Капитал (сборник) - Михаил Жаров

– Дочь у меня теперь инвалид. В прошлом месяце на фабрике убирала с барабана пушинку, и ей руку провернуло до плеча. Станки такие…

Я держал под столом Анину коленку и шептал:

– Не кипи. Сейчас будет станция. Выйдем, подышим.

Мы первые выбежали из вагона. Даже не оделись.

– Ребята, стоянка пять минут, – окликнула нас проводница.

Спрятались от ветра за углом бетонного туалета, закурили.

– Значит, с наступающим вас, – что ты будешь делать, опять дед! – Рад был познакомиться. Желаю вам любви, мирного неба над головой…

– Иди уже к своей калеке и сдохни там! – выпалила Аня.

– Ах ты сопля… – он просиял внезапными слезами. – Да ты живая ли? Сердце-то у тебя бьётся, сопля?

Аня жестоко уставилась на меня, и в это время страшным гудком разразился локомотив. Настал знаменитый решающий миг.

– Долго вы? – донёсся из-за угла голос проводницы. – Отходим!

Аня не простит. Новый год накроется поломанным в атаке тазом.

Мой кулак обогнал мои медленные мысли.

Дедок мягко лёг в сугроб, и куда-то безвозвратно улетела его вставная челюсть.

– Бегом! – позвала Аня.

Я дёрнулся вслед за ней, но – стоп! Вдруг потом пожалею? Вернулся к деду и забрался к нему в левый карман. Тсс, не кряхти. Есть! Тонкое бумажное счастье.

– Всё нормально, – шептала Аня, упираясь в столик тяжёлой грудью. – Так ему и надо, старому. Ещё бы деньги забрать у него…

– Я забрал.

– Вообще, хорошо! Молодец.

Она стремительно поцеловала меня в нос.

– Ветеран всё-таки, – просипел я пересохшим горлом.

– Ну и что? Он тогда, ты сейчас. Чем ты хуже? – Аня взяла мою правую руку и прижала к своей груди. – Горжусь тобой.

– У тебя волосы красивые, – нашёлся я, как отблагодарить её. – Чёрные-пречёрные. Ты эмо?

– Я гот, – поцеловала она мою руку.

– Железнодорожная готика, – внатяжку улыбнулся я.

За окном промелькнули городские огоньки. «И это пройдёт», – вспомнилась мудрость Соломонова кольца. Декан рассказывал.

Быдло повалило к выходу, загромоздило проход, и нам пришлось плестись последними. Я щупал в кармане счастливую бумажку. Пальцы попадали на влажное место. Слюни.

Наконец-то перрон. Я спрыгнул с подножки и протянул руки, чтобы принять Аню.

– Да-да, они, – сказала проводница. – Они выходили курить.

Руки мои опустились под чужим грузом.

– Держи, чтобы из карманов не выбросил! – проорали мне в ухо.

– Держу! Ты сам держи! – проорали в другое.

Аня остановилась на ступеньках. Открыла рот.

– Смелее девушка, смелее, – проворковал громадный милицейский бушлат.

Представьте себе, кости тоже могут слабеть. Я превратился в плюшевого медвежонка. Хочешь, пинай меня, хочешь, кидай.

– Тих-тих-тихо! – жжёт мне щёку чьё-то дыхание. – Спокойно иди. Не дёргайся.

Я дёргаюсь? Я ещё дёргаюсь.

Аня пищит:

– Отстаньте! Мне домой надо! Меня мама ждёт!

Я подхватываю:

– Меня тоже ждут! Тоже мать. Она с ума сойдёт, если я сейчас не приду. Вы звери, что ли? Мать мою пожалейте!

Молчат. Жарко дышат. Наверное, точно так же черти водят грешников в ад.

2.

Кабинет на втором этаже вокзала. Грязь. Окурки по полу. Компьютер времён пятого удара Советской армии.

– Фамилия! – спрашивает существо без внешности.

– Письма рёв, – отвечаю, пытаясь разглядеть его лицо, но страх ослепил меня.

– Имя-отчество!

– Сан-сан… Александр Александрович.

– Оп-па! – восклицает Существо. – У тебя отец не на заводе работает? Начальником электроотдела?

– На заводе! Да! Ага! – спешу подтвердить я свою хорошую родословную.

– Классный мужик. Знаю его. Жаль, что сын говно. Год рождения!

И мне жаль. Кстати, сегодня отец на работе. Он непьющий и поэтому заменил кого-то в ночной смене. Хорошо бы его убило током. Чтобы не узнал про меня.

– Ххуу! – выдыхаю эту мысль.

– Ты чего?

– Душно.

– Адрес!

В кабинет вламывается громадный бушлат.

– Понятых привёл, – говорит он.

– Заводи.

Входят два железнодорожника в оранжевых жилетах и… две великанши.

– Так, девушку – в кабинет дознавателя, а этого досмотрим здесь, – руководит Существо.

Круговерть.

Стою. Меня обыскивают. На стол падает пятитысячная.

– Деньги чьи?

– Мои.

– А если подумать?

– Мои.

– Ты где работаешь?

– Учусь.

– Домой с неразменянной деньгой едешь, студент?

– Я экономный, – просыпается во мне гонор.

– Деньги чьи?

– Мои.

