Катары - Роже Каратини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ковер же мяса и костей, обрубков и кусков,
Казалось, постлан был дождем, упавшим с облаков.
Когда же город был сожжен, все войско чужаков
Пустилось снова в путь.
(ПКП, 212)Обагрив кровью Марманд, теперь большая и грозная армия двинулась в июне 1219 года к Тулузе под предводительством сына французского короля. Будущий Людовик VIII, за которым следовал его знаменосец, шел по полям и дорогам, увлекая за собой «неисчислимую свору» французов, фламандцев, анжуйцев, нормандцев, немцев, баварцев и многих других, армию «убийц» (ПКП, 213), отягощенную повозками, мулами, палатками, мешками, битком набитыми золотом, — армию, численность которой наш анонимный автор оценил в «тринадцать сотен тысяч человек» (число, совершенно очевидно, преувеличенное), а за ней следовали «пять тысяч пастырей святых» — прелатов, епископов, аббатов, каноников и монахов, ибо, как осмотрительно говорили прелаты, «меч должен предшествовать кресту».
Увидев, какое огромное войско приближается к стенам их города, тулузцы испугались, и их консулы — в наши дни написали бы «муниципальные советники» — без промедления разослали во все стороны быстрых гонцов:
Тотчас посланцев и гонцов направил магистрат
К баронам края, им сообщив, что город видеть рад
В своих пределах тех, кому дороже всех щедрот
Свобода, Рыцарство и Честь, кто хочет свой феод
Себя, достоинство свое спасти от вражьих орд.
Так говорили те гонцы: «Все, чем богат наш род,
Да будет отдано тому, кто в руки меч возьмет!»
Пришли в Тулузу, взяв мечи, дабы врага громить,
И те, кто опытом богат, и те, кто родовит,
Пятнадцать сотен храбрецов, каких не видел свет.
(ПКП, 213)В ожидании вражеского наступления граф Раймонд VII заперся в городе. Он побуждал свой народ идти в бой, велел выставить в базилике Сен-Сернен мощи святого епископа Экзюпера, покровителя Тулузы, и созвал своих баронов на совет. Главный его советник, Пельфор де Рабастан, считавшийся хорошим оратором, встал и обратился с речью к собравшимся:
«[...] Сеньоры! Спору нет,
Что нужно мудрость проявить, отринув злобы гнет,
Ведь, сделай мы неверный шаг, беда произойдет.
Король французский нам грозит, прислав сюда солдат;
Столь жаждут крови чужаки, столь нас убить хотят,
Что опрометчивость в делах поможет нам навряд.
Тулузский граф пред королем ни в чем не виноват,
Он свято чтил вассальный долг, как родич[136], друг и брат,
И нужно вновь восстановить меж ними прежний лад,
Пока в предместья и сады не вторгся супостат.
На графа сердится король? Спор завершая тот,
Пускай со свитой небольшой в Тулузу он войдет —
И граф, как преданный вассал, а не изгой-файдит,
Ему на верность присягнет и город свой вручит,
Король же стражу и дозор на башнях разместит,
Сеньор вассала пощадит, отринув злой навет,
Иль нам останется одно: дать Небесам обет,
Всем сердцем вверившись Христу, который был распят!»
(ПКП, 213)Бароны его поддержали, однако граф Тулузский не разделял мнения Пельфора:
«Хоть мудр совет, но в нем — изъян, как люди говорят.
Король и впрямь был мой сеньор, но то, что он творит
Несправедливость, ясно всем. Когда бы мне обид
Король французский не нанес, забыв и честь, и стыд,
Никто б меня не упрекнул, что мною долг забыт!
Король сам первый поднял меч. Уж стяг французский взвит
В Марманде. Войско короля к Тулузе путь стремит.
Спешат, знамена развернув, пустив коней в намет,
Убийцы, кои взяли Крест, и прочий наглый сброд,
И ныне гнев на короля в душе моей растет.
Французы яры и храбры, как волки в гуще стад,
Вкруг короля — клеветники, что нас пред ним чернят;
Могу ли, слабость проявив, смягчить сердец гранит?
О нет, я лишь удвою боль, что враг мне причинит.
Когда французы, взяв мечи, жестокий бой начнут,
Когда их шлемы и щиты у наших стен блеснут,
Мы им дадим такой отпор, что дрогнет небосвод,
И наземь всадники падут, как переспелый плод.
Клянусь, сговорчивее тот, кого печаль долит,
И с нами принц подпишет мир и договор скрепит,
Но прежде чем утихнет жар и пламя догорит,
Никто не сможет через топь найти надежный брод.
Час грянул! Иль удар врага, как чашу, разобьет
Тулузу, иль в ее стенах мы обретем оплот,
и, полня радостью сердца, вновь Роза расцветет».
(ПКП, 213)Затем автор «Песни о крестовом походе» живо и с блеском описывает нам в последней лессе поэмы храбрость тулузцев, готовых любой ценой отстаивать свой город от нападений французского принца Луи:
Дабы злодеев и убийц изгнать с позором вон,
А также графа защитить, что не для зла рожден,
Бароны края, спесь врага ценя в гнилой каштан,
Решили силой поддержать тулузских горожан.
