Слова через край - Чезаре Дзаваттини

Антонио (весьма неохотно соглашаясь на эту игру). Она все хорошеет, Салони. А твоя?

Салони (словно подстегивая его). Естественнее. Вчера это звучало чуточку естественнее. Любезнее…

Антонио (находя верный тон). Она все хорошеет. Салони. А твоя?

Салони (удовлетворенно). Вот так… Моя кашляет. Все эта ледяная трамонтана.

Антонио. Пусть посидит дома. И через несколько дней вернется к нам еще красивее, чем прежде.

Салони (к Кьяретти). Вот видите? Это снова он. (К Антонио, неожиданно резко.) Кто умирает в последней сцене?

Антонио. Никто.

Кьяретти. Ах, так ты, значит, знаешь, чем кончится…

Антонио. Пока еще очень расплывчато…

Кьяретти (с плохо скрываемым нетерпением). Я понимаю всю тонкость творческого процесса. Но сделайте над собой усилие. Дайте нам хотя бы намек…

Салони. Я буду тебе очень признателен.

Кьяретти. Мы будем сидеть тут тихо-тихо… как мышки. Говорите, а мы, если вас смущает наше присутствие, отвернемся в другую сторону. (Отворачивается, веля Салони тоже отвернуться, пока Антонио собирается с мыслями.)

Антонио. Может быть, так… Джакомо и его жена…

Кьяретти и Салони (резко, с тревогой оборачиваются). Что? Джакомо и его жена?.. (Но видя, что Антонио остановился, снова отводят взгляды.)

Антонио. Вот они… сидят в приемной клиники… и ожидании решающего момента… Съежились, как эмигранты.

Кьяретти (лишь на одно мгновение молниеносно обернувшись). Проблеск надежды… Не забудьте про надежду. (Потом вновь отворачивается, не позволяя Салони, который пытается подсмотреть, мешать Антонио.)

Между тем на сцене высвечивается маленькая приемная в глазной клинике. На стенах большие таблицы с буквами алфавита различной величины для проверки остроты зрения. Стеклянная дверь ведет в большой зал; сквозь нее видны снующие туда-сюда фигуры людей в белых халатах, несколько человек с повязками на глазу. Антонио входит в сцену и, подобно режиссеру, усаживает Джакомо и его жену — которые хотя и забились в уголок, но одеты очень хорошо, настолько хорошо, что это даже забавно, — так, чтобы их позы были как можно более выразительны.

Антонио (подсказывая женщине, как суфлер). Они сказали в восемь, дорогой. Осталось еще полчаса. (Замечает, что Кьяретти и Салони смотрят на него.) Нет… Нет… Вы меня сбиваете.

Настигнутые на месте преступления, Кьяретти и Салони, взявшись за руки, резко отворачиваются, а Антонио подает жене Джакомо знак начать.

Жена Джакомо. Они сказали в восемь, дорогой… Осталось еще полчаса.

Джакомо (тоже смотря на часы). По-моему, немножко меньше.

Жена Джакомо. Наши часы должны идти минута в минуту, ведь они у нас новые.

Женщина прижимается к мужу. Из большой двери выходит Окулист. Оба непроизвольно вскакивают.

Окулист. Не волнуйтесь! Синьор Массари уже там… ждет… он поистине образец спокойствия. Всего еще только полчаса. Пока же вы сможете присутствовать при одном научном и вместе с тем поэтичном событии. Хотите пойти со мной?

Жена Джакомо (вставая). Скажите же нам что-нибудь утешительное… Видите, как я дрожу.

Окулист (после короткого размышления, словно действительно пытаясь придумать что-нибудь утешительное). Подумайте о пятнадцатом июня…

Жена Джакомо. Через три месяца.

Окулист. Вот именно. Вы в этот час, наверно, будете еще в постели… вы просыпаетесь и звоните, чтобы прислуга принесла вам кофе. И все это (обводит рукой приемную) будет от вас уже так далеко.

Жена Джакомо. У нас никогда не было прислуги.

Окулист. Если с умом распоряжаться деньгами, которые вы получите, с сегодняшнего дня это станет для вас возможно. Ну, идемте же.

Отодвигает раздвижную дверь в стене, и нам открывается просторная палата, полная людей, среди которых мы различаем супругов Массари и сидящую посреди комнаты Девочку в бинтах.

Окулист (вполголоса к Джакомо и его жене). Эта девочка впервые в жизни увидит свет… жизнь… И жизнь должна сразу произвести на нее ободряющее впечатление. (Кидается к присутствующим, стараясь, слоено фотограф, расставить их перед девочкой в как можно более идиллических позах.)

