Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время - Михаил Никитич Ишков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всякие иные домыслы он изо всех сил гнал из своей достаточно толковой головы.
Героический Клим Ворошилов – этого Мессинг узнал по газетным фотографиям – по привычке мысленно крестился: «пронеси меня нечистая»!
Вячеслав Молотов лихорадочно прикидывал, не заранее ли был подготовлен этот спектакль и кого хозяин на самом деле метит в индукторы? Не сговорился ли он с кавказским гаденышем, и этот специалист по «истории партийных организаций на Кавказе» исключительно для отвода глаз ваньку валяет? Если да, кто тот двурушник, чьи мысли Коба[52] решил проверить таким подлым методом? Этот буржуазный спец напишет отчет, а ты потом доказывай, что ни о чем таком не думал!
С высоты четырнадцатого этажа с гордостью за нашу страну Вольф Мессинг заявлял: Черчилль не ошибся в Молотове. Народный комиссар иностранных дел умел находить выход из любой, даже самой безнадежной, ситуации. Он предложил пригласить на роль индуктора сестру-хозяйку Валеньку Истомину[53].
Это предложение собравшиеся на даче члены Центрального комитета встретили на ура!
Пригласили Истомину.
Вольф попробовал поработать с ней, однако сразу наткнулся на ту же непробиваемо глухую стену. Ей была непонятна цель развлечения, устроенного хозяином, поэтому она всеми силами старалась думать о чем угодно: о наличии чистого белья, об отправке грязного в стирку – только не о спрятанном предмете. В хаосе ее заботливых и хлопотливых мыслей Мессинг уловил все тот же отягощающий совесть груз «ответственности». Эта милая и скромная женщина никак не могла забыть о долге.
Приятно удивил присутствовавший в комнате совсем молоденький, с пухленьким личиком партработник. (Позже Вольфу шепнули: Маленков, Георгий Максимилианович[54], сталинский протеже.) Он с предельной проницательностью оценил ситуацию и искренне переживал за своих старших товарищей, за их неуместную в присутствии вождя подозрительность, за их колебания в проведении в жизнь линии партии о доскональном изучении мыслей всех сотрудников центрального аппарата. Георгий Максимилианович рвался в бой, но как опытный кадровик, к тому же наученный горьким опытом своего бывшего начальника Ежова, сдерживал себя, считая, что пока ему не по рангу высовываться из сплоченных рядов членов ленинской партии. Если товарищ Сталин поручит ему роль индуктора, он охотно пожертвует собой, но высовываться с не обговоренной заранее инициативой – это грубое нарушение неписаных правил поведения члена ЦК. Тем более что Георгий Максимилианович был искренне уверен: смысл выступления заграничного работника в очередной проверке молодого и не по чину хваткого Лаврентия. По заслугам ли кавказский выдвиженец сделал такую стремительную карьеру?
Даже покровитель и импресарио Мессинга Пономаренко не был свободен от такого рода размышлений: как отнесется хозяин к словам не сдержанного на язык местечкового болтуна насчет его решительности и прямолинейности?
Поверите ли, эта истина открылась Вольфу в такой объемной полноте, что он сразу почувствовал груз ответственности, которую легкомысленно взвалил на свои плечи. Поиск трубки вождя превращался в острое и смертоносное оружие разоблачения двурушников и прочих скрытых контрреволюционеров, засевших в высших эшелонах власти.
Если кто-то полагает, что Мессинг иронизировал или, что еще ошибочней, издевался, тот глубоко ошибается, потому что именно иронию, не говоря о презрении к людям, он считал чумой прошедшего века. Лазарь Каганович, например, в начале войны совершил невозможное: под его руководством была проведена эвакуация и перевод промышленности на восток, за что в 1943 году его удостоили звания Героя Социалистического труда.
Не ошибитесь также в Молотове, о котором Уинстон Черчилль отозвался в свойственном ему метафорическом стиле: «Вячеслав Молотов был, очевидно, разумным и тщательно отшлифованным дипломатом, который составил бы достойную компанию таким корифеям, как Мазарини, Талейран или Меттерних».
Тот же Пономаренко во время войны возглавил штаб партизанского движения в Белоруссии.
Были в числе присутствующих и пустоватые фигуры, например, Клим Ворошилов, но и этот не раз проявлял чудеса гибкости и изворотливости.
Минуло более, чем полвека, и теперь, с высоты четырнадцатого этажа, можно заверить каждого сомневающегося: это был общий настрой. Даже в сердце Виссарионыча Мессинг уловил несколько атомов страха, отравлявших ему жизнь.
Удручающие раздумья Сталина были связаны с исходом войны с Финляндией. Эта намечавшаяся как краткосрочная и победоносная военная кампания своим неожиданным результатом озадачила не только его, но и все высшее руководство страны. Если сподвижники имели спасительную возможность спрятаться за спиной вождя, сам Сталин как честный партиец был готов принять на себя вину за бездарную пиррову победу. Он пытался успокоить себя тем, что ошибки, связанные с немыслимыми потерями, неповоротливым руководством, недопустимой расхлябанностью военной машины, обнаружившиеся в преддверии жестоких испытаний, еще можно исправить. Еще есть время по-большевистски взяться за дело: Ворошилов, например, уже получил пинок под зад за неумение воплотить в жизнь решения партии. Следует быстрее растить кадры, в чем Мессинг убедился в июне 1940 года.
В этот котел было суждено угодить Вольфу, несчастному шнореру.
Оценив соотношение сил в узком составе Политбюро и особенно ужас взгроможденного на плаху Лаврентия, которого вождь решил принести в жертву заезжему артисту, медиум поспешил объясниться:
– Свидетели не могут проникнуть в суть моего фокуса. Все, что я исполняю на сцене, это не более чем фокус…
– Не более чем фокус?.. – недоверчиво переспросил Сталин.
– Именно так, Иосиф Виссарионович. Мои способности связаны с так называемыми идеомоторными актами…
Далее, волнуясь и пытаясь избавиться от заумных иностранных слов, Вольф попытался объяснять, что такое идеомоторика и чем может помочь ему индуктор, если они договорятся о нескольких условных фразах.
Сталин добродушно объяснил Лаврентию:
– Вот видишь, Лаврентий, не так страшен черт, как его малюют. Так что принимайся за дело.
– Но как я могу быт уверен, что слова этого… нашего уважаемого гостя правда?
– Лаврентий… простите, не знаю, как вас по отчеству…
Лаврентий снял пенсне, тщательно протер стеклышки, затем, нацепив их на нос, бросил бритвенной остроты взгляд в сторону Мессинга. Ему редко приходилось встречать человека, не знавшего ни его отчества, ни фамилию, ни чем он занимается. Но если такой недоросль попадался, ему не позавидуешь. Вольфа пока спасало заграничное происхождение, а может, интерес хозяина дачи, поэтому, справившись с пенсне, он подсказал:
– Павлович.
– Лаврентий Павлович, – попытался медиум убедить этого интеллигентного на вид человека, – я говорю правду. Вы только мысленно отдавайте команды…
Их спор прервал хозяин дачи. Обрывая дискуссию, он спросил:
– Товарищ Мессинг, где мы можем спрятать трубку?
