Патриот. Жестокий роман о национальной идее - Алексей Колышевский

Гера закончил под гром оваций и оробел, когда несколько пар крепких рук подхватили его и принялись подбрасывать в воздух с криками «Ура! Да здравствует…» и так далее. Под этот шум и радостную неразбериху человек в очках и с часами на правом запястье незаметно встал из-за стола и вышел из банкетного зала в пустынное фойе. Спустя секунду показался и генерал Петя. Он быстро подошел к своему запоздавшему гостю и спросил:

— Ну, видел парнишку? Как тебе?

— А не пустой ли он крикун? — последовал задумчивый вопрос.

— Кто? Герман? Да нет, разумеется. Это наш парень, свой в доску! Он за тебя в Интернете в кровь бился и добился сам знаешь чего: теперь там про тебя ни одна шавка ничего вякнуть не смеет.

— Ну и куда его, как ты думаешь?

— Тут ответ, по-моему, очевиден. Надо нам с нашим владельцем заводов, газет, пароходов что-то решать. Я еще утром тебе об этом говорил, а то народ, по слухам, несильно доволен, что олигарх решает, какие ему, народу, газеты читать и что смотреть на голубом экране. Кондово все больно как-то, без изюминки, навязчиво у него. Словно нарочно полудурками нас хочет выставить, тебя, конечно, в первую очередь.

— Ты же понимаешь, что посадить его уже не получится. Тут надо как-то…

— Понимаю.

— Ну, тогда я пошел. С днем рождения, Петя.

Все женщины делают это

Рогачев узнал о том, что Гера присутствовал на праздновании юбилея Сеченова, сидел рядом с президентом и толкал речи, после которых его подбрасывали в воздух, на следующее утро по дороге в Кремль. Первым его желанием было просто выгнать пронырливого Геру вон и сделать так, чтобы все о нем забыли, но, взвесив все нюансы подобного решения, Рогачев понял, что уволить Геру у него не получится. Во-первых, это вызовет широкий резонанс в интернет-среде, в которой фамилия Кленовский стала уже чем-то вроде синонима слову «дирижер», и убери он дирижера в одночасье, неизвестно какой информационной миной для него, Петра Рогачева, это окажется. Одно дело, когда твое имя склоняют в помойке для слива нечистот, на каком-нибудь «компромат. ру», и совсем другое, когда его склоняют везде, тем более что в этом случае Интернетом явно не ограничится: журналистишки, имеющие собственные жэжэ-дневнички, раздуют эту тему до размеров атомного гриба, и запретить тему «увольнение Кленовского» будет равнозначно попытке перекрыть прогнившую водопроводную трубу, откуда изо всех дыр и трещин под напором бьет вода. И даже если минимизировать информацию, обзвонив все печатные источники и радиостанции, то никто не даст гарантии, что «Звуки Москвы», где весь штат, по мнению Рогачева, представлял собой банду бесконтрольных психопатов, не сделает в пику ему специальный репортаж «О том, как задушили правду» или что-то в этом роде. А там вспомнят и про Бабицкого, и про убитую сами-знаете-кем журналистку …скую, далее по закону цепной реакции выйдут на обстоятельства ареста Хроновского, увяжут это с его, Рогачева, нынешним положением и… В общем, уже и первый пункт невозможности отделаться от Кленовского был полноценным и вариантов не оставлял. А о втором пункте Петр Сергеевич вообще не хотел думать, однако мысленно он все чаще возвращался к нему. Если его, Рогачева, сотрудник ходил на празднование дня рождения его главного врага, а Сеченов был, разумеется, таковым на все сто процентов, то, выходит, Сеченов взял Геру под свое крыло. А что такое быть у Сеченова под крылом, Рогачев прекрасно знал: генерал Петя за своих людей бился до последнего и никого ни разу не сдал. Поэтому Рогачев не мог исключить и того варианта, что, склонив на свою сторону трусоватого Поплавского, генерал Петя вместе с ним может пойти к президенту и там замолвить за Геру словечко, и тогда президент, как человек любопытный, может поинтересоваться Гериной личностью поплотнее, а если Кленовский попадет в поле зрения президента и начнет говорить, особенно о некоторых прошлых делах, еще из жизни «Юксона», то… Да к тому же эта сволочь Гера талантлив, умеет располагать к себе людей, и президентское любопытство может закончиться для Кленовского весьма и весьма неплохо, каким-нибудь душевным назначением, например.

Петр Сергеевич решил позвонить Кире посоветоваться, что можно лучше сделать, как лучше поступить в такой ситуации. Они встретились через сорок минут в одном из ресторанов на пересечении Петровки и Бульварного кольца, попросили себе отдельный кабинет, возле двери которого встал телохранитель Рогачева.

