Лебяжий - Зот Корнилович Тоболкин

– Тогда другой коленкор, – ожил Лукашин. – Я эту штуку видал в действии. Глушит будь здоров!

– А третья бригада? – спросила Раиса. Она слушала Мурунова внимательно, прикидывая, где больше всего сможет быть полезней.

– Третья? Спасайся, кто может... – улыбнулся Мурунов. «А ведь Раю-то я не занял...» – подумал он. – Третья будет заниматься переселением. Может, возглавишь это дело?

– С удовольствием, – обрадовалась Раиса.

– Насчет удовольствия помолчим. А задача такая: перевезти семьи за реку и обеспечить жильем... палатки, чумы, вагончики – все равно, лишь бы люди жили под крышей.

– Мне тоже транспорт понадобится, – несколько смущенная его доверием, сказала Раиса.

– Выделим... при первой же возможности. А если не выйдет – на попутном. Иван Максимович и Водилов займутся выяснением причин аварии. Я буду с вами... в качестве мальчика на побегушках... Ну что, по коням?

– Из главка. Срочная! – протолкавшись через толпу, сказала Татьяна Борисовна.

«Вылетаю, – читал Мурунов. – Срочно подсчитайте возможные затраты. Совмином республики будет оказана всемерная помощь. Саульский». А ты, девочка, боялась! – подмигнул он Водилову и, сунув радиограмму в карман, вышел на улицу.

Клуб тотчас опустел.

Вокруг скважины разъело огромный кратер, который рос и пожирал метр за метром. Из середины его вылетало жаркое, с горячей водой и породой пламя. Оно завивалось, вихрилось, клубилось, расходясь в небе белым дымным зонтом. И грифоны образовали вокруг себя кратеры. Несколько малых соединились с большим, другие действовали автономно, нанося острову смертельные раны.

Молчаливо затаился в напряженном ожидании побуревший с краю Истомин лес, разделенный неширокою просекой. Пламя облизывало деревья по эту сторону просеки; они с треском вспыхивали, темнели. От огненных ласк лопалась кора, корежило стволы и ветви, осыпалась несгоревшая хвоя, разбрызгивая мелкие искры. Даже в полукилометре от буровой опаляло жаром лицо. Пышкали грязные волны раскисшей вечной мерзлоты, ползя и засасывая верхний, когда-то нарядный слой земли.

За просекою, почти у самого бугра, словно два рыжих лишая, возникли свежие грифоны. Вокруг них студенты вырубали деревья. Дымилась и парила земля, дымилась и парила одежда. Во взбаламученную Курью текли с обрыва горячие грязные потоки, снося щепу, сучья, стволы мелких полуобгоревших деревьев. Все живые голоса – людские, птичьи – заглушал утробный рокот фонтана. Сверху сыпался горячий грязный дождь, смешавшийся с песком и пеплом.

Природа явила смятенному взору неукротимую, разнузданную мощь, которой старательно и рисково пытались противостоять люди, хотя каждый и все вместе знали, что без техники, без какого-либо радикального решения они не смогут не только подавить пламя, но даже приостановить его.

– Преисподняя, а? Бред, бред! – кричал Мурунов. Он шагал рядом с Мухиным, который отставал, сбивался с ноги. «Молодец! Держится! А ведь устал... чертовски устал!» Усталость туманцем стекла с впалых висков, пала на щеки, затерявшись в бесчисленных морщинах и складках. Спокойное мужество почти обреченного человека вселяло уверенность в самого Мурунова. «Вот человечина! А с виду слабак... Доконал-таки свой прогиб. Но, кажется, и прогиб его доконает. Нет, нет, Иван должен выжить! Вот только управимся с огнем, отошлю его в самый фешенебельный санаторий... И Раису туда же... Раису?..»

– Что ж они? С ума спятили? – вскричал Мурунов. Над кратером снижался вертолет. Огромные лопасти винта беззвучно пилили воздух, и потому вертолет с земли заметили не сразу.

– Взорвутся же, идиоты! – Мурунов выскользнул из обвивших его мыслей, кинулся к кратеру, замаячил, забыв, что голоса его не слышно. Он думал, это тот самый вертолет, на котором прибыл Саульский.

Летчики все же поняли его тревожные сигналы. Машина взмыла и приземлилась у бугра.

Увидав выпрыгнувшего из люка Горкина, Мухин слепо шагнул обратно. А Горкин бежал к нему и размахивал руками. Белые клинышки зубов, густо утыкавшие красные мясистые десна, белели сахарно-ярко.

«Ишь, как рассиялся! Глаза ломит...» – Мухин плеснул тяжелыми веками, остановился.

– Сбылось наконец-то! Сбылось! Поздравляю... – Горкин широко распахнул объятия, но руки его повисли в воздухе.

– Мне нечего вам сказать, – потирая левую половину груди, проговорил Мухин и ткнул указательным пальцем, словно поставил точку. – Просто нечего.

– А, похоронная команда! – криво усмехнулся Мурунов. – Некачественно хоронишь... воскресают покойнички.

– Игорь Павлович, склад подмыло! – сказала Раиса, когда Мурунов собирался в Урьевск.

– Так что? – сердито спросил он. Лезут со всякими пустяками. Ведь каждый знает свои обязанности.

– Людей-то чем кормить будете?

– Сантурию знаешь? Пускай обеспечивает. А не обеспечит – сниму три шкуры.

– У него жена в Уржуме рожает...

– А черт, приспичило ей!

– Я договорилась с Октябрьским совхозом. Обещали выслать обоз. Юра будет сопровождающим, – указав на Станеева, сказала Раиса.

– Это уже лучше. Садись, заброшу. – Станеев забрался в вертолет, следом за ним поднялась Раиса. – А ты зачем?

– Может, еще что-нибудь вытереблю... Людей попрошу... Лишние руки не помешают.

Высадив их в Октябрьском, Мурунов улетел в Урьевск. Оттуда связался с Саульским, а