Я, Шерлок Холмс, и мой грандиозный провал - Надежда Чернецкая

— Я рассказал Лестрейду обо всем, что видел и слышал там, в беседке, обходя, разумеется, общими фразами некоторые вещи. Вы помните, мисс Лайджест просила…

— Да, я отлично помню. Продолжайте.

— А тут нет ничего особенного. Лестрейд долго и тщательно спрашивал обо всем, особенно настаивал на дословном воспроизведении признаний сэра Гриффита. Тот полицейский, что был с нами, тоже довольно точно всё описал. Мы перечитали записи наших показаний, заверили их подписями и отправились по своим делам. Еще Лестрейд сказал, что смерть Джейкоба Лайджеста тоже, возможно, будет квалифицироваться как убийство, и в этом случае мистеру Флою придется еще хуже. Вот и всё. Это не стоит вашего внимания, Холмс.

— Не испытывайте мое терпение, Уотсон — говорите о том, что, по-вашему, стоит моего внимания.

— Черт возьми, Холмс! Я ведь еще ничего не говорил об этом! Как вам удается так точно предугадывать мои намерения?! Впрочем, вы правы. Я хочу рассказать вам о другом, и это, возможно, покажется вам интересным.

— Я весь внимание.

Он посмотрел в глубину холодного камина и задумчиво выпустил клубы табачного дыма.

— Когда я вернулся в Грегори-Пейдж, — начал он, — леди Элен вела себя очень странно. Она явно не хотела никого видеть, разговаривала односложно и предпочла как можно скорее остаться одна. Однако самое странное во всем этом то, что, похоже, она плакала! Я почти уверен в этом.

— В котором часу это было? — спросил я, стараясь подавить волнение.

— Я заметил это сразу, как только вошел в парадный холл дома. Я вернулся из полицейского участка и застал ее стоявшей у окна. Это было около восьми. А какое тут может иметь значение время?

— Мы с вами разминулись на какие-то полчаса, Уотсон.

— Да, леди Элен сказала, что вы только недавно уехали. Она вела себя странно, Холмс. Я подумал, что это вас заинтересует…

— Да-да, продолжайте, пожалуйста.

— Я и представить себе не мог, Холмс, что такая женщина как она может плакать! Она, разумеется, не лишена чувств, но после всего случившегося…

— Так вы видели это или лишь догадываетесь? Я, откровенно говоря, ни разу не видел ее слез, хотя провел с ней некоторые напряженные минуты.

— Ну, она, наверное, успела вытереть слезы, когда услышала мои шаги, но ее глаза были влажными и в них застыло какое-то неописуемое выражение… Она говорила со мной, давала указания прислуге, но ни на секунду не была с нами в своих мыслях. И это после того, как самое страшное осталось позади!.. И знаете, Холмс, я, кажется, могу найти этому объяснение!

— В самом деле?

— Да. Вы, наверное, давно думаете об этом, но я только сегодня понял, что леди Элен страстно влюблена в Гриффита Флоя. Если позволите, я изложу, как я это себе представляю. Так вот: между нею и сэром Гриффитом завязались некоторые отношения, но он имел неосторожность завести интрижку со Сьюзен. Может быть, тогда их отношения с леди Элен только начинались и не были сколько-нибудь прочны, или же он завязал pnl`m с бывшей официанткой в период их ссоры. Так или иначе, но он потерял возможность жениться на мисс Лайджест. Он потерял эту возможность, но не ее любовь! Она продолжала любить его тайно, посчитав недостойным леди прощать нанесенную обиду и сделав выбор в пользу своей чести и безупречной репутации. Сэр Гриффит, конечно, умолял о прощении, уверял, что отношения со Сьюзен — лишь минутное увлечение, и что они ничего не стоят перед его любовью к ней, но она была непреклонна. Он готов был нести наказание и терпеть ее холодность, но вскоре понял, что это не кокетство и не просто задетое женское самолюбие. В конце концов он устал бороться с невидимым призраком своей измены и при случае взвалил на мисс Лайджест всю вину за убийство — это не было отдельной его целью, но было отличным шансом отомстить за унижения, за то, что его посмели отвергнуть!.. Он не привык к отказам женщин, и его месть была жестока! С этого момента она вступили в невидимую схватку: он — со своими чувствами к этой женщине и с напоминавшей о себе совестью, а она — со своей ненавистью и любовью одновременно! Мисс Лайджест отстаивала свою свободу — что ей было делать? — и она, конечно, согласилась разыграть спектакль, ведь с нашей помощью она убила сразу двух зайцев: получила оправдание и отомстила Гриффиту Флою за всё причиненное ей зло…

— Хотите сказать, теперь она плачет от тоски и сожаления?

