Мой мир: рассказы и письма художницы - Наталья Григорьевна Касаткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё. Пиши, Игорёк. Не забывай меня. Целую тебя.
Нат.
P. S. Забыла ещё одну вещь. Ты спрашивал насчёт моих живописных работ. Есть немного из уцелевших. Они находятся на терраске. Я их не развязывала с тех пор, как привезла. Они завалены коробками с книгами и пр. Когда здесь был ремонт, всё свалили туда. Разбирать всё это – целое дело. Ирма не решалась к этому подступаться, а я – тем более. М. б. найму соседа. Он будет приносить понемногу, а я разберусь. Тогда придётся здесь всё завалить. А вообще-то я давно прошу хотя бы мои работы принести. М. б. всё давно съели крысы. А теперь разборка отодвигается, т. к. Ирма вчера поскользнулась и сломала руку в плече. Теперь лежит, закованная в гипс, в Москве. Её приезд откладывается. Несколько работ случайных есть близко, но навряд ли они подойдут.
У нас тут тоже скользко. Было +4°, а сейчас всё замёрзло. Топим печку, иногда 2 раза в день. А вообще – всё неплохо. Сегодня – солнышко. Любуюсь природой в окно.
М. б. крысы и не будут есть масло. А графика и акварели, конечно, «в группе риска». Съели они всю яичную краску с эскиза иконостаса, который я собиралась писать117. Остался рисунок. Но в церкви украли все иконы на досках. (Я 30 шт. отреставрировала.) Поэтому – иконостас бумажный – большие репродукции с хороших образцов. Сохранилось только большое распятие (тяжёлое – не украдёшь). Я его почти всё прописала заново. 2 года работы.
Ну, всё, пока. Целую. Наташа
18. 7 сентября 2011
Дорогой Игорёк!
Получила твоё письмо, оно шло около месяца. Спасибо за него и за репродукции. Спешу тебе ответить, т. к. Ирма через 2 часа едет в М-ву и я хочу с ней отправить письмо.
Ты предлагаешь купить мне книгу о Матиссе и прислать, но это слишком хлопотно для тебя и к тому же сейчас книги дороги. А я тут разболелась и лежу вот уже!/2 года. Сейчас ничего не читаю, только рассматриваю книги и с большим сожалением откладываю их до лучших времён (если они будут).
Летом я резким движением что-то нарушила себе в позвоночнике и 2 недели лежала, приклеенная к постели. Была жуткая боль. Меня напичкали уколами, и было отравление от лекарств. А потом я как-то ослабела от всего этого. Теперь учусь снова сидеть и хотя бы стоять. А хочется пробежаться по комнате. А читать я не могу по той причине, что нет подходящих очков. Нужно вызывать офтальмолога, покупать новые очки. Целое дело. А так – настроение хорошее, всё равно жизнь прекрасна и удивительна!
Прости, что не ответила на твоё последнее письмо с отзывами на выставку. Я никому это время не писала. Пишу лёжа, поэтому соответственный почерк.
У нас очень красиво, как и во все времена года. Летом у нас была немыслимая жара (подходила к 40°), но лучше, чем в прошлом году. И хоть не было дыма. Сплю с открытым окном и только иногда слышу запах дыма, видно где-то горят торфяники.
В старой сказочке Андерсена есть один старичок, который говорил, что он не одинок, т. к. «его посещают мысли о прошлом и всё, что с этим связано…» Вот и я вроде этого старичка, смотрю «кино», вижу в цвете снова людей, поездки, события… Одно вытесняет другое. Это получается совершенно непроизвольно. Много всякого было в жизни, но вспоминаю я только хорошее.
Здесь прекрасные люди кругом меня, все стараются помочь. Нанесли нам кучу овощей со своих огородов, картошки на всю зиму, т. ч. не пропадём! Как-нибудь напиши мне, живы ли Кира Тих., Тата и те, кто ещё оставались. При случае привет всем от меня. Как ты сам-то себя чувствуешь? Рада за тебя, что ты побыл снова во Франции, отдохнул у моря, что Матисс тебя снова порадовал.
Знаешь ли что-нибудь о Мишке Татаренко, о Мишине118?
Будь здоров, целую тебя. Нат.
Посылаю тебе несколько произведений Ирмочки119. С радостью смотрю и пересматриваю их, как бы гуляю по окрестностям.
19. 31 января 2011
Дорогая Наташенька!
Посылаю тебе каталог выставки Фёдора Васильевича и др.
Каталог и выставку делала галерея «Ковчег» на свой вкус. Тем не менее получилось любопытно, и С.-Ам. смотрится прекрасно.
На открытии я уверял публику, что Семёнов-Амурский – это не левый МОСХ, а что-то другое. Афоризмы они перепечатали из моего парижского каталога 1988 года120. И это жаль, можно было б набрать других из его тетрадей. Этих афоризмов миллион.
Я ударился в воспоминания, рассказывал, как мы познакомились. А ты это помнишь? Напиши! Напиши воспоминания, статью, эссе о Фёдоре Васильевиче. Это будет где-нибудь напечатано, я тебе обещаю.
Удалось собрать несколько картинок Павла Ионова. Они очень оригинальны, резко отличаются от С.-Ам. Яркие, насыщенные, зелёно-фиолетовые по колориту. Его девиз – топить цвет в цвете.
Из всей компании выставленных в живых осталось только двое: Григорий Громов и я. Оба были на вернисаже. Григорию уже много за восемьдесят. Худенький, с палочкой. Приехал с дочерью и внуком – интеллигентным молодым человеком.
Дом в Абрамцево, в котором летом 1967 года жил Фёдор Семёнов-Амурский и его ученики.
Фото Христиана Вайса
Лежат – Дмитрий Пригов и Игорь Шелковский, сидит – Фёдор Семёнов-Амурский, стоят слева направо – Борис Орлов и Ростислав Лебедев. Абрамцево. Ок. 1971
Фотографии Фёдора Васильевича были сделаны в Абрамцево летом 67 года. Мы тогда жили в большом деревянном доме, который на снимке, а фотографию сделал швейцарский славист Христиан Вайс. Он мне их передал, когда я уже жил во Франции. Он погиб лет 10 назад в швейцарских Альпах, сорвался со скалы, торопясь на помощь группе потерявшихся альпинистов.
В то лето 67 года я ежедневно ходил на пленэр и писал разрушенный монастырь в Хотьково. А Фёдор Васильевич «философски», т. е. с подчёркиваниями, кружочками и квадратиками на полях, читал сочинения Калинина и Кагановича, которые валялись до нас в беспризорном доме.
Наши жёны приезжали в конце недели, были и другие гости. Фёдор Васильевич почти не работал, отдыхал после выставки в Институте физпроблем у Петра Капицы121.
