#на_краю_Атлантики - Ирина Александровна Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сережа, все эти эксперименты – обман! – не выдержал Владимир Олегович и перебил его. – Сам посуди: если бы был волшебный способ исцеления, разве о нем не знал бы каждый встречный? Как минимум все ревматологи или иммунологи были бы в курсе. Может быть, у этих твоих докторов выздоровел небольшой процент за счет эффекта плацебо, и теперь они обманывают других пациентов, обещая невозможное. Так обычно бывает.
– Нет-нет, ты не прав, совершенно не прав! Такие методы невыгодны мировой фармацевтике, а отсюда и официальной медицине.
– Вселенский заговор?
– Нет, просто нездоровая конкуренция. Сильнейший выживает слабого – вот и все. Информационная война.
– Нет никакой информационной войны и никогда не было, это все бредни полоумных!
– Да неужели? – засмеялся Сергей.
– По крайней мере, в сфере медицины ее нет, – поправил себя Владимир Олегович. – Послушай, Сережа, ты сражаешься с ветряными мельницами… гоняешься за воздушными замками…
– Нет, я ищу… я ищу… – Сергей подбирал правильное слово, словно прощупывал пульс, – слово, которое отразит самую суть его поиска и ударит в самое сердце. – Путь к свободе.
– Вот именно! – Владимир Олегович, как это ни странно, почти сразу понял его, лишь несколько секунд поколебавшись. – Ты хочешь свободы от болезни любимого человека. Настолько сильно, что готов заморить себя голодом и поверить в иллюзию, ты словно одержим идеей исцеления. А ведь прошло всего полгода! Что будет дальше? Сойдешь с ума?
– Что может быть плохого в том, чтобы любить настолько, чтобы отдать все за здоровье женщины?
– Если бы это было так! Но ведь это опять одна иллюзия… Ты… ты просто не можешь, не хочешь принять Веру такой, какая она есть. Она как неисправная машина – зачем такая машина нужна? Как бы ты ее ни любил, ты будешь чинить ее. Ты настолько не готов к жизни с человеком со столь серьезным заболеванием, что заставил себя поверить, что вылечишь ее. Вот и все. Посмотри правде в глаза. Веру не вылечить, можно только назначать поддерживающую терапию. А если ты не готов к этому, то и не надо связываться. Вы встречались всего пару месяцев, а потом она заболела. Ты и так долго продержался. Не вини себя, я тебя прошу… Не вини себя, если хочешь расстаться.
Сергей закрыл глаза. Как он устал, как он хотел спать, как он хотел есть, как он хотел просто повалиться на кровать, включить какой-нибудь фантастический фильм, например старые «Звездные войны», чтобы забыть обо всем! Но он вышколил себя, сжав всю свою волю в кулак, все запретив себе, словно вся его лень или остатки лени обратились в его совесть, которая пристально следила за каждым шагом Сергея. Так зачем он тратил свое бесценное время на этот пустой разговор? Почему он не взбесился и не накричал на отца? Владимир Олегович смотрел на него долго, убежденный, что проник в суть и что сын переваривает его слова. Он не понимал, что Сергей думал совсем о другом.
О том, что он никогда не ждал от родителей понимания: ни от матери, ни от отца. И что бы кто из них ни сказал теперь, он ко всему был готов, даже к самой чудовищной клевете на самого себя.
Не выдержав долгого молчания, Владимир Олегович заговорил:
– Неужели ты так сильно любишь ее? Так сильно, что не можешь расстаться? Тогда… – он оглянулся с опаской на дверь и присел на край кровати, чтоб заглянуть Сергею прямо в лицо. – Мой совет: смирись. Неси свой крест. Ты уже не мальчик. Ты мужчина, ты справишься. Это будет не совсем то счастье, на которое ты надеялся, конечно, да и мать… Так скажем, не идеальное счастье. Но забудь про все эти лживые экспериментальные методики. Ты и девчонку измучишь, и себя. Полагайся только на настоящих медиков. Ты ведь врач! У тебя родители медики! Ну?
Сергей кивнул головой, будто согласился с одной из идей отца, и тот вздохнул с облегчением, похлопал его по плечу, а затем, если не довольный, то удовлетворенный, что решил давно терзавшую его проблему, хотел было выйти из комнаты, как вдруг раздался звонок в дверь. Владимир Олегович с удивлением оглянулся на сына и прислушался. Через полминуты Ольга Геннадьевна просунула голову в дверной проем.
– Сережа, к тебе пришли.
Бесцветное лицо ее, всегда недовольное, всегда с опущенными уголками тонкого рта, казалось, было еще более раздраженным.
Они втроем прошли в гостиную, где, к изумлению Сергея, молодая женщина в длинном летнем платье устало откинулась на спинку дивана. Она была почти красива, элегантное романтичное платье было приталенным и придавало ей необыкновенную женственность. Избыточная полнота лица не так бросалась в глаза из-за волос, которые отросли за последние полгода и достигали плеч. Пышными волнами они окаймляли ее лицо.
Это была Вера. Ноги ее гудели, шея ныла, но она улыбнулась, когда увидела Сергея. Казалось, она не замечала никого, кроме него, – все ее внимание было устремлено на него. Зачарованная, она словно растворилась в нем.
– Вера, – поразился Сергей и сел рядом с ней. Он взял ее руки в свои. – Что ты здесь делаешь?
– Решила тебя проведать. Телефон у тебя отключен. Я испугалась… Ты не рад?
– Да нет, конечно, рад.
Казалось, она совсем не замечала, как он был потрепан: взъерошенные волосы, помятое лицо, без душа второй день. Но это была только видимость. Она все заметила, но придала совсем другое значение его неухоженному виду. Ревность рисовала чудовищные объяснения в уме.
Ольга Геннадьевна села в кресло напротив и не сводила с них равнодушных глаз. Она будто решила воспользоваться положением хозяйки и препятствовать открытому объяснению между ними. Владимир Олегович сел в соседнее кресло и ждал команды жены.
И действительно, они говорили о самых поверхностных и пустых вещах, словно были не возлюбленными, а просто друзьями. От мысли о том, что они вели себя как друзья, Вере захотелось взвыть. Сколько недель Сергей даже не оставался у нее на ночь? Он объяснял это ее болезнью, и она это понимала, понимала логику его рассуждений: он берег ее тело, наполненное болью… Не могла она только понять, как здоровый мужчина мог так спокойно отказывать себе в близости… тем более когда он уже
