Моя нечаянная радость - Татьяна Алюшина

И так это открытие поразило Майку, что она тут же попыталась от него откреститься, как от чумы! Да с чего это я так решила?! – возмутилась она…

А сынок попенял за трусость очередной раз, начав крутиться возмущенно и пинаться ножками.

«Да, ждала, – вздохнула она и добавила: – И надеялась».

Но у Батардина своя жизнь. Без нее. С другими какими-то женщинами, наверное. Вот так!

Матвей прочитал голосовое сообщение на смартфоне от Майи, где она благодарила его за поздравление и за «обалденный» букет и дивилась, как он точно угадал, потому что как раз темно-синие ирисы – ее любимые цветы.

Случайно попал – улыбнулся Батардин этой легкой удаче и подумал еще: буду знать теперь. И тут же спросил себя: а зачем ему знать о ее вкусах, пристрастиях и любимых цветах? В тот раз на вопрос он не ответил, лишь отмахнулся, но спустя пару недель ответ сам достучался до него.

Познакомился с милой девушкой на дне рождении одного из летчиков их состава – подругой его жены, специально приглашенной, как потом выяснилось, именно с целью знакомства с Батардиным.

Приятная, интересная девушка, пригласил погулять на следующий день, принципиально не называя данное предложение свиданием, даже мысленно. Все прошло типично и вполне мило – разговаривали, действительно гуляли по центру города, сидели в кафе, сходили в кино.

Обсуждали какие-то нейтральные темы, и Батардин ловил себя на мысли, что какой бы интересной и умной эта девушка ни была, но слушать так, как умеет Майка, ей не дано и мало кому дано вообще. А задавать вопросы? А смотреть на мужика такими глазами, словно он наикрутейший герой всех времен и народов, да к тому же не меньше, чем академик? А сопереживать и сочувствовать рассказчику?

Раз подумал, два, выловил эти мысли, отметил и посетовал на их присутствие в своем сознании и на себя в целом – ну, и что она ему! Фиктивная жена, с которой они нейтрально-дружески перезваниваются раз в два-три месяца! На фига сравнивать с другими женщинами и вообще вспоминать ее? И от недовольства собой, проводив девушку до дома, даже поцеловался с ней на прощанье вполне серьезно.

И окончательно расстроился!

Ну вот же! Целовал эту, а вспоминал Майю! Ну, вот как так?!

От досады и растревоженности душевной Матвей решил не ловить такси, а пройтись пешком до дома, проветрить голову, подумать, что вообще с ним происходит.

И что, понял! Все-таки бог умом не обидел.

Он медленно брел по ночным улицам и вспоминал Майю Веснину, как первый раз ее увидел, и как они заговорщицки переглянулись, когда две шустрые тетки, даже не поблагодарив за помощь, побежали по перрону – воспоминания текли ровным приятным потоком, без всякого сопротивления, отдаваясь теплом в груди. Закрапал мелкий дождик, Батардин поднял воротник, засунул руки поглубже в карманы и продолжил идти, даже не ускорив шага, позволив воспоминаниям и мыслям протекать своим чередом вместе с дождем.

И, где-то на полпути к дому, Матвей Петрович Батардин сделал для себя открытие – четко и предельно ясно осознав, что до сих пор хочет девушку Майю! Он до сих пор помнит те ощущения, эмоции и чувства, что пережил с ней в постели, а тот оргазм в купе поезда так и вовсе помнит во всех подробностях – телом, разумом, чувствами! Она вся и все в ней было по нему, идеально для него! И он хотел ее всю и не только в постели, хотя там как раз в первую очередь, как и положено, но он хочет быть с ней, жить с ней вместе. По-настоящему создать семью.

Вот такой крендель выдала жизнь. И что теперь?

Роды начались ночью.

Перепуганный Лев Егорович спросонья несколько минут бестолково бегал по квартире, паникуя, и Ларисе Антоновне пришлось успокаивать в первую очередь мужа. Но «Скорая» приехала довольно быстро, и отец, получив реальное дело – садиться за руль и ехать за машиной, увозившей дочь в роддом, сразу пришел в свое обычное рабочее состояние.

Родила Майка в пять утра замечательного, совершенно здорового мальчишку, баском покричавшего совсем чуть-чуть и сразу же успокоившегося, как только его положили матери на грудь.

Майка смотрела на пятьдесят пять сантиметров весом три килограмма девятьсот грамм своего бесконечного счастья, прижимала его к себе и плакала от восторга и того, что все мучения позади и теперь только это чистейшее, наивысшее истинное счастье сопит у нее на груди!

Имя малышу она выбрала заранее, наметив несколько, которые ей нравились исключительно по святцам, оставалось дождаться дня рождения, чтобы окончательно определиться – получился Иван. Майе очень нравилось – Иван Матвеевич Батардин. Звучит!

Днем, приняв поздравление от многочисленных родственников, после посещения роддома, отправившихся всем составом отмечать рождение ее ребенка, лежа на койке в палате, Майя смотрела на сынишку, спавшего в кроватке, и думала, что теперь-то точно пора поставить Батардина в известность о его неожиданном отцовстве. Надо, конечно, но эта необходимость сильно угнетала и напрягала молодую мать.

Почему? Да от неизвестности. Она представляла, как он может отреагировать и как себя повести, и некоторые из вариантов воображаемых ею картинок Майке сильно не нравились.

Но она решилась! И набрала номер, проговаривая про себя, как сообщит эту новость – спокойно, ровно, просто констатируя свершившийся факт, а уж там…

Абонент для фактов был недоступен, как и для выяснения отношений, и Майка вздохнула с облегчением и быстро убрала смартфон.

Она так и не сказала.

Папа возмущался, мама уговаривала, но Майя уперлась – не хочу, не могу! Что вот он сделает, когда я поставлю его в известность, вы знаете? Вот и я не знаю! Подождем!

– Чего? – поражался папа.

– Вот поеду в Пустонь, там ему сына и предъявлю. Познакомятся, – недовольно объясняла она.

– Ты что, собираешься ехать в Сибирь и везти с собой ребенка?! – ахала мама.

– А что тут такого? – удивлялась Майя. – Ему к тому времени уже три месяца будет, Лиза со мной поедет, мы уже давно договорились. К тому же где лучше крестить малыша, как не там, да и Никон Ванечку посмотрит.

Родители лишь вздыхали, устав спорить с дочерью.

Да, про Лизу. Лиза двоюродного племянника Ивана просто обожала и старалась приходить как можно чаще помочь с маленьким: то погуляет, пока Майка стирает-гладит, намывает или спит измученная, то сама возьмется стирать или укачивать.

– Лизка, – поражалась ей Майка, – зачем тебе эта возня с грудным младенцем, еще успеешь со своими навозиться.

– Не знаю, – говорила сестрица задумчиво, покачивая племянника на руках. – Мне очень нравится, такое ощущение, что вот это и есть мое настоящее, истинное призвание.