Над квадратом раскопа - Андрей Леонидович Никитин

Первые остатки свайных поселений в России были обнаружены в конце прошлого века в уральских торфяниках, Шигирском и Горбуновском, на дне которых лежали золотоносные пески.

Здесь были открыты настилы из бревен, остатки жилищ, множество предметов из дерева — посуда, весла, лыжи, идолы, лук и стрелы, деревянные части мотыг и топоров. Все это можно видеть сейчас в Историческом музее. Уже в нашем веке сходные болотные поселения были найдены в Прибалтике, под Москвою около села Льялово, в Вологодской области на реке Модлоне. Иногда появлялись сведения, что на том или ином болоте при добыче торфа рабочие наткнулись на деревянный настил, собрали каменные и костяные орудия, иногда черепки. Все это узнавалось от случая к случаю и особенного энтузиазма у археологов не вызывало.

И сами археологи, и наука внутренне были еще не готовы к этим открытиям. Выход на торфяники требовал от исследователей не просто новой методики раскопок. Интуитивно каждый из археологов понимал, что к остаткам свайных поселений необходим психологически иной подход, чем к остаткам сезонных стойбищ на дюнах и на берегах озер. Собственно раскопки в их традиционном проявлении отступали на второй план перед исследованиями другого порядка — древесины, растительных остатков, плодов и семян, пыльцы, био- и радиохимическими анализами, палеонтологическими и дендрохронологическими исследованиями.

Случайно обнаруженное на Берендеевском болото свайное поселение было первым среди многих других, вскоре открытых за ним. Оно заставило стронуться с места научную мысль, но само испытало все горести, которые неизбежно выпадают на долю «первого» — славу, разрушение и последующее забвение. И все же решающий шаг был сделан.

От поселения берендеевцев, как я буду называть памятник, получивший в науке имя Берендеево I, когда я впервые о нем услышал, осталось уже немного. Торфоуборочные машины резали его все лето. Только множество свай, заполнивших этот участок торфяного поля, и сам культурный слой, спрессованный из песка, мелкой гальки, керамики и каменных орудий, — все, что оставил после себя человек и что по мере сил сдерживало напор фрезерных барабанов, — позволило этой части на какое-то время сохраниться.

Как я писал в книге «Распахнутая земля», поселение берендеевцев погибло до раскопок в результате печального стечения обстоятельств.

Планировавшиеся на следующее лето всесторонние исследования не состоялись, но кое-что сделать все-таки удалось во время первого обследования, в котором приняли участие В. В. Чердынцев, возглавлявший тогда Лабораторию абсолютного возраста Геологического института, Г. Ф. Дебец, один из ведущих советских антропологов, и ряд сотрудников Института географии Академии наук СССР. В результате удалось не только собрать археологический материал, но составить несколько пыльцевых диаграмм, провести ряд палеогеографических исследований и получить радиоуглеродные даты для торфа, деревянных свай и бересты, в которую был завернут один из умерших берендеевцев.

Открытие поселения берендеевцев решало сразу несколько задач, не только теоретических, но сугубо практических. В руках археологов впервые в «чистом» виде оказался комплекс, состоящий из каменных и костяных орудий и сопровождающей их керамики, своего рода «эталон» культуры, по которому она и получила название «берендеевской».

Берендеевцы жили в лесу, жили ресурсами леса, как то показали кости сухопутной, боровой и водоплавающей дичи, собранные на месте поселений, с определенным почтением относились к медведю, череп которого я нашел в специальной ямке рядом с одним из погребенных возле угла жилого настила, и, по-видимому, активно занимались рыболовством. С точки зрения реальной экологии, они были достаточно серьезными конкурентами предшествующих обитателей этих мест, изготовлявших сосуды с ямочно-гребенчатым орнаментом.

В отличие от кочующих охотников, берендеевцы жили оседло, целенаправленно используя ресурсы окружающей среды. В слое Берендеево I лежали кости лесных животных, боровой и водоплавающей дичи, скорлупа орехов, косточки малины, земляники, костяники, смородины и многих других ягод, прошедших через желудок обитавших здесь людей.

И слои берендеевских черепков на местах сезонных стойбищ неолитических охотников, мне кажется, служат самым надежным доказательством того, что они потеснили своих предшественников на север, так же как племена, вторгавшиеся в Карелию и Финляндию, вытеснили в тундру охотников на северного оленя, изготовлявших орудия из кварца.

Было это вытеснение насильственным или к приходу берендеевцев эти охотничьи территории оказались свободны? Такая возможность тоже не исключена. Появление берендеевцев совпало с максимальным продвижением широколиственных лесов на север, к Белому морю и Полярному кругу, что могло вызвать сдвиг не столько климатических, сколько экологических зон. Кроме того, в ряде случаев над слоями с берендеевской керамикой на речных террасах лежат, как мы знаем, обломки сосудов с поздним ямочно-гребенчатым орнаментом, что свидетельствует о возвращении на «пепелища» потомков прежних обитателей этих мест.

Берендеевский комплекс, датированный по пыльцевым спектрам и радиоугольным анализам, оказывался тем эталоном, с помощью которого можно было выполнить две задачи. Во-первых, попытаться определить время каждого берендеевского комплекса на других стойбищах и поселениях, установив их общую хронологическую последовательность; во-вторых, опираясь на эти же берендеевские слои по принципу «раньше — позже», разобраться в наслоениях других археологических культур.

Как показывал радиоуглеродный анализ, слой поселения на Берендеевском болоте отложился между 2340 и 2300 годом до нашей эры. То было время наибольшего иссушения болота, окружавшего зарастающее озеро, и, стало быть, именно в этих пределах следовало датировать берендеевскую керамику, залегавшую на первой террасе Вексы и в пойме Плещеева озера.

На Польце берендеевскую керамику перекрывал слой с такими же черепками, как на Рождественском острове у Ростова Великого, датированными серединой II тысячелетия до нашей эры.

Следовательно, между двумя этими датами оказывался разрыв в 700–800 лет, во время которого должно было произойти поднятие уровня Вексы и смыв всех культурных напластований с первой террасы. В это время человек селился на второй террасе, занимая наиболее высокие точки на берегу.

Наоборот, жилища волосовцев оказывались старше 2340 года до нашей эры, поскольку они были перекрыты слоем берендеевской керамики. Когда волосовцы пришли на эти берега, уровень Плещеева озера и Вексы был значительно ниже современного…

На этом дело не кончилось. Вскоре появилась дата и для ямочно-гребенчатого комплекса на второй террасе Вексы. Именно такой комплекс — ранний, с большим количеством ножевидных пластин — нашла В. М. Раушенбах на стоянке Заречье, где он был датирован по радиоуглероду 3720 годом до нашей эры. Поскольку на Польце этот комплекс занимал ту же позицию, что и перекрывающий его энеолитический, можно было думать, что уровень Вексы поднимался не только в конце III, но и в начале IV тысячелетия до нашей эры…

Начало было многообещающим, но дальше, как часто