Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце 1830 года А. И. Рибопьер покинул Константинополь ввиду нового назначения к прусскому двору, сделав остановку в Неаполе и Риме430; в июне 1831-го, после непродолжительного пребывания в Берлине с целью представить верительные грамоты, он приехал в Любек, откуда семья в полном составе отправилась пароходом в Петербург431. Возможно, что этот пароход доставил в Россию и портрет, написанный Кипренским, но его последующая история вплоть до приобретения Эрмитажем в 1960 году остается неизвестной.
Если наши предположения справедливы, то степень близости Кипренского к семейству Рибопьер выходит за рамки случайного знакомства: три рисованных портрета дочерей, портрет маслом Екатерины Михайловны и предложение, сделанное художнику Рибопьерами в конце 1829 года поехать с ними в Константинополь (I: 172), создают представление об отношениях более тесных и дружеских, чем это было принято считать до настоящего времени. И это дает основания предложить другое возможное объяснение исчезновению художника между сентябрем и декабрем 1828 года, о котором было сказано в предыдущей главе. В середине января следующего года, то есть в то же время, что и Кипренский, госпожа Рибопьер отправилась в Рим из Флоренции, чтобы встретиться там с мужем432. Очевидно, пока Александр Иванович вдоль и поперек объезжал Средиземное море, исполняя свои дипломатические обязанности по урегулированию греческого вопроса, его жена и дети в конце лета 1828 года вернулись именно во Флоренцию, где и задержались до следующего распоряжения отца семейства433. И предположение, что компанию им составил Кипренский, не кажется совсем уж невероятным.
Как бы то ни было, представленные выше материалы позволяют установить важный факт – а именно то, что в период между весной 1829 года и началом 1832‐го Кипренский создал в Неаполе, кроме известных полотен, еще и множество других произведений – к несчастью, ни одно из них до нас не дошло.
Глава 9
Между Римом, Флоренцией и Венецией
1. Возвращение в Рим
Двадцать первого апреля 1832 года власти Королевства Обеих Сицилий выдали Кипренскому и его «домашнему человеку» Матвею Посникову подорожную для отъезда из Неаполя (II: 256–257).
По возвращении в Рим летом художник занялся персональной выставкой: в одном из залов на Пьяцца дель Пополо около Папской таможни экспонировались восемнадцать работ. Подготовка выставки не обошлась без происшествий, как это явствует из переписки кардинала статс-секретаря Томмазо Бернетти, вторично занявшего эту должность в 1831‐м, с Канцелярией казначейства434, которое обладало широчайшими полномочиями: в его юрисдикции находились в том числе и изящные искусства. Кипренского обвинили в том, что он не получил необходимого разрешения и организует выставку с целью получения материальной выгоды от продажи своих картин, не представив их подробного описания. Бернетти попытался заступиться за Кипренского, утверждая между прочим, что он «совершенно осведомлен» о порядочности художника. Но несмотря на его попытку смягчить требования чиновников казначейства, были запрошены доказательства того, что по крайней мере часть картин была создана в Риме и что Кипренский действительно является их автором, поскольку, как это уже случалось в Неаполе, его авторство было подвергнуто сомнению435.
Примерно через месяц спорное дело было разрешено в пользу художника: специально созданная для его рассмотрения Совещательная комиссия по изящным искусствам, в которую вошли художники Винченцо Камуччини, Томмазо Минарди и Агостино Тофанелли, 4 июля 1832 года составила донесение, подтверждающее принадлежность работ Кипренскому. Однако Минарди, выразив сомнение в формулировках донесения, отказался его подписать – и нам удалось найти документ, в котором он объясняет свой отказ:
При рассмотрении работ г-на Кипренского <…> мы пришли к заключению, что все они, за исключением портрета, как считается, его отца, имеют единый истинно французский стиль и принадлежат кисти г-на Кипренского, известного нам много лет. В портрете отца, написанном, по словам художника, в возрасте 17 лет, угадывается тонкое подражание Рембрандту, и сие есть общее мнение; подражание это вполне под силу г-ну Кипренскому, принимая во внимание, прежде всего, что на его Родине находится немалое количество прекрасных оригиналов Рембрандта, тщательным изучением которых в молодые годы он несомненно занимался436 <…>. Огромнейшая разница между этой картиной и другими могла, конечно, вызывать подозрения, несведущих обмануть легко, поэтому мы посчитали, что в объявлении о выставке437 справедливо будет написать о картине, как о творении, явно подражающем Рембрандту, а не о разнообразии стиля, Кипренскому свойственном, ибо, как говорилось ранее, все его другие произведения имеют единый стиль, присущий множеству современных живописцев, в особенности Русских. Обо всех этих вещах я посчитал своим долгом сообщить Вашему превосходительству. Поскольку таковые мнения отличаются от содержащихся в донесении, я решился его не подписывать438.
Таким образом, Минарди косвенно дал довольно нелестную оценку русскому коллеге, который очевидно был хорошо известен в римской художественной среде уже со времен своего первого пребывания в Италии.
Суждение комиссии, с которым не согласился Минарди, опубликованное в газете «Diario di Roma», перекликается с тем, что 3 июля написал генеральный секретарь казначейства Филиппо Томассини: «Можно сказать, что художник меняет стили подобно Протею, меняющему формы»439. То, что этот чиновник выражается так, как если бы он был профессиональным искусствоведом, может нас удивить, если мы не учтем, что Томассини, почетный член Папской Римской академии археологии,
<…> по долгу службы своей постоянно имел дело с древностями и произведениями изящных искусств, что и стало причиною его известной к тому охоты. Потому и предался он собиранию картин и рисунков в большом количестве, вдаваясь о них в собственные суждения440.
Но несмотря на очевидные искусствоведческие претензии Томассини, некоторые выражения в адрес последних работ Кипренского, например «две картины, метлою написанные», безусловно, излились из-под пера бог знает какого тонкого и сведущего знатока.
Теперь бросим беглый взгляд на заметку А. И. Тургенева, который по разным случаям встречался с Кипренским в декабре 1832 и январе 1833 годов. Запись в его дневнике от 18 декабря гласит: «Был у Caumont441, у Пр. Августа442, и у Кипренского, в atelier его, Hôtel de Paris, видел его картины и портреты»443.
Гостиница, о которой идет речь, в одном из путеводителей эпохи числится как отель высокого класса, к тому же с более дорогими номерами в зимний период444. Если это действительно так, то финансовое положение
