Слова через край - Чезаре Дзаваттини

Окулист. Отлично!

Массари. Извините… А в политическом отношении?

Джакомо ошарашен.

Окулист (к Массари). Это не имеет значения, уверяю вас.

Синьора Массари (поднимаясь со стула). Разрешите? (Пересаживается подальше, за спину Окулиста, чтобы лично проверить остроту зрения продавца глаза, и поднимает пальчик, такой коротенький, что он еле-еле высовывается.) Сколько?

Джакомо. Ни одного.

Синьора Массари. Как же так?.. Один.

Окулист. Вы не обижайтесь, синьора, но пальцы у вас чуточку коротковаты, и их нелегко разглядеть.

Синьора Массари (с досадой). Ну хорошо, так сколько же вы хотите?

Джакомо. Сумму назвать не так просто… Можно запросить десять, а можно и тысячу, и миллиард…

Синьора Массари (иронически). Конечно, запросить-то все можно. (Агрессивно.) Назовите сумму. (Ожидает ответа с враждебным видом.)

Массари. Мы позволяем себе обсуждать этот вопрос не столько потому, что он интересует нас лично, сколько из соображений общего характера. Подумайте о сфере компенсаций при несчастных случаях.

Окулист. Да, действительно. Глаз — столько-то. Два глаза вдвойне. А сколько за палец? Ведь если у каждого итальянца их десять штук, то может набраться полмиллиарда.

Синьора Массари. Автомобильные наезды становятся все чаще.

Джакомо. Синьора… В будущем вы по-прежнему собираетесь жить в этом городе?

Синьора Массари. Разумеется.

Джакомо. Значит, когда-нибудь я смогу встретиться с вашим мужем… Это несколько осложняет положение…

Синьора Массари (с неожиданной тревогой). В тридцать восьмом году мы нашли на улице собачку. Она прожила у нас год… Потом откуда-то явился хозяин, но собачка всегда прибегала к нам.

Окулист. Успокойтесь. Это не наш случай. Я допускаю, что могут мелькать искры, появляться радужные блики, одним словом, что-то останется, но что-то легкое, незаметное, вроде касания крылом волны, не более…

Массари (к Джакомо). Итак, назовите сумму, дорогой друг…

Джакомо. Мне очень хотелось бы открыть кафе и смотреть… на людей… на все вокруг…

Синьора Массари. Мне кажется, тут какое-то недоразумение. Вы говорите так, будто это уже невозможно… Ведь нам нужен только один… один глаз, а не два.

Массари. Учтите, ведь только вчера мы даже не думали об этой возможности. Нам случайно стало известно о вашем прискорбном намерении…

Джакомо. Это верно. Потом я услышал о вас и сказал: значит, я еще кое-чего стою. Это был минутный порыв.

Синьора Массари. Вам следует знать, что есть люди, которые их даже дарят.

Джакомо. Это святые, синьора.

Синьора Массари. А не могут возникнуть какие-нибудь осложнения с юридической точки зрения?

Окулист. Гражданский кодекс, во всяком случае, не разрешает продавать какую-либо часть нашего тела, даже самую маленькую. Или все, или ничего…

Массари. Мы все одинаково заинтересованы в молчании.

Окулист. Современная цивилизация — увы! — держится на том, о чем умалчивают, а не на том, о чем говорят!..

Массари. Мне хотелось бы поскорее закончить дело.

Джакомо. Тогда вы сами предложите цену.

Синьора Массари. Попробуйте закрыть один глаз рукой.

Джакомо подчиняется, а синьора берет со стола бутылку.

Что это?

Джакомо. Бутылка.

Синьора Массари. Вот видите? Вы же не сказали что-нибудь другое… Вы сказали: бутылка. Назначьте цену.

Джакомо (продолжая закрывать один глаз рукой, пытается обвести взглядом всех присутствующих). На меня больше не взглянет ни одна женщина…

Синьора Массари (с удивлением и неодобрением). У вас ведь жена и дети…

Джакомо. Да, но мне всегда хотелось немножко отвлечься… Теперь я мог бы позволить себе кое-что на это потратить…

Синьора Массари. Я надеюсь, что вы используете наши деньги как порядочный отец семейства.

Джакомо. Конечно, но представляете себе, что значит: никогда больше. В каких-то вещах всегда приходится себя ограничивать… достаточно запретить себе думать о них как о чем-то невозможном.