Возглавил войско юный граф, скажу вам не в обман,
И те, кто чести не отверг, на ратный подвиг зван,
Делили поровну труды, забыв покой и сон,
И охраняли день и ночь ворота и донжон.
Нашлись достойные вожди для каждой из дружин.
(ПКП, 214)Тот же автор представляет нам также тулузских сеньоров, готовящихся защищать свой город, и описывает подвиги пятидесяти из них: Арнаута де Монтегю, прославившегося своим мужеством, искусного Фротара Пейре, сира Аймерика де Рошнегада, мессира де Комменжа, «столь же прекрасного, сколь и могущественного», сира Гираута Уно, «доблестного и вместе с тем мудрого», достойного сеньора де Пюилорана, виконта Бертрана де Лотрека, «еще отрока», и нескольких десятков других воинов. Анонимный автор «Песни о крестовом походе против альбигойцев» заканчивает свою поэму долгой и прочувствованной тирадой, направленной против французов:
Так пусть же добрый Иисус, пресветлый Божий сын,
Кем Милосердье спасено и Разум в мир внесен,
На тех обрушит весь свой гнев, кто добрых чувств лишен!
Ведь принц, наследник и вассал славнейшей из корон,
Тридцать четыре графа с ним, раскрыв шелка знамен,
И столько рыцарей креста, сколь в поле есть семян,
пришли, дабы обрушить меч на братьев-христиан,
И проповедует легат[137], избрав суровый тон,
Что всех, от старых стариков до плод носящих жен
И тех младенцев, что еще не вышли из пелен,
В Тулузе ожидает смерть, всяк будет истреблен.
Но в силах Девы Пресвятой, прекраснейшей из донн,
Казнить злодеев и убийц, как было испокон!
Так пусть же Бог и юный граф, гоня Гордыню вон,
Тулузу защитят.
Аминь.
(ПКП, 214) * * *На этом и заканчивается «Песнь о крестовом походе», ничего не рассказав нам об исходе сражений. Исход этот, против всех ожиданий, оказался благоприятным — счастье было на стороне защитников города. Дело в том, что принц Луи, хотя и располагал огромной армией, не сумел взять город до истечения предписанного сорокадневного срока. Первого августа он ушел, и Тулуза в очередной раз была спасена. С этого дня начался многолетний период, который — по крайней мере, поначалу — был удачным для графа Тулузского и его вассалов. После ухода принца Луи тиски крестоносцев разжались, и Раймонд Младший попытался воспользоваться этим для того, чтобы вернуть себе земли предков.
И молодой граф тотчас взялся за дело. Для начала он навел порядок в Лораге, где освобожденные (их обменяли на неудачливого защитника Марманда) Фуко и Жан де Берзи вновь начали свои грабежи. На этот раз оба брата, попав в руки окситанцев, немедленно были обезглавлены. Более того, их головы, насаженные на пики, были выставлены на обозрение черни — к немалому удовольствию их жертв.
И это еще не все — 1220 год стал для Раймонда VII началом кампании по возвращению своих владений, в ходе которой крестоносцы утратили многие города и крепости. Лавор был отвоеван; затем молодой граф взял, один за другим, Пюилоран и Кастельнодари, где и закрепился со своими войсками. Амори безуспешно осаждал его там в течение восьми месяцев. Почуяв опасность, папа Гонорий III постарался начать новый крестовый поход. Но его многочисленные призывы ко всем католикам, оставшимся верными Риму, пропали даром. И даже в освобожденные Раймондом VII города поспешили вернуться совершенные, которых в свое время изгнали крестоносцы.
Этот благоприятный для графов Тулузских период все еще плохо изучен за недостатком свидетельств: «Песнь о крестовом походе против альбигойцев», как мы видели, ничего не говорит о событиях, произошедших после 1219 года; «Альбигойская история» Пьера де Во-де-Серне заканчивается тем же годом. Однако нам известно, что Амори постепенно, кусок за куском, утрачивал свои владения, настоящее княжество, которое сумел выкроить для себя в Лангедоке его отец. В 1221 году ему пришлось снять осаду Кастальнодари. Граф де Фуа в том же году вернул себе Монреаль, Лиму, Фанжо — в этом последнем городе снова поселилось множество катарских «добрых людей». Затем в окситанский лагерь вернулся Ажан. Раймонд Младший, искусный политик, в отличие от Симона де Монфора, чаще всего даровал амнистию тем, кто перешел в свое время на сторону врага, и закреплял местные обычаи. Кроме того, он проявил себя как дальновидный и рассудительный правитель и восстановил тулузскую экономику, завоевав расположение буржуа, которым дал новые льготы. Картину омрачила лишь кончина старого графа Раймонда, который умер своей смертью в Тулузе, в возрасте 65 лет, оставив судьбу города и графства в руках сына. Однако для Раймонда VII дальше все пошло еще лучше: в том же году восстали Безье, Нарбонн и Минервуа, и крестоносцев оттуда вымели. Амори, чье влияние съеживалось подобно шагреневой коже, был вынужден отступить в Каркассес. Два года спустя, в начале 1224 года, он окончательно капитулирует и вместе с последними оставшимися у него верными спутниками направится в северную Францию.