и несчастная супруга доктора Роберта Лея, лидера Германского трудового фронта, погибла 10 декабря 1942 года, выбросившись из окна берлинского отеля, предположительно после того, как написала Гитлеру письмо, глубоко задевшее его. (Говорили, что она погубила себя в отчаянии от того, что война проиграна, только вот в 1942 году о поражении еще никто не думал.) Приведенный список самоубийц далеко не полон: он не учитывает множество — возможно, сотни или тысячи — евреев, большевиков, гомосексуалистов, католиков, цыган и прочих, кто предпочел смерть ожиданию грохота шагов на лестнице и тяжелых ударов в дверь.

Но непрерывную угрозу жизни Гитлера представляло скорее убийство, чем самоубийство. Немецкая политика двадцатых и тридцатых годов носила откровенно насильственный характер. Соперничающие группировки завязывали уличные бои, нередко убивая своих оппонентов. Только с 1919 по 1922 год 376 политических убийств было совершено людьми, которых война приучила к насилию. С самых первых дней в качестве вождя нацистской партии Гитлер осознавал риск и необходимость обеспечить свою личную безопасность. Его паранойя, «профессиональная болезнь» диктаторов, часто бывала оправдана. Телохранители СС образовывали практически непробиваемый щит, и все же с 1921 по 1945 год имели место как минимум сорок шесть крупных заговоров и покушений на его жизнь — чуть ли не по два в год. Десять из них пришлись на один только 1933-й, когда Гитлер стал канцлером и его амбиции раскрылись во всей полноте. Он сам говорил: «Никакой охране не справиться с убийцей, который из идеалистических соображений готов безоглядно рисковать жизнью, чтобы совершить желанную расправу. Я вполне понимаю, почему девяносто процентов исторических покушений увенчались успехом».

Не исключено, что именно пример Гели подсказал Еве, что самоубийство — единственный способ заставить Гитлера воспринимать ее всерьез. Парадоксальным образом сработать он мог, только если она выживет, однако намерение должно быть подлинным. «Крик о помощи» на него бы не подействовал. В течение октября 1932 года фюрер был занят по горло, произнося речи по всей Германии. 6 ноября предстояли всеобщие выборы, и шансы НСДАП выглядели не слишком обнадеживающе. Гитлер отдавал все силы предвыборной кампании, чтобы заручиться поддержкой народа и набрать голоса для партии. Два месяца он почти не появлялся в Мюнхене. Четыре решающие недели он взывал к толпе в шестидесяти разных городах, перемещаясь на новеньком «Юнкерсе-52», предоставленном ему компанией «Люфтганза» благодаря интригам Геринга, который служил пилотом во время Первой мировой войны. Только 1 ноября Гитлер произнес вдохновенные речи в четырех местах, а на следующий день уже должен был выступать в Берлине.