Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так я стал командиром двенадцати «ворчунов» и семи хорошо образованных новобранцев. Сержант-майор объяснил им, что надо делать, и поэтому они сразу же отправились к книготорговцу за бумагой, перьями, линейкой, карандашом и Библией. Я был очень удивлен, увидев, что у меня будет семь учителей. «Посмотрите сюда, — сказали они мне. — Вот с чем мы будем работать». «Я, — сказал тот, кого звали Гало, — буду работать над вашим письмом». «А я, — сказал солдат по имени Гобен, — научу вас читать». «Мы все будем учить вас читать», — сказали все. «Прекрасно, я благодарю вас всех, — ответил я. — А я отвечу вам заботой о ваших мундирах — их нужно привести в порядок».
Но на этом дело не закончилось. Из моей роты пришли семь капралов с двумя парами нашивок и портным. «Давайте, — сказали они, — снимайте мундир».
«Эти нашивки принадлежали двум нашим погибшим товарищам» «Право же, — ответил я, — вы слишком много хлопочете ради меня. Мы должны обмыть их». «Не стоит, — ответили они, — нас слишком много». — «Неважно, мы выпьем по чашке кофе и по маленькой рюмочке. Но я хотел бы, чтобы вы позволили мне пригласить моих учителей и портного, который пришил мои шевроны». «Хорошо, — ответили они, — мы согласны». И потом в сопровождении пятнадцати человек я отправился в кафе. Я усадил их за стол, а сам обратился к хозяину: «Я сам заплачу за все, вы понимаете». «Хорошо», — ответил он. «Не забудьте о французском коньяке». — «У вас все будет». Я вынул из кармана двенадцать франков из кармана, и мы в полном восторге покинули кафе.
Я регулярно посещал свои уроки, словно ребенок выписывал кривые буквы, разбирал библейские стихи и читал их моему учителю. Но нам предстояло еще пройти через окончательный смотр, а на следующий день, 13-го июля, мы в самом высоком расположении духа отправились в Берлин. Весь Берлин поднялся встретить нас, они уже знали о заключении мира. Мы не могли быть приняты более любезно — нас роскошно поселили, и многие из берлинцев пригласили нас в кафе. Они спрашивали у нас: «Таким образом, русские нашли своих хозяев, не так ли? Но они говорят, что наши солдаты плохо сражаются». «Ваши солдаты так же храбры, как и русские, и наш Император заботился о них так же хорошо, как о своих. У вас тоже прекрасный генерал, и он тоже хорошо относится к нашим солдатам, наш Император очень дружен с ним». И тогда они, пожимая нам руки, говорили: «Это так по-французски!» Но я возразил им: «Вашим пленным живется лучше, чем вашим солдатам — они едят хороший хлеб, им хорошо платят и не бьют». «Как вы добры, капрал, ваши слова делают нас счастливыми. Вы ведете себя в Берлине, словно родились в этой стране». — «От имени моих товарищей я благодарю вас».
Мы шли, периодически делая краткие остановки. Такие крупные города как Потсдам, Магдебург, Брунсвик, Франкфурт и Майнц принимали нас как триумфаторов — все радовались. Крестьяне покидали свои дома и выходили на дороги, чтобы посмотреть на нас. В каждой деревне нас угощали прохладительными напитками. Можно сказать, что деревни вступили в яростную конкуренцию с городами — кто проявит больше внимания к нам. Сытые и торжествующие, мы вернулись к воротам нашей собственной столицы, которая превосходит все другие виденные мною столицы. Там нас ожидали триумфальные арки, пышные приемы, театры и страстно желавшие посмотреть на нас прекрасные парижанки.
Император принял нас в Тюильри, мундиры наши были чисты, но несколько потерты. Затем мы прошли по саду Тюильри, пообедали на Авеню-де-л’Этуаль, а оттуда отправились на отдых в Курбевуа. Но Император не дал нам много времени. Он немедленно организовал полковые школы и вызвал из Парижа двух профессоров — один обучал нас утром, а другой во второй половине дня.
Это очень помогло мне. Я сразу же достиг успехов в грамматике и чтении. Занимаясь два раза в день в классе, и с помощью своих рекрутов я быстро продвигался вперед. Я не занимался только находясь в наряде. После класса я уходил в самый уединенный уголок Булонского леса, и там продолжал учиться. Спустя два месяца я уже очень прилично писал,[60] и я могу утверждать, что очень даже хорошо. Профессора сказали мне: «Если бы вы занимались у нас год, вы бы точно узнали, как надо красиво писать, у вас твердая рука». Как я гордился собой!
Император также основал школу плаванья, где мы могли научиться плавать. У моста Нёйи стояло несколько барж, и там под мышками каждого не умеющего плавать гренадера, делалась широкая обвязка, а затем ее концы держали два стоявших на каждой барже солдата. Мы занимались так рьяно, что уже через два месяца восемьсот гренадеров могли переплыть Сену. Мне сказали, что я тоже должен уметь плавать. Я ответил, что очень боюсь воды. «Хорошо, — сказал адъютант-майор, — оставьте его в покое, не принуждайте». «Благодарю вас».
Император приказал, чтобы сильнейшие пловцы, уже без панталон, в полдень, собрались в своей раздевалке. На следующий день он вошел на наш двор, и пловцам было приказано выйти. Императора сопровождал его любимый маршал Ланн. Он спросил сотню самых лучших пловцов, и ему указали на них. «Я хочу, чтобы они проплыли с оружием и патронами над головой». Затем он сказал мсье Белькуру: «Вы можете возглавить их?» «Да, Сир». — «Тогда идите и приготовьте их, я подожду». Затем, прохаживаясь по двору и, увидев меня — такого маленького среди великанов, сказал адъютанту-майору: «Пришлите ко мне этого славного гренадера». Я подошел к нему, но чувствовал себя очень неловко. «Вы умеете плавать?» — спросил он. «Нет, Сир». — «Почему нет?» — «Я не боюсь огня, но я боюсь воды». — «О! Вы не боитесь огня! Очень хорошо, — и повернувшись к мсье Белькуру сказал, — я освобождаю его от уроков плавания».
Совершенно счастливый, я удалился. Тем временем, сотня лучших пловцов вышла на берег Сены. Там уже стояли две лодки с морскими гвардейцами на борту, а потом подъехал Император — он сошел с лошади у самой воды. Все пловцы без всяких трудностей проходили под мостом и мимо замка