— А разве это не логично, Холмс? По-моему, все необъясненные факты и многочисленные недомолвки связываются воедино. Отчим леди Элен мог знать обо всем этом и защищать интересы своей падчерицы. Именно поэтому Гриффиту была выгодна его смерть, и именно поэтому в их беседе с леди Элен он намекал, что она и сама имела повод избавиться от сэра Джейкоба ради сохранения их тайны и возможного продолжения отношений. Ну и конечно, о ее чувствах к сэру Гриффиту можно было судить из самых животрепещущих моментов всего представления. Вы ведь видели, как они целовались? Разве этот могло быть обманом? По-моему, очевидно, что она решила воспользоваться случаем — легко соблазнила Гриффита, в последний раз насладилась его страстью, а потом наблюдала крах этой чудовищной иллюзии, упиваясь местью и вместе с тем изнывая от невыносимой боли!..

— Так выходит, ее трагедия в том, что условности оказались сильнее ее чувства?

— Не условности, а честь! Она сама выбрала этот путь: предпочла долг и имя своей любви к человеку, который этой любви не заслуживал. Вы не согласны, Холмс?

Я раскурил свою трубку и с наслаждением вытянулся в кресле.

— Ах, Уотсон, Уотсон! — сказал я с улыбкой. — Вы, как я погляжу, многое потеряли, отказавшись от идеи писать романы. А британская беллетристика потеряла еще больше замечательного по смелости фантазии автора!

— Вы считаете, Холмс, что мои идеи нельзя даже серьезно воспринимать?

— О, нет! Простите, Уотсон, если я вас обидел! Ваша теория довольно жизненна, но вы не можете не признать, что в ней полно слабых мест. И самый главный момент лежит на поверхности: мисс Лайджест не из тех женщин, которые кладут пламенную любовь на алтарь доброго имени только потому, что того требуют обстоятельства. Но даже если предмет ее любви не самый достойный мужчина, даже если ее гордость действительно не позволила простить измену, всё равно в вашей версии для нее нет серьезного повода это скрывать. Зачем так тщательно скрыли свой роман с ним, тем более что он давно в прошлом? Мало ли на свете женщин, которые пережили разрыв или расторгнутую помолвку? Мало ли женщин, которые поспешно заключили брак, а потом пошли на развод? И если допустить, что между моей клиенткой и Гриффитом Флоем действительно был роман, то поведение мисс Лайджест будет выглядеть в высшей степени странным: она слишком независима, чтобы так трепетать перед общественным мнением из-за пустяков из ее прошлого. И кроме того, Уотсон, неужели вы думаете, что серьезный роман можно утаить, что разные подробности рано или поздно не станут достоянием публики, что ни одна горничная, ни один кучер не окажутся случайными свидетелями даже самого тайного свидания? Поверьте мне, я наводил справки…

Уотсон задумчиво затянулся своей сигарой и стряхнул пепел в пепельницу.

— Но ведь вы не станете отрицать, что в этом деле еще остались темные места, связанные с леди Элен и Гриффитом Флоем? — сказал он. — И, похоже, что леди Элен не очень-то хочет, чтобы вы докопались до правды.

— Да, это так, — ответил я, стараясь не показать ему, что данный факт волнует меня гораздо больше, чем ему может казаться, — она предпочитает скрывать что-то из своего прошлого, и упорство, с которым она это делает, невольно наводят на мысль, что дело касается более серьезных вещей, чем просто несостоявшийся роман.

Уотсон ушел домой через полчаса, выразив настойчивое желание быть в курсе дальнейших событий. Я пообещал известить его, если произойдет что-то новое, а сам принялся варить себе новый кофе.

Сведения о Гриффите Флое и Элен я решил занести в свою картотеку. Расположившись на диване, я быстро заполнил первую карточку, а на второй написал имя Элен и, не задумываясь, остальное: «самая потрясающая женщина, какую мне довелось знать». Опомнившись и злясь на себя за эту банальность, я тут же смял лист и швырнул его в корзину.

Разумеется, было глупостью думать, что мне удастся вот так спокойно написать несколько фактов о ней и о ее деле и отправить карточку в архив. Нет — она никогда уже не будет для меня «воспоминанием под литерой L»! Она — моё настоящее, и моя жизнь теперь не может стать прежней, такой, какой была до встречи с ней. Пора перестать летать в облаках и расставить, наконец, все точки над «i» — я люблю эту женщину и твердо знаю, что другой такой в моей жизни не будет никогда. Я знаю, что мог бы оставить между нами всё как есть и сохранить свой status quo, у меня хватило бы сил на хладнокровную маску. Но что тогда будет? Моя жизнь неизменно разделится на две части, и я до конца своих дней буду жалеть о том, что мои принципы взяли верх над единственной любовью.