Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?» - Карин Клеман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На наш взгляд, отвечая настроениям непривилегированных социальных групп, идеологическим вызовам в политике и актуальным формам политической достоверности и чувствительности, прогрессивный патриотизм должен сегодня стать оружием левых в их борьбе за гегемонию. В то же время политический смысл и идеологическое содержание патриотизма – ставка в борьбе, которая ведется на разных участках российского общества. Поэтому участники левого движения: активисты, интеллектуалы, политики – должны сегодня отстаивать прогрессивно-патриотическую повестку в рамках конкретных политических движений, идеологических дискуссий, гражданских практик.
Левый патриотизм мог бы стать органической идеологией местного активизма. Недавний подъем локального и муниципального движений – это начало формирования нового патриотического проекта местного сообщества с большой степенью автономности и инклюзивности. Инклюзивность здесь, впрочем, иногда под большим вопросом – местными активистами зачастую двигает стремление защитить себя не только от произвола властей и бизнеса, но и от «чужаков», потенциально «опасных» элементов – мигрантов, маргиналов, бездомных. Другими словами, развитие местного активизма порождает одновременно и противоречие между скорее мелкобуржуазной, частнособственнической идеей сообщества и идеей сообщества инклюзивного, обладающей, конечно, несравнимо большим общественным горизонтом. Местный активизм – это поле борьбы и возможность для левых продвигать универсалистские эгалитарные ценности через новые формы локального патриотизма.
Совершенно очевидно, что реакцией, с одной стороны, на уязвимость, неуверенность, незащищенность, атомизацию, которые продуцируются неолиберальной экономикой, с другой – на фальшивый и агрессивный государственный патриотизм будет дальнейшее конструирование самых разных местных, районных, региональных патриотизмов, идентичностей. И очень важно связывать их с универсализмом трудовых, социальных, гражданских прав, а также с прогрессивными линиями национальной истории.
Например, Мещанский район – исторически самый интернациональный район Москвы, само название восходит к польскому слову, почему бы не использовать этот аргумент против реакционных реконструкторов, ксенофобов и изоляционистов? Но для этого важно быть внутри процесса, а не приходить извне с готовыми схемами, пусть сколько угодно прогрессивными[267].
Прогрессивный левый патриотизм, на наш взгляд, способен перечертить линии идеологической борьбы в сегодняшней России. Известно клише «левопатриотические силы», которое имеет негативный аналог, восходящий к 93-му году, – «красно-коричневые», а сегодня обозначает блок левоконсервативных и социал-империалистских сил на базе КПРФ. Объединяющей для этого блока, как и для условно левого и правого крыльев КПРФ, является фигура Сталина. На жестком противоречии по поводу сталинизма до сих пор строится основная публичная дискуссия, касающаяся истории, – спор между сталинистами и либералами. Это вполне устраивает и власть, поскольку спор между двумя группами меньшинства – ярыми поклонниками и ярыми обличителями сталинизма (при участии власти, в том числе лично президента, в роли здравомыслящего арбитра, пресекающего крайности) – сводит на нет возможность объединения большинства на другой идейной основе. А такой основой может и должен стать левый патриотизм, принимающий советский проект в целом, опирающийся на его основные символические вехи (Октябрьская революция, победа в Великой Отечественной войне, полет Гагарина в космос) как на достижения народа и народов, но не затушевывающий и обратную сторону – репрессии, переселение народов, подавление прав и свобод, цензура и другое. В целом проект нового патриотизма – антиимперский, апеллирующий к традициям самоорганизации и низовой демократии, но при этом не антиэтатистский априори, в отличие от анархо-либерально-либертарианских аналогов.
Действительно, попытки формирования нового патриотического дискурса со стороны национал-либералов также имеют место. «Здравствуй, мой прекрасный русский народ!» – так начинает свою речь на митинге против повышения пенсионного возраста известный блогер, член Либертарианской партии Михаил Светов. В его патриотической концепции русский народ – извечная жертва государства. Царская империя подавляла сверху предпринимательскую инициативу и вольную индивидуальность, советская «многонационалия» отнимала у работящих крестьян хлеб, давила предпринимателей, раскулачивала зажиточных тружеников, сажала и расстреливала лучших, то есть самых свободных и предприимчивых, потомками которых и является, по странному допущению, «прекрасный русский народ», присутствующий на митинге. Потомками же советских палачей является, по тому же допущению, современная российская власть и силовые органы.
Артикуляция проекта левого патриотизма невозможна сегодня без осмысления отношения к государству. В левом движении есть, с одной стороны, антиэтатистские и антипредставительские тенденции анархистского и альтер-глобалистского толка, с другой – консервативный этатизм сталинистской традиции, а с третьей – ортодоксально-большевистское представление о необходимости захвата государства пролетарским партийным авангардом. Дефицит осмысления государства как поля борьбы и как потенциального агента перераспределения в пользу большинства, то есть агента как бы одновременно и интересов трудящихся, и национальных интересов, связан с отсутствием социал-демократической традиции в России. Соответственно, развитие левого патриотизма должно быть связано с ее осмыслением и с противостоянием как консервативно-этатитским, так и антиэтатитским тенденциям. Опять же здесь неизбежна конкуренция за новый национальный нарратив с национал-либертарианским, антиэтатистским крылом.
Одно из разногласий между сегодняшними политическими движениями связано с отношением к мигрантам. Национал-демократический дискурс, ориентирующийся на современных европейских правых, имеет четкую антимигрантскую направленность. Традиционный советский патриотизм, несмотря на риторику «дружбы народов», обычно несет в себе сталинское понимание русского народа как первого среди равных. Эта сторона советского патриотизма проявилась во время конфликта на Донбассе, когда откровенно правая, националистическая суть кампании «Русская весна» (неубедительно прикрываемая интернационалистской, антифашистской риторикой) не помешала почти всем сталинистам ее поддержать. Вместе с этим доминирование консервативных, почвеннических сил и риторики предопределило превращение низовой составляющей протеста на Донбассе и в целом на востоке Украины в придаток кремлевско-имперской политики. В целом как бытовая, так и политическая ксенофобия (вспомним антимигрантские выходки КПРФ) – закономерное проявление этой политической тенденции.
Новый левый патриотизм, опирающийся как на лучшие стороны советского интернационалистского наследия, так и в целом на смешение и сосуществование народов как структурный фактор развития России, – наиболее реальная возможность создать инклюзивную гражданскую нацию, включив в нее и мигрантов из стран Центральной Азии. В то же время гендерная повестка должна быть артикулирована в сегодняшней России не через дискредитированные и абстрактные концепты
