Кричи громче - Елена Тодорова

Оно, безусловно, прорвется. Обрушится на нас, как только придет установленный час. Мы оба этого ждем. Но сейчас не в этом суть.

– Если не хотим мыться в холодной воде, нужно выдвигаться в душ, – на этой, казалось бы, недвусмысленной фразе вновь неожиданно смущаюсь. Яр ведь опытный игрок. Говорит о простых вещах, но местами так голос меняет, усиливая нажим и понижая тон, помимо воли начинаю реагировать. И крайне сильно волноваться. Остановить себя не могу, поддаюсь манящему соблазну взглянуть ему в лицо. – Ты первая. Иди.

Смотрит, а мне кажется, что мысли его слышу. Всё, о чем думает. Я ведь тоже… Тоже думаю о том, что будет после полуночи. Что бы ему ни говорила… Вру, хотя уже не получается делать строгий и невинный вид. Больше не получается.

Ярик… Мой… Мой…

Он был внутри меня. Я полновесно познала его тело, а он – мое. Отчетливо помню, как именно Яр двигался, что говорил, какие звуки удовольствия издавал.

Ярик…

Сейчас, когда он так смотрит на меня, это невозможно игнорировать, как ни пытаюсь. Кожа вспыхивает жарким румянцем и начинает покалывать, но на эту реакцию мне плевать. Концентрируюсь на другом.

Только Ярик. Его глаза. Губы. И пальцы, которые врываются в зону моего восприятия, когда Град потирает подбородок. Я знаю, какие они на ощупь и на вкус. Помню ощущения, которые вызывают его прикосновения. Хочу… Нестерпимо хочу, чтобы Ярик снова трогал меня.

Дыхание выразительно ускоряется. Становится высоким и частым.

– Или вместе пойдем?

– Куда? – понимаю, что потеряла нить разговора.

– В душ, – заканчивает Яр предложение тихим сипловатым голосом.

– Нет, – отказываюсь. Но дальше, чтобы закончить, мне приходится взять слишком большую паузу и перевести дух. – Я сама. Быстро. Ты тоже успеешь.

– Окей, – вроде как равнодушно плечами пожимает.

Но я же вижу, как смотрит. Это не пассивная позиция. Никакого безразличия в его глазах нет. Напротив, ядреная смесь в них: жгучий интерес, безумный голод и присущий ему одному какой-то особенный азарт.

Буквально заставляю себя отвести взгляд, встать с кровати и скрыться от этого опаляющего внимания.

С душем мы действительно справляемся быстро. Оба торопимся. Не терпится нам. Настолько спешим, что еще ждать приходится. Сидим так же рядом и поглядываем на часы.

Еще немного, и погаснет свет, но еще «нет». Пока «нет»… Скоро.

Столько держались, теперь-то дело принципа – дожить последние десять минут. Для меня. Ярик, очевидно, думает иначе. Отталкиваясь от стены, хватает меня за плечи и врывается в зону моего личного пространства.

– Поцелуй меня, – как обычно, прямо и максимально доходчиво требует он.

– Подожди…

– Сейчас. При свете. Поцелуй, – задает градус, температуру и скорость. Манит высотой. Не разбиться бы… – Просто поцелуй. Ничего больше.

Просто…

И близко нет. Это словно прорваться на красный, пересечь две сплошные и, зажмурившись, броситься на встречную полосу.

– Нет, – рассудительно отсекаю такую возможность.

И опускаю взгляд к его губам.

– Чёрт, Маруся… Давай. Поцелуй меня.

– Нам нельзя…

– Можно!

– Нет! – выкрикиваю на эмоциях.

Вот только едва мой голос стихает, Ярик приближается и практически в губы мне выдыхает:

– Сам поцелую.

Предупреждает и реакции считывает.

– Не смей… – озвучиваю не то, что он видит.

– Посмею.

– Нет, – и жду. Как же я жду! Смотрю в его потемневшие глаза и обратно на губы. Смотрю и провоцирую. Действиями и словами. – Не посмеешь. Один раз.

Две противоречивые фразы. Понимай, как знаешь.

Ты ведь всегда понимаешь… Чувствуешь…

Долго-долго в глаза смотрит. В душу врывается. Взрывает восставшие эмоции реальностью происходящего.

И целует.

Глава 33

Ярослав

Одних ощущений становится мало. Не хватает зрительного восприятия. Чтобы до конца все… Хочу во время секса ее видеть. Лицо, глаза, губы… Да всю ее. Полностью.

Первым шагом – хотя бы поцеловать при свете. Ступить за черту Марусиного персонального «нельзя».

Глаза в глаза.

Ее щеки розовеют, а губы приоткрываются. Она выглядит такой чертовски красивой, что в груди больно становится. По мышцам пробегает дрожь. Горит моя душа. Пылает, вашу мать.

Целую Марусю, получая некое энергетическое освобождение. Из меня будто эта самая душа вырывается. Несется, черт пойми, куда. Похрен. Захватываю ее пухлые, мягкие и охрененно нежные губы. Неосторожно, должно быть, слишком грубо сминаю своими. Провожу по ним языком. И сразу же врываюсь в теплую влажность рта. Вкус ее жадно слизываю. Если бы разрешила, делал бы это бесконечно. Вот просто, мать вашу, без остановок.

Святоша замирает подо мной. Потом несколько раз, словно по инерции, дергается. Впивается мне в плечи ногтями, скорее всего, даже не осознавая того, что ранит. Я терплю, тупо радуясь тому, что не отталкивает. Трясется от волнения, но принимает.

Зацеловываю ее. То ли себя, то ли ее с ума свожу. Ласкаю, как умею. Все, на что способен – выдаю. Выше максимума. Просто очень хочу ее целовать. Хочу, целую и сам охреневаю от того, что и как именно делаю. Но больше всего, конечно, дурею от собственных ощущений. Они-то и толкают на новые и новые, слишком откровенные животные ласки.

В какой-то момент отрываюсь и снова в глаза смотрю. Эмоции ловлю. Каждую черточку рассматриваю. Как дышит и двигает распухшими губами, что-то сказать пытается. Не получается.

– Не надо, – останавливаю.

И вновь губами к ее губам приникаю. Маруся стонет, зарывается пальцами мне в волосы и, приподнимаясь, по собственной инициативе усиливает напор. Я отвечаю. Прислушиваюсь не к своим, а к ее реакциям. Делаю все, чтобы ей было хорошо.

Хочу еще раз в глаза посмотреть, но не успеваю. Долбаный гул генератора оповещает, что его работа на сегодня закончена. У нас же с Марусей все только начинается. Чувствую, как она пускается действовать смелее, и сам наглею до крайности. Не просто раздеваю ее. Принимаюсь в горячке откровенно грубо срывать с нее одежду. Штаны вместе с трусами – прочь, майка – рывком через