За спиной у Девочки — пожилая Медсестра, она готова по первому знаку спять бинты. Все нервничают. Говорят, вернее, кричат вполголоса, чтобы Девочка не заметила всех этих торжественных приготовлений. В сутолоке Массари и его жена оказываются лицом к лицу с Джакомо и его женой. Джакомо и жена спешат отойти, чуть ли не убежать подальше. Но Окулист их догоняет и ставит рядом с Массари, просит улыбаться, словно на семейной фотографии. В сцену входят, сами того не замечая, Кьяретти и Салони, позабыв о том, что они могут лишь тайком подглядывать. Они спрашивают у Антонио, где им встать. Антонио сперва досадливо от них отмахивается, потом вталкивает в общую живую картину. Кьяретти вытаскивает из стоящей поблизости вазы несколько роз, делит их с Салони и становится в позу.

Шевелитесь, шевелитесь…

Кьяретти и Салони обрывают лепестки роз и бросают их вверх. Медсестра протягивает руки к бинтам Девочки. Но Окулист останавливает ее: пусть подождет еще минуточку. Потому что он хочет отодвинуть назад синьору Массари, которая настойчиво выпирает на первый план. Потом поправляет галстук одному из присутствующих, выглядящему несколько потрепанно, но не удовлетворен этим и решает его также задвинуть на задний план. Нескольких больных с забинтованными головами он выставляет из палаты, и они толпятся за стеклянной дверью, наблюдая происходящее издалека. Затем он опять подходит к Джакомо и его жене и нетерпеливым жестом призывает согнать грустное выражение, вновь появившееся на их лицах.

Беседуйте… беседуйте…

Все подчиняются и принимаются болтать друг с другом сердечно и бестолково, как в комедиях, когда образующие фон статисты импровизируют на заданную тему; и в то же время все не отрывают глаз от Девочки, чтобы не пропустить решающего момента.

Не смотрите в эту сторону… Приготовились… Держитесь как можно естественнее…

Массари и Джакомо делают вид, будто и они сердечно беседуют друг с другом. Окулист, точно командуя «старт!», делает рукой жест, означающий «снять бинты!». Пожилая Медсестра осторожно разматывает повязку, и все как один сразу умолкают и смотрят на Девочку. Девочка некоторое время остается неподвижной и сидит закрыв глаза. Все глубоко взволнованы, мертвая тишина. Взволнованы даже Салони и Кьяретти. Девочка медленно открывает глаза, потом закрывает и открывает вновь и, наконец, широко распахивает их, уставившись на лица перед собой; и тогда все по знаку Окулиста автоматически возобновляют свою болтовню, жестикулируя при этом с подчеркнутым оживлением, особенно Массари и Джакомо, которых теперь уже можно при нить за старых друзей.

Девочка. Я вижу.

Все опять застывают затаив дыхание, а Девочка хватается за одежду стоящей рядом Медсестры, словно выражая свое изумление и вместе с тем испуг, и утыкается ей в колени.

Все вместе. Она видит!

Девочка постепенно набирается смелости и вновь обводит взглядом присутствующих.

Окулист. Откройте дверь на балкон.

Одна из медсестер распахивает балконную дверь-окно, выходящую в партер. Стул Девочки осторожно двигают вперед на самый край просцениума. Все толпятся вокруг и глядят на нее.

(Указывает пальцем в партер). Мужчина… Женщина… Старик… Ребенок… Шляпа… Сумочка…

Все. Молодой человек… Кресло… Дверь… Люстра…

Джакомо и его жена тоже с воодушевлением участвуют в этом взволнованном перечислении. Но вдруг останавливаются и смотрят друг на друга, словно внезапно вернувшись к своим заботам. Жена берет Джакомо за руку. Они еще раз бросают нежный взгляд на Девочку, вокруг которой продолжается шумная суета, потом жена увлекает Джакомо прочь. Они выходят из палаты, которая исчезает за их спиной. Доносящийся оттуда хор голосов постепенно стихает. Они сразу же оказываются перед высокой белой стеной, которая вдруг освещается, и мы видим, что это большое белое полотнище наподобие экрана. На экране их тени гигантски растут; они пускаются бежать, бегут, почти не трогаясь с места и то и дело оглядываясь, словно опасаясь погони. Между тем раздаются первые ноты музыкального сопровождения к фильму — эта музыка задает темп их бегу на месте. Но вот появляется целая группа преследователей: Массари с женой, Окулист, Кьяретти и Салони. Они тоже бегут, почти оставаясь на месте, но мало-помалу расстояние между ними и беглецами сокращается. Тщетно Джакомо с женой пытаются ускорить свой бог. Лица их выражают отчаяние. Антонио тоже пустился бегом, но бежит сбоку от преследуемых и их преследователей; он по-прежнему режиссер.