#на_краю_Атлантики - Ирина Александровна Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марина с минуту молчала, пристально глядя в его ледяные, ставшие за один вечер такими чужими, глаза. Ум ее, захмелевший от рюмки, выпитой на голодный желудок, туго соображал, но все-таки механизмы работали, шестеренки крутились, хоть и медленно, словно кто-то беспрестанно тянул и подталкивал их, и картина во всей своей враждебной остроте медленно прорисовывалась в воображении.
– Представь на минутку, – сказал вдруг он, предприняв еще одну попытку обратить ее решение вспять, и стал крутить пустые рюмки на столе, – что у тебя родились бы дети… у нас бы родились. И мы бы их обожали. Но в двенадцать у них начался переходной возраст, они бы стали курить, не слушаться, плохо учиться. Разве тогда мы отдали бы их в детский дом?
– С чего бы у нас с тобой были такие дети? У нас другая генетика.
– Да таких случаев миллион и с прекрасной генетикой! – воскликнул Виталий. – И мы были бы не застрахованы. Ты бы отдала их, своих кровных?
– Конечно нет, что за глупый вопрос, но как можно сравнивать…
– А в чем, собственно, разница? Чем они не похожи на обычных детей, которые в подростковом возрасте или раньше конфликтуют с родителями?
– Ну уж нет, ты мне зубы-то не заговаривай! То совсем другое… то свои дети!
– У нас своих быть не может.
– Значит, проживем и без них.
– Я так не хочу. Без них мне жизни уже не будет.
Что-то внутри Марины громыхнуло и раскололось на части, казалось, сердце ее дребезжало от невыносимого и нестерпимого удара: так вот она – цена его любви! Столько лет терпел ее припадки и капризы, потому что ценил ее выше себя, любил превыше всего мира, но последний каприз не стерпел: выходило, она ему была дороже всех… всех, кроме их приемных детей.
От коньяка глаза ее заволокло сонным туманом, она откинулась назад на стуле, запрокинула уставшую голову с нечесаными волосами, спутанными ветром, в которых серебрились тонкие нити у корней. Они долго так молчали, будто тишина могла разрешить их спор, могла смягчить агонию, уравновесить любовь друг к другу и любовь к детям.
– Мариша, ты только внушила себе, что способна на этот поступок, что можешь разрешить себе эту слабость, как коробку конфет на ночь, – опять мягко заговорил Виталий, будто осторожно прощупывая ее натянутые словно струны нервы. Она слабо усмехнулась, тотчас поняв его замысел. – А на деле не способна. Ведь знаешь, что нет. Есть слабости, а есть предательство, они разнятся, как лужа и океан. Одно дело внушить себе и хвастать, что сделаешь, а другое дело – сделать. Ты не пойдешь в опеку, уж я тебя знаю. А если и впрямь собралась, то иди сразу в ЗАГС. Ты сама говорила: сколько пар за пандемию развелось! Женя и Эдуард чего только стоят…
– Допустим, не пойду никуда. – Марина глубоко вздохнула, сама же лихорадочно думала о том, что муж не любил ее более так пылко, как прежде: что ж, она постарела, подурнела, а кто всему был виной? И опять ненависть к материнству жгла истончившиеся нервы души. Она не ненавидела самих детей, но ненавидела необходимость терпеть их, жертвовать собой, своей радостью и благоденствием ради них. – Мы не отдадим их. Но как же я? Ты не боишься, что меня скоро увезут в «дурку»? А я боюсь. Я уже на грани. Боюсь, что между своим рассудком и детьми я выберу свой рассудок.
Виталий внимательно посмотрел на нее, размышляя. Он никогда не был силен в понимании того, что происходит внутри женщин. Марина часто устраивала истерики и в былые времена, но он легко утихомиривал ее какой-нибудь шуткой или просто своим молчаливым спокойствием. В последние месяцы он видел, что она стала более нервной, но и подумать не мог, что все настолько запущено… Он не подозревал, что его бездействие она воспринимала как совершенное равнодушие к ней и ее огромной проблеме, как оскорбление, как нелюбовь. До сегодняшнего дня. Только когда она ушла и бросила их в парке, словно кто-то сдернул пелену с глаз, и он осознал, что Марина способна на поступок. Она была доведена до крайней точки, с этим невозможно было спорить. И он как мужчина должен был найти способ помочь ей, решить ее проблему, но совсем не так, как она предлагала… Наконец Виталий сказал:
– Отдохни, Марина. Купим тебе билет в санаторий или там… я не знаю, в Крым. Говорят, сейчас пускают в Крым. А с детьми я побуду. Все равно работа из дома.
Они жили небогато и никогда не ездили в отпуск. Тем более Марина даже и заикнуться о таком не могла после того, как у них появились дети, ведь им столько хотелось купить: хорошей качественной одежды, кожаной обуви, планшетов – словом, всего, чего у них никогда не было в их обделенной жизни. Пособия она тратила только на детей, не откладывая на черный день, а потому его предложение было несбыточным, и она не могла поверить ему.
– Ты это несерьезно. Да ты не справишься с ними… Нет, это все пустое, и не говори мне.
– Они без тебя смирнее будут, вот увидишь. Когда один взрослый, они знают, что зависят полностью от него, поэтому не будут себя слишком плохо вести. Тем более мужчину будут больше бояться.
– Хорошо, один раз ты меня спасешь, а дальше-то что? Кошелек не резиновый, в Крым не наездиться.
– Будешь уезжать на выходные или праздники к матери. Давай решать проблемы по мере поступления. Сейчас – Крым. Все, решено. Потом экономнее места выбирать.
Как ей хотелось, не раздумывая, согласиться, уступить, лишь бы только убрать из жизни необходимость резких и скорых перемен, оттянуть неизбежный конец, но был ли это верный путь? Он не любил ее или позабыл, как боготворил когда-то? Что же, быть может, пришла пора напомнить ему. Истерия захватывала ее, и она уже говорила про себя, что именно должна додавить его до такого состояния одиночества и несчастья, что он признает свои ошибки и повинится перед ней, отречется от детей во имя нее… Но все это так скоро быть не могло, придется расстаться на время, разъехаться, всколыхнуть в нем спящие чувства, пробудить былую слепую страсть к ней…
И в то же время другой голос внутри нее, разумный, верный, добрый голос шептал: все ложь, а Виталий
