Над квадратом раскопа - Андрей Леонидович Никитин

Но главное отличие заключалось в составе каждого из поселений.

Серовато-желтый песок культурного слоя верхней террасы лежал на остатках древней погребенной почвы и был перекрыт тонким слоем современного подзола. На древней почве кое-где сохранились следы мезолитического стойбища: тонкие ножевидные пластинки, вкладыши, характерные для того времени наконечники стрел с частично обработанным жальцем и черешком. Основной слой являл собой классический для наших лесов комплекс с ямочно-гребенчатой керамикой, листовидными наконечниками дротиков и стрел, многочисленными скребками и редкими желобчатыми теслами. Над ним, в слое современного подзола, лежали черепки третьего, более позднего комплекса, относящегося к эпохе энеолита — «медного» века.

Каждый предшествующий комплекс был старше последующего примерно на одну-полторы тысячи лет. Подобное сочетание встречалось мне и на других стоянках Плещеева озера, где точно так же над мезолитическим комплексом залегал комплекс неолитический, а над ними — вот такие же черепки эпохи энеолита.

На первой террасе у реки все было иначе. Здесь не было и намека на какие-либо остатки древней почвы. Находки начинались сразу в слое современного дерна. Черный, пачкающий руки культурный слой в своих верхних горизонтах содержал керамику с ложнотекстильным орнаментом вперемешку с черепками различных культур эпохи бронзы — поздняковской, абашевской, фатьяновской.

Черный культурный слой лежал на белом озерном песке — совершенно чистом, без единого кремневого отщепа или черепка из верхнего слоя. Граница между слоями была ровной, как если бы на утрамбованную песчаную площадку насыпали, а потом разровняли черный перегной. Как могло такое случиться? Почему внизу, на первой террасе, нет ни одного черепка с верхней? А ведь ходить к реке, надо думать, обитателям второй террасы приходилось именно здесь…

Кое-какие догадки появились позже, когда в ряде мест на фоне этого ослепительно белого песка проступили овальные коричнево-серые пятна. То были остатки нижней части слегка углубленных жилищ «янтароносных» волосовцев. От вышележащего культурного слоя они отделялись столь же резкой границей, как и белый озерный песок. Они уходили в глубину на пятнадцать — двадцать сантиметров, были заполнены плотно слежавшимися черепками горшков берендеевского типа, а обволакивающий их крупный речной песок был перемешан с остатками костей рыб, животных и с обломками костяных орудий. Здесь не было маркого гумуса. Создавалось впечатление, будто все лежащее внутри этих впадин многократно промыто речными водами.

На самом дне жилищных впадин лежали обломки волосовских горшков и две янтарные подвески.

Чем внимательнее всматривался я в эту необычную картину, чем дольше размышлял, отделяя друг от друга ножом слежавшиеся черепки, тем больше склонялся к выводу, что передо мной следы какой-то катастрофы. Похоже было, что жилищные впадины являются нижней частью полуземлянок, а сохранившиеся в них напластования остались от некогда мощного культурного слоя, начисто смытого потоками, которые прокатились из Плещеева озера по руслу Вексы. Смыв первоначальную почву со следами человеческой деятельности, а также остатки жилищ, эти же потоки постепенно нанесли ил и гумус, на которых отложился новый культурный слой.

Предположение не заключало в себе ничего невероятного. Я помнил разливы Вексы еще десять — пятнадцать лет назад, когда по весне на лодке можно было идти прямо по затопленной пойме, через кусты, вода поднималась почти до уровня первой террасы, и если бы не плотный дерновый покров, быть ей, как и раньше, наполовину смытой… Получала объяснение промытость остатков в жилищных впадинах, сохранность костей и костяных орудий, плотность слежавшихся черепков. Произойти такое могло в период между отложением слоев с берендеевской керамикой и керамикой с ложнотекстильным орнаментом. Именно к этому промежутку относятся черепки эпохи энеолита на второй террасе.

Тогда и мелькнула у меня мысль: что, если разница в положении других стоянок на Плещеевом озере объясняется этой же причиной? Сначала — резкое повышение уровня воды, своего рода «всемирный потоп» в переславском масштабе, потом — столь же резкое его понижение, может быть связанное с пресловутым «ксеротермическим» — жарким, засушливым — периодом, когда возникают свайные поселения и на болотах образуется «пограничный горизонт». Время его приходится на эпоху бронзы, оно соответствует понижению уровня озера Неро и слою стоянки на Рождественском острове, следовательно… Картина получалась правдоподобной. Такой взгляд на события, отвечавший тогдашнему уровню знаний, подтверждался составом культурных остатков, залегавших над белым песком первой террасы. Все они относились уже к эпохе бронзы, и самые древние при всем желании не могли быть датированы временем раньше середины II тысячелетия до нашей эры.

Оставалось найти еще геологическое подтверждение нарисованной картины. Где и что искать? Теперь на помощь пришла геоморфология. Поскольку речь шла о времени формирования первой террасы в том виде, как она предстает перед нами сейчас, следы создавших ее потоков могли сохраниться не у реки, которая их неоднократно уничтожала, а у тылового шва. Если уровень Вексы поднимался, современная пойма уходила на дно, первая терраса становилась затапливаемой поймой, а вторая терраса — первой. На стыке первой и второй террас, так же как на стыке современной поймы и первой террасы, по весне могли откладываться илистые частицы, сухой тростник, проходить русла временных проток.

И такие следы нашлись. В слоях песка, гораздо ниже культурного слоя, отмечая профиль древнего весеннего берега разлившейся Вексы, были заключены тонкие линзы весенних паводков — светлые, глинистые слои, оседавшие из потока в затишье берега. Судя по их слоистости, откладывались они не год или два, а гораздо дольше.

Казалось бы, теперь настало время заняться остатками неолитических стойбищ, лежащих у самой воды или ниже ее уровня, чтобы выяснить время и причины их затоплений. Но то, что кажется очевидным сейчас, далеко не казалось таким очевидным двадцать лет назад. Должны были пройти годы, накопиться опыт, произойти новые открытия, прежде чем отдельные факты стали выстраиваться в последовательность гипотезы.

Одной из решающих ступенек на этом долгом восхождении стало открытие свайного поселения на Берендеевском болоте.

Торфяные болота Европы были по достоинству оценены археологами, когда первобытная археология как наука еще только зарождалась. Мокрая, лишенная кислорода губка торфа надежно консервировала остатки поселений и погребения древнего человека, сохраняла ткани тела, одежду из льна и шерсти, мощенные деревом дороги, плуги, повозки, лодки и множество других предметов, которые в земле обычно пропадают. Подобно тому как свайные поселения создали всемирную известность швейцарским озерам, точно так же остатки бронзового века прославили торфяники Дании и Южной Швеции. Но вскоре оказалось, что озерные и болотные свайные поселения принадлежат не одной Европе.