Хоровод воды - Сергей Кузнецов

Наверняка с Дашей что-то случилось, думает он. Может, она попала в аварию? Может, ей стало плохо? Может, на нее напали, прямо там, у нее в подъезде? Избили, изнасиловали, отобрали мобильный.

Ерунда. Просто села батарейка или поезд метро застрял в тоннеле. Ничего страшного.

Но все равно: перед глазами – столкнувшиеся машины, искореженные тела, дымящаяся плоть. Тот самый ад, который всех ждет.

Давно ли ты представлял себе темноту кинозала, свою руку на Дашином бедре? Давно ли говорил себе: Великое дело технологии, все под контролем.

Где они, твои технологии?

Они недоступны. Временно недоступны.

Уже сорок пять минут.

Официантка приносит еще кофе, смотрит на Никиту с подозрением: когда это успел так напиться, вроде был трезвый, когда пришел? Руки трясутся, волосы слиплись от пота, губы побелели. Может, наркоман? – думает она.

Ну да, наркоман, дозу не довезли. Задержали на сорок пять минут.

За соседним столиком щебечет стайка девушек. Никита закрывает глаза: сейчас он не может видеть других девушек, не хочет видеть никого, кроме Даши.

Она недоступна. Временно? Навсегда? Может, выбросила телефон? Решила расстаться с ним?

Все, сколько можно здесь сидеть, говорит себе Никита. Она не придет, не обманывай себя. Вставай и уходи.

Он поднимается из-за столика, нетвердой походкой идет мимо витрин. Высокие сапоги, короткие юбки, костюмы в полосочку, галстуки в тон.

Абонент временно недоступен.

Он кладет мобильный в карман и тут видит: навстречу идет Даша с незнакомой высокой шатенкой (высокие сапоги, короткая юбка), они едят мороженое и разговаривают, они не видят Никиту.

– Даша, – зовет он, – Даша!

– Ой, привет! Это Лерка, это Никита, знакомьтесь. А что ты не звонил? Мы уже полчаса здесь ходим.

– У тебя телефон не отвечает, – говорит Никита.

Даша лезет в сумку, достает мобильный:

– Черт, да у него батарейка села. А я-то удивляюсь – куда ты подевался?

– Я побежала, – говорит Лерка.

– До свиданья, – кивает Никита.

– Пока, – говорит Даша и взяв Никиту под руку спрашивает: – Ну что, в кино?

Кино? Темный зал, рука скользит вдоль бедра, горячее дыхание, судороги юной плоти под сильными пальцами.

– Нет, – отвечает Никита, – давай лучше кофе попьем, расскажешь, как ты тут без меня. Я же соскучился.

Они будут сидеть и пить кофе, Даша расскажет про Лерку и ее родителей, про свою маму, про то, что думает восстановиться в институте, про Харуки Мураками и Пауло Коэльо, про викканство и поддержку НБП, Никита будет слушать ее голос и повторять про себя, что нет в Даше ничего такого особенного, молодая сексуальная штучка, обыкновенная девушка, такая же, как все другие, как ее Лерка, как девицы за соседним столиком, обычные посетительницы «Атриума», покупательницы белья, косметики и обуви. Ничего особенного, просто я завел себе любовницу, как Костя, как другие ребята. Ничего особенного.

Официантка принесет кофе, глянет искоса – и Никита на миг увидит в ее глазах застывшее полчаса назад отражение: сорокалетний мужчина в дорогом костюме, волосы слиплись от пота, руки трясутся, губы побелели…

Ничего особенного, повторит он про себя, все хорошо, все под контролем.

Вечером вернется домой, скажет Маше: День выдался напряженный, нельзя так надолго бизнес оставлять.

47. Как сказано у Джона Ву

Все-таки попробуем. Из чего только сделаны мальчики. Из улиток, какашек, разноцветных букашек, как-то так. Нет, не получается.

Мальчики сделаны из оружия. Из пистолетов made in China, автоматов на батарейках, самурайских катан, казацких сабель, абордажных крючьев, русских мечей, пластиковых щитов, рыцарских шлемов, многозарядных ружей, вертолетов, самолетов, танков, солдатиков и action figures.

Ах, сколько сейчас новых игрушек! У меня были только советские солдатики, красный меч и щит, того же цвета конь-огонь. Вот и все. Гоше можно только позавидовать: настоящий арсенал. Не такой уж дорогой, кстати. Аня может себе позволить. Ей нравится, как Гоша носится по квартире, в одной руке меч, в другой – абордажный топор. Машет во все стороны, аж щепки летят от хозяйской мебели.

Вот это удар! Оружие, между прочим, пластмассовое. Было бы настоящие – ого-го! Не поздоровилось бы старой ведьме с третьего этажа.

Жалко, это не мой сын. Мне хотелось бы сына – но все девушки, беременевшие от меня, делали аборты. Начиная с Сони Шпильман.

