Кровавые берега - Роман Глушков

В отличие от занятий на крыше, куда мы ходили строго по расписанию, тренироваться в спортзале нам дозволялось в любое время. Следовало лишь уведомить об этом тюремщиков, чтобы они выдали спортинвентарь и заперли двери казармы. Поэтому вертухаев не беспокоило, если гладиаторы брали себе выходной – возможно, вчера они просто перетренировались и сегодня решили посидеть в покое, восстановить силы. Мы же, как могли, убеждали в этом охрану: потягивались до хруста в суставах, зевали, массировали якобы затекшие руки и ноги… В общем, делали все, чтобы никто не заподозрил, будто мы чего-то ждем. Или того хуже – готовимся к чему-то противозаконному.

Так продолжалось около трех часов. Я уже начал переживать о том, не случилась ли на «Гольфстриме» поломка, когда в очередной раз глянувший вверх Убби задержал на крыше взор дольше обычного. После чего опустил голову, но не поджал губы, а едва заметно кивнул.

– Засуетились, песьи дети, – не повышая голоса, проговорил он затем. – Еще не сообразили, что все это означает, но вот-вот ударят в набат… Ну что, братья, дождались? Радуйтесь, сейчас повеселимся.

– Отлично, – кивнул ему в ответ домар. – Вы знаете что делать. Давайте приготовимся, как договаривались.

Северяне и я неторопливо поднялись на ноги, притворившись, что решили все-таки отправиться в тренировочный зал. Смотреть нам было пока не на что, поэтому мы обратились в слух. И где-то через полминуты наконец-то расслышали то, что хотели.

Грохот колес стремительно несущегося к тюрьме бронеката!..

Глава 14

Тюрьма была построена на самой высокой точке мыса, и проложенная к ней дорога шла на подъем. Он был достаточно пологим, но Сенатор не мог сбросить скорость даже на мгновение, поскольку для тарана ворот «Гольфстриму» требовался максимальный разгон. Только по этой причине у наших освободителей не получилось подъехать к Ведру так, чтобы не возбудить к себе подозрений.

Над истребителем по-прежнему развевался флаг Владычицы Льдов и на бортах красовались ее гербы, но они могли обмануть охрану, пока «Гольфстрим» двигался далеко. Когда же он приблизился и стало понятно, что его шкипер вовсе не намерен тормозить, о конспирации можно было забыть. Моя действующая на свой страх и риск команда только что возобновила войну с южанами. И была эта война еще отчаяннее предыдущей, ибо на сей раз она разразилась прямо в сердце Юга – неподалеку от Садалмалика!

Тюремный колокол загудел набатом, когда земля у нас под ногами уже ощутимо вибрировала. Дрожь передавалась и всей тюрьме – сделанная из иностали, она сама гудела, словно колокол, от крыши до фундамента. Во двор выбежали облаченные в доспехи охранники со щитами и дубинками. Выстроившись на ходу в цепь, они, подобно живому неводу, погнали заключенных со двора в камеры. Удары на бедолаг сыпались немилосердно. Оторопев, они закрывали головы руками, вопили, толкались и не понимали, что спровоцировало это беспричинное насилие. Вертухаи спешили и лишь сильнее напирали на них. Вертухаям было с чего озвереть: если сидельцы поймут, что кто-то намерен с минуты на минуту проломить тюремные ворота, все изменится с точностью до наоборот. И тогда уже тюремщикам придется защищаться от озверелых узников, которых не остановят ни удары палок, ни стрелы, ни пули.

Четыре загонщика отделились от отряда и, прикрываясь щитами, потрусили к нам. Бить гладиаторов они не собирались, но грозными окриками приказывали нам немедленно вернуться в казарму. Мы сделали вид, что подчинились, однако пятились нарочито медленно, оттягивая время и заодно выстраиваясь в боевой порядок. Схватка с этой четверкой была неотвратима. Но северяне выжидали удачный момент, дабы накинуться на вертухаев, ведь чем быстрее мы разберемся с ними, тем нам будет проще действовать дальше.

Дюжина рассредоточившихся по краю крыши стрелков держала двор на прицеле арбалетов и баллестирад. Последние перезаряжались не механически, как на истребителе, а вручную, но, несмотря на низкую скорострельность, являлись нашей главной угрозой. Кое-какая защита от стрел и пуль у нас была приготовлена, а вот укрыться от выстрелов стационарных орудий мы не имели возможности.

Баллестирады, что стояли на внешнем краю крыши и защищали наземные подступы к Ведру, открыли стрельбу по «Гольфстриму», когда нас и вертухаев разделяло пять шагов. Колокольный набат не помешал мне расслышать удары тяжелых болтов об иносталь. Правда, гремела она странно – чересчур звонко; совсем не так, как гремит обшивка бронеката при попадании в нее подобного снаряда.

