Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из двух братьев Голицыных Михаил традиционно считается более просвещенным и уравновешенным, а также более склонным к искусству и коллекционированию. В 1834 году А. И. Тургенев писал князю Петру Андреевичу Вяземскому: «Во Флоренции познакомься с князем Михаилом Голицыным: умен и любезен, и просвещен. Брат его в Риме – добрый и рассеянный аристократ»459. Ф. И. Иордан вообще полагал, что Федор, впоследствии обратившийся в католичество и умерший в 1848‐м патриотом Италии, «слаб умом»460. Эти характеристики сначала заставили нас склониться к мысли о том, что «князем Галицыным», принятым в Римское общество любителей и ревнителей изящных искусств, мог быть Михаил, хотя по меньшей мере до 1835 года он жил во Флоренции. Но доподлинно это неизвестно – ведь и Ф. А. Голицын не был чужд культуре: кроме того, что в 1830‐х он стал ассоциированным членом знаменитого Археологического института, который до сих пор действует в Риме, изменив название на Deutsches Archäologisches Institut (Немецкий археологический институт)461, он был влюбленным в итальянскую литературу и искусство заказчиком скульптора Л. Бьенеме и живописца Ф. Подести462.
Эти портреты – еще два произведения, гонорары за которые Кипренский получил в такие сложные для него годы, хотя мы и не знаем, сколько и когда художнику было за них уплачено. Все-таки нельзя не задаться вопросом: действительно ли Кипренский едва сводил концы с концами, подобно многим другим своим коллегам? Или просто он жил не по средствам?
Во втором полугодии 1833 года художник уехал из Рима, по всей вероятности, на пару месяцев. Знаменитый славист, аббат Себастьяно Чампи, писал о картинах Кипренского, выставленных во Флоренции в начале осени того же года:
Пребывая во Флоренции, [г-н Кипренский] вновь показал [портрет его отца] в здешней Королевской Академии на последней выставке, вместе с портретом Торвальдсена, г-на Шереметева, Е. В. г-на Князя Голицына, а также Сивиллу Тибуртинскую; получил заслуженное признание как от профессоров и любителей живописи, так и от посетителей463.
Чампи имеет в виду выставку во флорентийской Академии художеств, которая открылась 21 сентября (произведения должны были быть доставлены в Академию с 9‐е по 16‐е число)464 и работала до 9 октября 1833 года. Скорее всего, в это время Кипренский находился во Флоренции и следил за подготовкой и/или демонтажом экспозиции. В главной флорентийской газете было опубликовано описание произведений, выставленных в Большом зале бывшей больницы Оспедале ди Сан-Маттео, где проходили академические экспозиции:
Сивилла Тибуртинская, со свечой. Господин Орест Кипренски. – Портрет сов[етника] Альберто Торвальдсена. Его же. – Другие портреты. Его же. – Бичевание Иисуса Христа. Его же. – Деревенский мальчик. Его же. – Юноша в красном берете. Его же465.
Значит, кроме указанных Чампи произведений, на выставке были представлены и другие картины. Если в двух последних, описанных как «Деревенский мальчик» и «Юноша в красном берете», можно узнать картины из упоминавшейся выше коллекции графа Л. П. Витгенштейна, то произведение «Gesù Cristo Flagellato» – «Бичевание Христа» – идентифицировать гораздо труднее.
В третьей декаде марта 1837 года на импровизированной выставке русских художников при российском представительстве во дворце Нуньес-Торлония по случаю визита в Рим великого князя Михаила Павловича466 среди работ Кипренского была выставлена некая работа под названием «Спаситель»467. Поскольку в письмах художника такое название употребляется только по отношению к известному и спорному полотну Тициана «Ecce Homo» (I: 178, 194–195), которое принадлежало русскому художнику и которому далее мы уделим специальное внимание, не исключено, что именно оно имеется в виду, хотя на обеих выставках картина числится как произведение Кипренского.
Кроме того, мы обнаружили сведения о неизвестной до сих пор поездке художника на десять дней в Венецию в октябре 1833 года. О ее целях можно выдвинуть только наиболее очевидные предположения: поиск заказов, творческая командировка, отдых, встречи с друзьями или коллегами (в Венеции, например, тогда работал живописец Яков Феодосиевич Яненко468). В одном из номеров венецианской газеты «Gazzetta privilegiata di Venezia» читаем, что «советник петербургской Академии художеств Кипринской» прибыл в Венецию 21 октября469. Откуда он приехал и где остановился, не указано, но, скорее всего, художник посетил город после Флоренции, а поселился в знаменитой и элегантной гостинице «Al Leon bianco» («У белого льва») во дворце Ка’ да Мосто, из комнат которого открывался великолепный вид на Большой Канал и мост Риальто470.
Двадцать четвертого октября в этой гостинице останавливался и «Cav. de Bruloff» (насколько нам известно, в литературе это пребывание К. П. Брюллова в Венеции нигде не упоминается). Несмотря на то что нет прямых доказательств тому, что двое художников предприняли эту поездку совместно или встречались в Венеции, трудно объяснить это обстоятельство простым совпадением. Как бы то ни было, оба они уехали 31-го: Брюллов возвратился в Милан, где в сентябре 1833 года в галерее Брера было выставлено его полотно «Последний день Помпеи», а Кипренский – в Рим471.
3. С юга до севера Италии и обратно
Согласно хронологической росписи КПДС, в конце февраля 1834 года Кипренский на несколько месяцев приехал во Флоренцию. Но в свете фактов эта дата тоже не представляется заслуживающей доверия.
Прежде всего, известно, что 14 декабря 1833‐го в Рим снова вернулся А. И. Тургенев, задержавшийся в Вечном городе до 20 февраля следующего года. Но если в его римском дневнике с декабря 1832 по январь 1833‐го зафиксированы пять встреч с Кипренским, то в этот раз художника он не упоминает472; и, хотя предположения на основе отсутствующей информации делать всегда рискованно, все же можно допустить, что Кипренский уехал из Рима раньше, чем принято считать. Косвенным доказательством такой хронологической поправки может послужить недатированное черновое письмо, в котором А. А. Иванов из Рима сообщает Кипренскому о своем беспокойстве за некоего «мальчика» Алексея, которого перед отъездом во Флоренцию наш герой вверил его попечению473. Об этом мальчике мы ничего не знаем, если только не