Если бы у меня был сын, я играл бы с ним в солдатики, а когда бы он подрос, мы бы вместе смотрели гонконгские боевики и старые американские вестерны. Вырастил бы стрелка, настоящего воина. Как в «Великолепной семерке»: «Друзей нет. Врагов нет». – «Живых врагов нет».

А впрочем, хорошо, что у меня нет сына. Что бы я ему передал? Тщету своего существования? «Шапки – нет, зубов – нет». – «Целых зубов нет». Прекрасное наследство, нечего сказать!

Андрей кривится, глядя на оружейный склад, говорит: Мне кажется, мальчик растет слишком агрессивным.

– В самый раз, – отвечает Аня. – Мы, татары, воинственный народ. И бабушка у меня была снайпер.

Точно – бабушка была снайпер, а от дедушки осталось только мамино отчество да семейная легенда о том, как однажды встретились Олег и Джамиля. Вот, собственно, и все.

Да и вообще, не везло мужчинам в Аниной семье.

Андрей, впрочем, об этом не знает. Интересно, кстати, что бы сделал, если б узнал?

Мне Андрей не нравится. Я представляю его эдаким хлыщом, котярой, в дорогом костюме, с пачкой купюр в кармане, всегда при галстуке. Я такой же, как все, я работаю в офисе.

Иногда я встречаю их на улице. Они выходят из подержанных иномарок с таким видом, будто каждый – Борис Березовский в годы расцвета. Как-то раз подошел к одному такому, из «фольксвагена», честно попросил денег на опохмел. Внимание! Не стал врать, говорить: мне нужно на лекарство. Конечно, опохмел – тоже неверное слово. Опохмел предполагает, что процесс питья прервался, человеку плохо, надо немного выпить – и станет хорошо. Для меня запой – непрерывный процесс, ни о каком «хорошо» речи не идет. Надо пить не останавливаясь, а когда остановишься, случится не похмелье, а пиздец. Это довольно сложная теория, не хотелось объяснять этому, среднего звена.

Итак, я попросил на опохмел, а котяра брезгливо отстранил меня и сказал: Иди лучше поработай.

Уверен: сам он не работает, только руководит.

Мне никогда не удастся объяснить такому, чем отличается мое работать от его. Я и не стал объяснять – просто заблевал ему лобовое стекло.

У Андрея, значит, тоже «фольксваген» – может, поэтому он меня так раздражает. Назойливый, излишне сентиментальный и непробиваемо серьезный. Наверняка считает своим долгом развлекать девушку – в кафе, на улице, в постели.

Я думаю, Аня от этого тоже не в восторге, она ведь девушка самостоятельная.

И вот лежат они вместе, и этот Андрей, удовлетворенный, довольный такой котяра, смотрит на оружие в детском углу, бубнит: Мальчик растет слишком агрессивным. Понимает, что будет, когда мальчик вырастет. Кирдык Андрею будет. Если, конечно, Аня его раньше не отошьет.

Ладно. Мальчика Гошу представить никак не получается – только его пластмассовое оружие. Попробуем тогда посмотреть, как Аня и Андрей будут трахаться. Для мужика, месяц не видавшего живой пизды, нет фантазий интереснее.

Сексом Андрей занимается серьезно. Основательно. Заботливо. Он знает, что нужно женщине. Пять минут поцелуи, потом – грудь, потом – оральная стимуляция, а уже потом – вперед на всех парах. Никакого воображения.

По-настоящему я трахаюсь, только если пьян. Точнее, когда начинаю входить в запой. Вот тогда я, наверное, совершенно прекрасен – жалко, что потом ничего не помню. Но, думаю, ничего похожего на скучный регламентированный секс, которым занимается Андрей.

Аня вроде тоже не в восторге. Не Марик, конечно, но все равно – бывало и лучше. Ну да, мужчины взаимозаменяемы, но если уж встречаешься с одним так долго, начинаешь присматриваться.

Она, должно быть, страстная женщина, моя двоюродная сводная сестра. Далекое родство, ничего не скажешь. Зато она азиатка, как моя Мэгги Чун.

А вот интересно, любовь к азиаткам у меня от дяди Саши (ах, как жаль расставаться с мыслью, что он – мой настоящий отец)? Или просто будущее принадлежит косоглазым, мы пытаемся сохранить свои гены?

Со мной все ясно: я-то люблю гонконгское кино, этим все сказано. Начал, как и все, с Джона Ву, потом Ринго Лам, Цуй Харк, Джонни То. Ну, и Вонг Кар Вай, как же без него.

Я считаю, если человеку не нравится гонконгское кино, ходил бы он лучше в театр или в библиотеку. Потому что в кино такой человек все равно ничего не смыслит.

Аня тоже должна любить гонконгское кино. Неясно, впрочем, где она его увидела, ну да неважно. Скорее всего, любимый Анин фильм – «Никита» Люка Бессона. Да-да, по временам она представляет себя суперагентом. В сумочке – настоящий пистолет, под прилавком – снайперская винтовка. После работы она выходит на крышу, ложится, собирает винтовку, ставит лазерный прицел, задерживает дыхание и нажимает на спуск.