– А ну в камеру! Живо! Марш в камеру! Назад! Назад, кому говорят!.. – перебивая друг друга, надрывали глотки теснящие нас загонщики. Пока что мы им не перечили. Я, Фреки, Квасир и Херлуф уже достигли порога казармы; Тунгахоп, Убби, Тур и Эдред вроде тоже собирались войти туда следом за нами…

…Но не вошли, потому что наконец-то настал момент, которого все мы давно ждали.

Звон колокола, землетрясение и удары снарядов по иностали перекрыл грохот, равный которому я не слышал с тех самых пор, как «Гольфстрим» пробивал стену храма Чистого Пламени. Правда, в прошлый раз я находился на мостике истребителя, а сегодня – внутри атакованного им строения. Вдобавок его металлические стены сыграли роль резонатора, отчего грохот выдался вдвойне сокрушительным. Он обрушился на нас, казалось, не со стороны ворот, а отовсюду. Обрушился и заметался в колодце тюремного двора давящим на мозги и барабанные перепонки гулом.

Спастись от него можно было закрыв уши руками, но мы не стали тратить на это время. Гром вогнал загонщиков в оторопь, чем северяне моментально воспользовались. И не успел я моргнуть, как авангард нашей компании уже держал в руках трофейные щиты и палки. А огретые пудовыми кулаками вертухаи распластались без сознания у наших ног.

Расправа над четверкой загонщиков произошла настолько быстро и внезапно, что отвлекшиеся в этот миг на ворота прочие тюремщики даже не обратили на нас внимания. В последние полвека на Юг не допускалась техника, ходившая под иноземными флагами либо вовсе без таковых. Риск прорыва сюда злоумышленников на колесах был минимален, и разборная конструкция Ведра оказалась слишком легкой и не рассчитанной на удары боевого бронеката. Его носовой таран согнул пополам внешнюю перегородку и вдавил ее в проход. После чего въехавший туда истребитель смял колесами иностальные плиты вместе с каркасом, на котором они держались. Не отломай «Гольфстрим» мачту под мостом Эль-Фердан, это неминуемо случилось бы сейчас. Но вместо нее упал лишь флагшток с отныне бесполезным маскировочным флагом.

Вышибить без остановки среднюю перегородку не вышло, хоть она была не такая устойчивая, как внешняя. Для этого истребителю пришлось сдать назад для короткого повторного разгона. У самого подножия Ведра «Гольфстрим» был уже недосягаем для баллестирад, чьи турели не позволяли стрелять вниз под таким углом. Однако пули и арбалетные болты продолжали греметь… нет, не по его палубе. Разглядеть что-либо в темном проходе сквозь две решетки было трудно, но мой наметанный глаз шкипера вмиг определил: очертания истребительного корпуса изменились. Похоже, в минувшие дни Малабонита, де Бодье и табуит Шлейхер тоже не сидели без дела и соорудили над палубой дополнительную защиту из иностальных листов. Она-то и громыхала под пулями и стрелами, издавая непривычные дребезжащие звуки.

Впрочем, стоять и таращиться на «Гольфстрим» было некогда. Оставив завладевших трофейным оружием товарищей прикрывать вход в казарму, я и трое других гладиаторов вбежали внутрь и сорвали с пола три больших квадрата толстого войлочного покрытия. Согнув их посередине (а иначе они не прошли бы в казарменную дверь), мы вышвырнули войлок наружу. А затем, выскочив следом, распрямили его, сложили в стопку, ухватили ее по углам и подняли над головами. Остальные соратники тоже отступили под импровизированное укрытие. Оно не могло защитить нас от снарядов баллестирад, но арбалетные болты и пули вряд ли пробьют три слоя такого плотного материала, который к тому же не один год утаптывался ногами гладиаторов.

За пару минут, что мы собирали щит, успело многое перемениться. «Гольфстрим» выдрал вторую решетку и сдавал назад для третьего удара. То, что он станет последним, не вызывало сомнений – внутренние перегородки истребитель и вовсе крушил будто игрушечные. Его безостановочно обстреливали из дверей, соединявших проход со служебными помещениями. Но вертухаи делали это скорее от нежелания топтаться на месте и смотреть, как агрессор методично расчищает себе дорогу. Задержать его охрана не могла, заскочить на его крутые борта тоже, а пробить их и подавно. Поэтому она выплескивала злобу единственным доступным ей сейчас способом, пускай от него и не было проку.

Тюремщикам, что выпроваживали заключенных со двора, приходилось намного хуже. Заградительный отряд сражался уже по-настоящему и нес потери. Еще чуть-чуть, и он разогнал бы толпу по камерам, но она расчухала, в чем дело, до того, как очутилась под замком. Да и разве можно было такое не расчухать, когда от таранов бронеката все Ведро ходило ходуном. Это было особенно заметно по раскачивающемуся флагштоку на вершине колокольни. Она являла собой башню, торчащую на крыше с противоположной от входа стороны здания, но и дотуда докатилась порожденная «Гольфстримом» вибрация, от которой, казалось, тюрьма вот-вот начнет рассыпаться, словно карточный домик.