– Сядь! – взрывается Существо. – Понятые, обратите внимание. При задержанном обнаружена купюра достоинством…

Спустя время у него появляются русый чубчик и серые, смешливые глаза.

– Ну и что? – спрашивает.

– Я экономный, – повторяю, как мантру.

– Ты старика обул, чудовище лесное?

– Какого старика?

– Ну и мразь.

– Не надо меня оскорблять. Я юрист. На юрфаке учусь.

– О! -Да.

Дверь распахивается. Влетает девчонка в красном пальто.

– Я убью всех! – кричит она.

– Сказано тебе было, не ходи домой, – смеётся Существо. – Быдло всегда испортит праздник. По-другому не бывает.

Девчонка снимает пальто, а под ним фартук.

– Блиин, забыла снять! – всплескивает она руками. – В чём готовила, в том и сорвалась. Что тут?

– Что: разбой. Двое, пацан и девка, группа лиц.

– Блиин! Это же на всю ночь! Блин! Блин! Блин! Погуляла Новый год!

– А мы? Нас тоже из домов выдернули. Я уже за столом сидел.

– Слушай, Гриш, – девчонка приложила к груди руку. – Может быть, сделаем первую часть? Пусть один из них будет свидетелем. А? Так быстрее.

– Мы сразу так хотели, Свет, без группы обойтись, но заяву от терпилы комаровские принимали. В Комарово всё было, а не у нас.

– И что написано в заявлении?

– Написано, что напали двое. Уже никак не переделаешь.

– Блин! Блин! Блин!

Я хочу пить. Адски.

– Дайте попить, – говорю.

– А бабу не дать?! – взвизгивает девчонка, которая Света. – Я сойду для тебя?

Кабинет дрожит. Прыгают по полу окурки. Входит сам сатана. Рост выше человеческого. Глаза красные.

– А?! – оглушительно рычит на меня. – А?! – пинает по моему ботинку. – Подруга твоя уже рассказала!

Закрываю глаза. Жду несколько секунд – открываю. Проверяю, не сон ли это всё. Увы.

– Не признаётся? – спрашивает сатана у Существа, который Гриша.

– Нет пока, Андрей Игоревич, – отвечает тот.

– Пока? А не хрен с ним церемониться! В камеру его к пидорам! Завтра будет в ногах валяться, просить, чтобы мы приняли явку с повинной.

Милый, милый декан, ты ведь совсем-совсем не страшный. Приди, скажи им, чтобы не кричали. Забери меня отсюда.

– Да он, вроде, парень ничего, нормальный, – возражает сатане Гриша. – Ты, Саш, нормальный парень?

– Д-д-да… – пробивает меня электрическая дрожь.

– А я что говорю. Я сразу вижу нормальных людей. Ты расскажешь нам, как было? Мы подружимся? Не будем врагами?

Молчу. Боюсь говорить. Боюсь слышать, видеть, дышать. Мир стал очень плохим.

– Гриш, не разговаривай с ним! – рычит сатана. – Не марайся!

– Андрей Игоревич, он просто испугался. Мы и не работали ещё с ним.

В руках у меня появляется стакан воды.

– Пей, дурачок, – говорит Света.

Пью, давлюсь. Течёт через нос.

Сатана хлопает меня по спине.

– Ладно, ладно, не спеши, – неожиданно воркует он и присаживается передо мной на корточки. – Скажи, прав мой сотрудник? Ты не станешь с нами ссориться?

– Н-не с-с-стану…

Лицо моё мокрое. И вода, и слёзы.

– Старика ты бил? Деньги ты взял?

– Й-й-я…

– Оформляйте! – благословляет сатана и уходит.

3.

Сидим бок о бок, я и Аня.

Набилось народу. Одни пишут, печатают, галдят. Другие накрывают на стол. Скоро двенадцать.

Света разговаривает по телефону:

– Зачем? Они только-только приехали. Похищенное при них. Зачем? Всё равно ничего не найдём. Хорошо, поняла… – она бросает трубку и визжит: – Как меня всё достало! В управлении дебилы!

– Что ещё? – отрывается от компьютера Гриша.

– Говорят, чтобы мы провели обыски по месту жительства злодеев. Я говорю, зачем? Смысл? У них, видите ли, статистика по обыскам. Чем больше, тем лучше.

– Точно до утра придётся работать! – Гриша бьёт по столу кулаком, и клавиатура брызжет клавишами. – Ну, сука!

Я поднимаю с пола «Delete», подаю ему и спрашиваю:

– А что за обыски? Где?

– У вас дома, где же! Если чего спрятано, говори сразу. Мало ли, обрезишко для самообороны, патроны. Бери на себя, чтобы ещё отец за тобой не пошёл. Есть что?

Я воображаемо бегаю по родительской квартире, перерываю ящики, перетряхиваю одежду, щупаю за шкафами.

– Вроде, ничего, – говорю.

– А у вас, девушка? – Гриша смотрит на Аню.

– Тоже ничего, – слабо произносит она и съезжает со стула.

– Где нашатырь? – вскакивает Гриша. – У дуры обморок!

Ей натирают виски, суют пузырёк едва ли не в самые ноздри.

– Намочите вату! У неё так слизистая сгорит! – трезвонит Света.

– Отстань, не мешай!

Аня открывает глаза, морщится. Лицо у неё сине-зелёное, волосы всклочены. Гот.