Кира села перед ним прямо на стол, раздвинула ноги, выгнула спину словно кошка, запрокинула голову, закрыла глаза и приготовилась к их обычной прелюдии, однако Рогачев накрыл ладонями ее колени и свел их вместе. Кира вопросительно поглядела на него:

— Что происходит, милый?

— Кира, я предложил встретиться по другому поводу.

Ее сердце затрепетало — пусть это было сердце шпионки, циничной и расчетливой, но прежде всего — это было сердце женщины, и Кира испугалась, что ее любовник, с которым она связывала большие надежды, вдруг решил просто вычеркнуть ее из своей жизни, а тем самым зачеркнуть «большой план» Киры. Так сама Брикер называла свой детально продуманный на несколько лет вперед этап жизни, по завершении которого она должна была, по собственным расчетам, стать независимой и очень состоятельной женщиной, путешествовать по миру в поисках острых ощущений, одним словом, жить в свое удовольствие. Стараясь выглядеть равнодушной и уверенной, она спросила:

— Вот как? А я думала, ты соскучился.

— Я и соскучился, и хочу с тобой посоветоваться. Так как-то все одновременно на меня упало, и я не знаю, что стряхнуть первым.

— Да вроде как все понятно. — Кира слезла со стола и села напротив Петра. — Ну так о чем хотел меня спросить властелин идеологии?

— О твоем любимом Кленовском.

— О, Петр, перестань! Сколько раз я тебе говорила, что наши отношения — это не то, что ты думаешь! Да, мы живем вместе, но между нами давно уже ничего нет, к тому же он вот уже как неделю назад вообще переехал в свою квартиру на Соколе и меня туда что-то не зовет. Говорит, что ему, видите ли, нужно о чем-то подумать, собраться с духом…

— Для чего? — Рогачев улыбнулся и стал похож на акулу. — Он тебе хочет сделать предложение руки и сердца? А что? Ему-то можно. У него жена уехала в Лондон с каким-то журналистом из Би-би-си, а моя лесбиянка хоть и торчит там же, но разводиться с ней для меня равнозначно потере огромного количества денег, которые она потребует в качестве отступного, так что пусть уж лучше все остается так, как есть.

— Лондон — кладбище старых жен, Петенька. Как и Париж, и Рим, и еще много мест на земле, куда наши бравые олигархи ссылают своих благоверных так же, как раньше неугодных супружниц сплавляли в монастыри. А если и так? Если он хочет предложить мне стать его женой? Почему мне, по-твоему, нужно от этого отказываться? Он молод, богат, влиятелен, он твой заместитель, пусть и неофициальный, но все знают, что он твоего поля ягода.

— Уже не моего. Кленовский вчера был на банкете в честь дня рождения Сеченова.

Рогачев не стал говорить Кире о подробностях появления Геры на празднике у генерала Пети, иначе, подумал он, «девка может не захотеть перейти на мою сторону и принять мое предложение. Решит, что я слишком много значения придаю личности Кленовского и даже боюсь его. А ведь я не боюсь его? Кто он такой, чтобы мне его бояться? Признайся сам себе, Петя, что боишься ты не шавку Кленовского, а Сеченова — вот кто твой ночной кошмар».

— Вот как? Да он настоящий проныра!

— Да не проныра он, а дурак, который решил прыгнуть через мою голову, а я никому не позволю прыгать через собственную голову. В общем, Кира, я решил его обнулить, но не сразу, а постепенно, чтобы не было кривотолков и сплетен. Вот я и хочу попросить у тебя совета: что мне лучше сделать? И ты должна выбрать, с кем ты хочешь остаться: с дураком, у которого ничего нет, а скоро вообще ничего не будет, или со мной, у которого есть все, а скоро будет еще больше.

Кира, уже почти придумав текст сообщения об отставке Геры, которое она должна будет выслать в ЦРУ, картинно поморщила носик, расстегнула запонку на манжете Рогачева и нежно взяла его запястье:

— Милый, ну зачем ты спрашиваешь? Неужели тебе не понятно, что я люблю тебя и мечта всей моей несчастной жизни — это быть рядом с тобой. Я ни о чем тебя не прошу, мне нужен только ты, а дурак Кленовский меня совершенно не волнует. Он просто неблагодарная тварь. Я тебе предлагаю вызвать этого мудака и сообщить о том, что отныне «жэжэ-проект» ты решил передать другому, отдельному человеку. А если у него не станет «ЖЖ», то очень скоро не останется и «Ока», и прочих его проектов. Без «ЖЖ» его новые медийные бриллианты больше станут похожи на лосиные какашки на грязном апрельском снегу. В любом случае тебе давно бы следовало это сделать, ведь нельзя складывать все яйца в одну корзину. Что это за доморощенный Руперт Мердок? Покажи, наконец, этому идиоту его место!