Синьора Массари. Вы колеблетесь?

Джакомо. Нет… Нет, если представлю себе рожу лавочника и то, как я выкладываю перед ним на прилавок тысячные бумажки… Вы сможете дать мне новенькие?

Массари. Охотно.

Джакомо (со вздохом). Сейчас мне кажется, что глаза — это, наверное, самое главное в жизни.

Синьора Массари. Возможно, вы несколько переоцениваете важность зрения. Я придаю большее значение ногам.

Окулист. Синьора… а руки? Мне кажется, что руками я думаю… (Шевелит в воздухе руками, демонстрируя их ловкость и выразительную подвижность.)

Синьора Массари. Представьте, что вдруг вспыхивает пожар, а у вас нет ног. Я ужасно боюсь пожаров. А в остальном, сказать по правде, у меня нет повода жаловаться на жизнь.

Окулист. Пожарные добились в своем деле немалых успехов.

Синьора Массари (качая головой). Я никогда не решусь броситься вниз на этот белый брезентовый круг.

Окулист (успокаивающе). Вы ведь живете на первом этаже, синьора.

Синьора Массари. Но мы много путешествуем.

Джакомо. Разрешите мне позвать жену?

Джакомо оборачивается, делает знак, и в сцену вступает из темноты его жена — скромно одетая женщина средних лет, вид у нее довольно измученный и смущенный.

Скажи-ка, правду ли я говорю… Когда мы с тобой познакомились… что ты мне сказала?

Жена Джакомо. Я хотела бы войти в твои глаза.

Джакомо. Она мне казалась красивой рыбкой, которая хочет войти в мои глаза, словно вплыть в маленькое озеро… Господа ждут, что я назову цифру… Подскажи мне, дорогая…

Жена некоторое время колеблется, потом начинает безмолвно плакать, стыдясь своих слез и закрывая лицо руками.

Синьора Массари. Не думайте, синьора, что мы делаем эту покупку из тщеславия.

Массари. Борьба в мире бизнеса безжалостна… Мы смотрим друг другу в глаза. И тот, у кого глаз только один, понимает, что ему трудно тягаться с другими.

Синьора Массари. Мы кормим триста семей…

Джакомо (с неожиданной решимостью, отбросив робость). Пятнадцать.

Наступает мертвая тишина: Массари и его жена обмениваются вопросительным взглядом. Тогда Джакомо начинает расхваливать свой товар. Он легонько нажимает пальцем на один глаз.

Если я надавливаю на него пальцем, даже еле-еле, то глаз мой начинает видеть ослепительные полосы, желтые… оранжевые круги… которые зажигаются, увеличиваются и размерах, сливаются друг с другом.

Синьора Массари. Если вы приложите ассигнации одна к другой, то с пятнадцатью миллионами у нас получится полоса длиною от мыса Пассеро до Сирмоне.

Жена Джакомо. Что мы скажем детям?

Джакомо. Мы скажем, что произошел несчастный случай, что я попал под трамвай. Они не должны обо мне плохо думать.

Жена Джакомо. На прошлой неделе у нас вывозили мебель, а он смеялся. Дети глядели на него, а он нее смеялся.

Джакомо. Я сказал им, что борюсь против одного очень влиятельного человека, даже против правительства, и потому дети гордятся мною.

Жена Джакомо (мужу, внезапно). Джакомо, не делай этого, не делай.

Джакомо. Тебе очень больно… Ну, давай же, сделай эту боль еще нестерпимее. Пусть сердце не выдержит и разорвется. Но я должен платить, дорогая. Расскажи господам, как мы вечерами ложимся спать.

Жена Джакомо (грустно). Да, это правда, мы раздеваемся так, словно должны лечь в могилу.

Джакомо. Продолжай. Скажи им, сколько времени мы с тобой уже не занимаемся любовью?

Жена Джакомо. В прошлом месяце он солгал, потому что (смущенно)… ему очень захотелось. Он сказал мне: «Эльвира, я нашел место». А потом, наутро, мы поссорились.

Джакомо. Мы начинаем ненавидеть друг друга. Ненависть всегда гнездится на самой… близкой ветке. (В возбуждении вскакивает и после короткого колебания сбавляет цену.) Дайте мне четырнадцать… четырнадцать, и дело с концом. Я не хочу никого ненавидеть… Четырнадцать миллионов… Но немедленно. Сейчас же.