Над квадратом раскопа - Андрей Леонидович Никитин

Волосовцы, как можно думать, специализировались именно на рыболовстве, доказательством чего служат найденные на их поселениях разнообразные желобчатые долота и тесла, необходимые для строительства лодок, и многочисленные черепки сосудов с отпечатками рыболовных сетей.

Так, в относительно короткое время были заполнены три крупных экологических «ниши» лесной зоны людьми, хозяйство которых строилось соответственно на охоте, рыболовстве и животноводстве.

Кто из них положил начало в этих местах возделыванию культурных растений? Достоверный ответ на этот вопрос мы получим не скоро. Здесь требуются специальные исследования состава ископаемой пыльцы, изучение остатков семян в слоях тех поселений, где сохраняются органические остатки, наблюдения над окружающей территорией и анализы прилегающих почв, в первую очередь на предмет обнаружения пыльцы злаков и сопровождающих их специфических сорняков.

Сложность проблемы заключается и в том, что даже на летних, сезонных стойбищах охотники и рыболовы могли заниматься возделыванием таких технических видов растений, как лен и конопля, дающих волокно для тканей, циновок и сетей. Еще более вероятно огородничество, объектом которого могли быть бобовые — горох, бобы, чечевица, корнеплоды — репа, морковь, брюква, вероятно, лук. Возделыванием почвы могли заниматься и обитатели свайных поселений, берендеевцы, речь о которых пойдет дальше. Самые древние и многочисленные свидетельства выращивания садовых, огородных и технических культур вроде льна и конопли археологи получили из свайных поселений Швейцарии, неолитических поселений Испании, Дании, Англии и из наших болотных стоянок. А. Я. Брюсов, мой университетский учитель, обнаружил семена льна при раскопках свайного поселения на реке Модлоне в Вологодской области, где, кстати сказать, тоже были найдены подвески из балтийского янтаря и керамика, очень похожая на волосовскую. На Берендеевском свайном поселении, недалеко от Плещеева озера, в одном из погребений сохранились остатки грубой шерстяной ткани, содержащей, по-видимому, и волокна крапивы. Следует отметить, что по своему облику берендеевцы оказались похожими на фатьяновцев, у которых, вне всякого сомнения, были шерстяные ткани и развитое ткачество.

И все же должно было пройти, по меньшей мере, еще около тысячи лет, прежде чем эти семена прогресса, брошенные в землю наших холмов, всколосились и дали ощутимый урожай.

Кажется очевидным, что широкое развитие пастбищного животноводства в лесной зоне обязано появлению металлических орудий, в первую очередь медных топоров и косарей для рубки кустарника и веток. Однако медные и бронзовые орудия никогда не могли полностью вытеснить каменные. До начала выплавки железа вся растущая потребность в рубящих орудиях, как я уже говорил, удовлетворялась за счет кремневых топоров.

Так что же было причиной, а что — следствием? Потребность ли в топоре как необходимом орудии лесного животноводства вызвала к жизни специализированные районы добычи кремня, или, наоборот, возможность удовлетворения массового спроса на кремневые топоры сделала возможным продвижение животноводства из степной и предгорной зоны в лесостепи и в леса? Как бы то ни было, рассматривая пути специализированной торговли в доисторической Европе, угадываемые по находкам каменных топоров, сделанных из кремня различных месторождений, медных и бронзовых слитков, янтаря, парадной посуды и драгоценного оружия, происходящих из центров крито-микенского мира, или нефритовых колец и бронзовых кинжалов из Забайкалья, да, наконец, по составу самой бронзы, попадающей в наши леса то с Кавказа, то из-за Урала, то с Балканского полуострова, можно лишь поражаться слаженной и дружной работе древних европейцев, с которой они возводили здание общего будущего.

По нитям этих торговых путей расходились не просто предметы, сырье или материалы. По ним расходились идеи — затрагивая воображение, трансформируясь, оседая, готовя сознание человека к следующему его шагу, к новым идеям и открытиям, распространяющимся таинственным образом через весь континент от одного океана до другого. Связь между животноводством и земледелием была, но связь иная, чем это обычно предполагают. По этому поводу все тот же Г. Кларк в своем исследовании об экономике доисторической Европы писал:

«Вполне естественно предполагать наличие тесной связи между выращиванием злаков и разведением скота, так как и то и другое влекло за собой нарушение обычного экологического окружения. По мере того как доисторическое земледелие становилось все более интенсивным, лес был вынужден отступать и площадь более или менее открытых пространств возрастала. Это создавало благоприятные условия для овцеводства, условия, которые, однако, менее подходили для разведения свиней; следует все же помнить, что на протяжении всего доисторического периода древние поселения часто бывали вплотную окружены девственными лесами, где мог кормиться скот. Еще большее значение в некоторых отношениях имело повсеместное введение системы оседлого земледелия: оставшиеся под паром поля служили великолепными пастбищами для овец, а сами овцы приносили неоценимую пользу в смысле обогащения почвы. Таким образом, овцеводство великолепно уживалось с оседлым земледелием, и замечательно, что усиление значения этих обеих отраслей сельского хозяйства на большей части территории Северо-Западной Европы относится к одному и тому же времени».

Для лесной зоны Восточной Европы картина была несколько иной. Но в целом можно видеть, что и здесь во II тысячелетии до нашей эры земледелие укореняется именно в тех районах, которые за тысячу лет до этого подверглись интенсивной эксплуатации фатьяновцами и которые до сих пор составляют основной земельный фонд нашей Нечерноземной зоны.

Впрочем, для того чтобы такой вывод мог быть сформулирован, потребовались годы поиска и объединенные усилия многих археологов.

Интерес к экономике первобытного общества, в том числе и к древнему земледелию, возник у меня и моих сокурсников по университету еще на студенческой скамье. Мы учились в годы, когда С. П. Толстов открывал древние земледельческие цивилизации Средней Азии, только что вышла книга Г. Чайлда о древних земледельцах Востока, а Т. С. Пассек и С. Н. Бибиков исследовали один из древнейших очагов земледелия в Восточной Европе — трипольскую культуру.

В археологической науке совершался перелом. В нее входили не только новые методы исследований — в ней менялись точки зрения на давно, казалось бы, установленные факты.

Рентгенограммы трипольских культовых статуэток, наполненных зернами злаков, были не менее эффектны, чем анализ кремневых орудий, которым тогда занимался С. А. Семенов. В результате оказывалось, что многочисленные «резцы» являются кремневыми ножами, в том числе и жатвенными, а кремневые «пилы» — рабочие части деревянных и костяных серпов… Неолитическая эпоха, традиционно связываемая лишь с охотой и рыболовством, в свете новейших открытий приобретала совершенно иной производственный облик. Металл вовсе не был необходимым условием животноводства, земледелия и огородничества. Многометровые оборонительные стены неолитического Иерихона — древнейшего города мира, — поселки из камня, сырцового