Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. Год выставок и портретов
С 10 февраля по 28 апреля 1833 года Кипренский участвовал в выставке Римского общества любителей и ревнителей изящных искусств в мастерской Антонио Кановы в доме № 27 по улице делле Колоннетте. Молодой голландский художник Хендрик Виллем Крамер, получивший в 1831‐м «Prix de Rome» (Премию Рима) Королевской академии изящных искусств в Амстердаме, имел случай посетить эту выставку и описал экспонированные на ней работы Кипренского:
Хотя первоклассные художники не были представлены, меня особенно поразили некоторые примечательные произведения, такие, как <…> портреты в стиле старых мастеров русского Кипринского446.
К сожалению, каталог выставки нам найти не удалось, а из семи выставленных Кипренским портретов в единственной рецензии на эту выставку, написанной сицилийским архитектором-неоклассицистом Карло Фалькониери, подробно описаны только «Портрет отца», «Портрет Торвальдсена» и «Молодой рыбак» (то есть «Мальчик-ладзароне»):
Сами того не заметив, мы перешли к описанию портретов <…>. Только г-н Кипренской выставил семь: в первую очередь нас поражает портрет его отца, широко начертанный кистью уверенной и смелой, так что приравнен быть может к некоторым творениям фламандских колористов; похвала немалая. Говорено было нам, что это одна из первых работ его, мы же ценим сей портрет выше всех других, им здесь представленных, итак, советуем ему вернуться на прежнюю дорогу, каковая несомненно приведет его к положению высокому. Портрет Торвальдсена того же живописца не оставляет желать лучшего в отношении сходства и живости, его одушевляющей: он славно вылеплен, находим только некоторый недостаток в телесном колорите. <…> Молодой рыбак помянутого Кипренского начертан живыми красками447.
Нам удалось установить еще один немаловажный факт биографии Кипренского: на генеральной ассамблее Римского общества любителей и ревнителей изящных искусств, состоявшейся 28 апреля 1833 года, художник был избран советником, а также членом комиссии по отбору произведений для выставок Общества448. Это не только объясняет, почему в список книг Кипренского, составленный после его смерти секретарем Императорской Академии художеств, занесен «Устав Римского общества любителей и ревнителей изящных искусств», изданный в Риме в 1830 году (III: 304), но и вносит еще один важный штрих в картину отношений русских «римлян» с организацией, которая была важнейшей составляющей художественной панорамы Рима XIX века449. В этой связи вспомним о роли русского посла в Риме, князя Григория Ивановича Гагарина, который, в числе прочих, подписал предварительный устав Общества, активно участвовал в его деятельности, а в 1832‐м стал одним из инициаторов пересмотра устава. В разные годы членами или советниками Общества, помимо князя Голицына (неизвестно, был ли это Федор Александрович или его брат Михаил), князя Анатолия Николаевича Демидова и графа Н. Д. Гурьева, становились художники Ф. А. Бруни в 1830‐м и И. И. Габерцеттель в 1836‐м450.
Есть основания отнести к 1833 году и неизвестный ранее портрет брюнетки в шали, отделанной мехом, дважды продававшийся на аукционах в 2007 и 2011 годах. Портрет, подписанный «O: K:», не датирован, но он успешно прошел экспертизу в львовском центре исследований при Министерстве культуры Украины451. Хотя кажется весьма странным, что в описании нет ни слова о произведении, которое стало для художника источником вдохновения: за исключением некоторых деталей, портрет брюнетки является практически повторением «Женского портрета» Себастьяно дель Пьомбо (1512). В те времена эта картина экспонировалась в зале Трибуна галереи Уффици и считалась портретом Форнарины работы Рафаэля.
Кипренский хорошо знал это полотно, что станет известно из подробно рассмотренной нами в двенадцатой главе переписки 1821 года между ним, Антонио Кановой и бароном Джованни дельи Алессандри, директором Королевской Галереи статуй, как тогда называлась галерея Уффици. И в этом случае атрибуция персонажа является нелегким делом, однако, основываясь на утраченном портрете Петра Федоровича Соколова, известном по литографии А. А. Калашникова (1820‐е, ГЭ)452, рискнем предположить, что это графиня Марина Дмитриевна Гурьева (см. ил. 28–30), супруга многократно упоминавшегося графа Н. Д. Гурьева, который осенью 1832 года был назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром при Святом Престоле, заместив на этом посту князя Г. И. Гагарина.
Тридцатичетырехлетняя графиня Гурьева, урожденная Нарышкина, славилась своей привлекательностью453, но Иордан (хотя, честно говоря, неизвестно, стоит ли ему верить) засвидетельствовал ее ветреный нрав: «жена Гурьева <…> была очень легкомысленна и являла особое внимание к банкиру Александру Торлони, который по ночам пробирался тайком в их дворец»454. Не обращая внимания на сплетни, отметим, что возраст женщины, изображенной Кипренским, соответствует возрасту модели и что она довольно привлекательна, но выражение ее лица скорее хитрое, что может согласоваться с утверждением Иордана, и несомненно гордое – это перекликается с другой ее характеристикой в мемуарах графини Розалии Александровны Ржевуской, урожденной княжны Любомирской455: именно бесконечное и холодное высокомерие могло вызвать претенциозное желание женщины быть запечатленной в платье, позе и образе Форнарины.
Благодаря дневникам А. И. Тургенева и В. А. Жуковского известно, что в первой половине 1833 года Кипренский неоднократно посещал римский дом Гурьевых456: и хотя интересующий нас портрет никак не упомянут ни в одном источнике, предположение о том, что на нем запечатлена графиня Гурьева, кажется вполне приемлемым.
Но вернемся к финансовому положению Кипренского. В 1833 году он создал два значительных произведения: портреты братьев Голицыных. Из дневниковой записи А. И. Тургенева, который видел в мастерской художника «недоконченный [портрет] К[нязя] Гол[ицына]»457, нам известно, что уже в декабре 1832 года один из этих портретов был в работе. Все свидетельствует о том, что это был портрет Федора Александровича, ранее служившего сверхштатным сотрудником миссии при тосканском дворе (в 1832‐м он был переведен в римскую миссию в том же качестве). К сожалению, фон портрета не позволяет высказать предположения о месте, где запечатлен персонаж: мы не смогли идентифицировать здание (маяк или кампанила?), которое видно из окна.
Что касается судьбы портрета его брата Михаила, который вплоть до недавнего времени считался утраченным, мы выяснили, что в 1950‐е он находился в частной коллекции одного итальянского исследователя, а в 2012‐м был продан с аукциона – в великолепной сохранности и за очень солидную сумму458. Это
