Моя нечаянная радость - Татьяна Алюшина

Матвей вздохнул глубоко от усталости, улыбнулся и ответил:

– Жена.

К концу декабря, в самые последние дни перед праздником, Майя уже совершенно точно знала, что серьезно больна.

У нее что-то случилось с желудком, или кишечником, или обоими сразу. Если она забывала поесть, увлекаясь работой, то не просто тянуло и болело в желудке, а сразу начинало сильно и неприятно подташнивать и, чтобы избежать этих симптомов, Майке пришлось постоянно что-то жевать и носить с собой еду в контейнерах, чего она раньше никогда не делала.

От этих постоянных перекусов она поправилась, появилась странная слабость, быстро начала уставала и уже с трудом занималась фитнесом, постепенно сокращая и время занятий, и нагрузку. Но и это еще не все! Больше всего ее пугало, что организм принимал не всякую еду – если что-то из пищи по каким-то только ему понятным критериям ему не нравилось, Майю начинало сильно мутить, и в животе все скручивалось и переворачивалось.

Сон нарушился, спать стало неудобно – ляжет не так как-то, и в животе все болит и отдает болью куда-то в спину. Пристроится поудобней, только заснет, перевернется во сне – и резкая боль.

Она понимала, что надо было пойти к врачу при первых же признаках заболевания, но все надеялась, что пройдет, списывая на тот самый стресс, а становилось только хуже. Взвесив все, Майя решила, что нечего расстраивать себя и родных перед самым Новым годом, вот отметят праздник, родители уедут в отпуск, а она сходит спокойно к врачу и узнает, что с ней.

Но Майка предполагала самое страшное – что у нее рак. Она даже опухоль чувствовала и боялась этого ужасно. Вот так.

И практически каждый день вспоминала ту женщину на катере, которая рассказывала, как ее уговаривали родные провериться у доктора, а она не могла хозяйство и огород бросить и получила рак третьей степени. А еще Валентин Семенович на ум приходил, который утверждал, что во всех своих страданиях человек виноват сам и приводил в пример ее собеседницу, которая, осознанно запустив свою болезнь, едет теперь за чудом к Никону, за «таблеткой», которая сразу спасет.

А Майка напоминала, что Старец Никон велел приезжать на следующий год, и думала, успокаивая себя, – значит, она точно к лету не умрет, раз он этого не увидел, и верила, что он ей обязательно поможет. Может, он потому Майю и позвал, что видел заранее ее болезнь? – с надеждой предполагала она.

А, когда обдумывала эту версию, то все сильнее убеждалась в ее верности – даже то, что он велел привезти «нечаянную радость». В их семье давно хранилась и передавалась по наследству небольшая икона «нечаянной радости», не такая уж историческая ценность – девятнадцатый век, но к ней всегда обращались, особенно тогда, когда заболевали, вроде как она помогала всем предкам излечиваться. Майя даже перенесла ее в свою комнату и теперь читала перед сном молитву, обращаясь к Богородице.

И вздыхала, понимая, что она тоже за «таблеткой» и чудом.

Что она точно такая, как та женщина с катера, затянувшая с походом к доктору, и что она точно так же, как все люди, надеется не на докторов, а на чудо. На Старца Никона.

Абсолютно такая же, как все!

К врачу страшно! Страшно услышать подтверждение подозрений и ужасный диагноз, страшно расстаться с надеждой, что само пройдет и все это ерунда, страшно стать официально больным и проходить немыслимые процедуры, и бороться всячески за жизнь!

Куда проще – чудо!

Она вздыхала, думая об этом каждый день, осторожно экспериментировала с организмом, по чуть-чуть пробуя всякие продукты и блюда и прислушиваясь – примет или нет. Часто не принимал.

Она бы и пошла раньше к доктору, честное слово, Майя Львовна не из тех людей, что прячут голову под одеяло со страху, скорее она деятель, просто обострение болезни и ухудшение самочувствия произошло как-то очень быстро, буквально за несколько дней, ну пару недель, не больше. Да, накапливалось понемногу, приходили новые симптомы, но все было терпимо, в пределах «неважно себя чувствую», а иногда так и вовсе хорошо, хоть прыгай. Она даже таблеток никаких не пила, потому что ничего вот так прямо непереносимо и остро не болело!

И как-то сразу, буквально за неделю, вдруг все ухудшилось и обострилось!

В последние дни перед Новым годом! Кому хочется узнать свой диагноз накануне такого праздника? Или в больницу загреметь?

Ну, нет! Несколько дней она потерпит как-нибудь, и за них ничего уж совсем непоправимого не произойдет. Второго января родители уезжают в отпуск, в Альпы кататься на лыжах. А Майя помашет им вслед ручкой и к врачу. Страна, правда, вся на зимних каникулах отдыхает, но поликлиники-то работают наверняка – успокаивала себя каждый день таким образом девушка.

На праздник собрались все у них дома – вся родня и отцовские партнеры с семьями – обычная компания близких людей. Наготовили-и-и!.. Все женщины расстарались. Майя участия в готовке не принимала – практически до последних часов перед Новым годом дошивала маме платье, успев сделать и себе, и сестре Лизе. Тетя Вика оказалась в пролете в этот раз и платье себе купила – не успевала племянница никак. Заказов, сами понимаете, перед праздником выше головы – самое хлебное время года для ателье. Майя с работы практически не вылезала, а если уходила, то продолжала до поздней ночи работать и дома.

Устала страшно! Да еще эта болезнь, ужасные изматывающие переживания и необходимость держать ее в тайне и справляться самой. Майка вымоталась беспредельно.

И, когда мама весело спросила, чего дочь хотела бы из вкусненького на праздник, прислушавшись к себе, Майя четко ответила:

– Вегетарианский наваристый гороховый суп.

Мама махнула рукой на такую шутку, а Майке вдруг так нестерпимо, до слез захотелось этого самого супа, она прямо вот его вкус ощущала на языке, и думала о нем последние два дня перед Новым годом постоянно.

И, не выдержав, ночью на тридцать первое, когда родители уже давно спали, пошла на кухню готовить его себе – вот как приперло. Там ее мама и застукала за этим делом.

– Ты что? – обалдела Лариса Анатольевна, застав Майку, нарезающую репчатый лук в два часа ночи.

– Суп гороховый готовлю, – пробурчала дочь-бунтарка.

– С ума сошла, два часа ночи! – всплеснула от негодования руками мама.

– Ну вот хочется, – вздохнула Майя покаянно.

– Иди спи, – забрала у нее из рук нож мама. – Тебе отдыхать надо, работаешь как каторжная, – и пообещала: – Завтра сварю тебе сама.

– Вот такой! – зачастила Майка просьбой, помогая себе жестами. – С луком, морковкой, сельдерейчиком и помидоркой, разваренный. По бабушкиному рецепту.

– Иди спи, сделаю я тебе по бабушкиному рецепту, – обняла и поцеловала ее в висок мама.