Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

Армяне сталкиваются с реалиями младотурок сразу же после погромов в Киликии

Резня в Адане заставила Армянскую революционную федерацию (АРФ) пойти дальше, чем просто поставить под вопрос стратегию своего альянса с Комитетом Единение и прогресс» (КЕП) и младотурками, чьи ассимиляционные амбиции не были, похоже, уже секретом ни для кого. В связи с этим автор редакционной статьи в «Дрошаке» писал: «“Союз”, по замыслу Ризы, просто означает ассимиляцию. [Младотурки] хотят совершить то, чего и великим странам с высоким уровнем цивилизации по сей день не удалось сделать с этническими меньшинствами. Они думают, что это вдруг стало возможным — курьезность и политическая абсурдность видны в этом — для Османской империи ассимилировать, наконец, другие этнические группы, хотя эти группы имеют многовековое культурное наследие и, в совокупности, находятся на несравненно более высоком интеллектуальном уровне; они думают, что империя, наконец, сумеет растворить их в преобладающем тюркизме. Тем временем фракция, в которой доминируют младотурки, пытается создать, всеми и любыми средствами, законными или незаконными, полностью централизованную систему под гегемонией турецкого элемента, систему, в которой партия Иттихада могла бы сказать подобно Людовику XIV “Государство — это я”»[564].

Представляется, что к этому времени, то есть к концу апреля 1909 г., АРФ поняла истинные намерения своих партнеров. Следует, однако, сказать, что у нее не было другого выбора, кроме как поддерживать диалог с ними. Единственной альтернативой было вновь взяться за оружие и вернуться в подполье.

Автор той же редакционной статьи подвел баланс работы комитета младотурок и признал, что «восемь или девять месяцев правления комитета показывают его глубокое и возмутительное равнодушие к самым важным потребностям представителей других наций. Армянский элемент стал главной жертвой старого режима; и все же мы не наблюдали в диктаторской политике комитета никакого плана или какой-либо серьезной попытки помочь ему выжить или перевязать его кровоточащие раны. Земли армян остаются почвой для преступлений, как и при старом режиме, они по-прежнему кишат всеми известными гиенами прошлого — организаторами грабежей и резни, только теперь они — в форменной одежде»[565].

Таким образом, критика иттихадистов со стороны АРФ стала более точной: впервые КЕП был назван «диктаторским комитетом». Это обвинение, опубликованное в официальном журнале АРФ, — первое подобного рода после революции июля 1908 г. — также утверждало, что хорошо известные преступники стали депутатами благодаря поддержке младотурецкого «большинства», которое постановило, что «все, кто выступал за децентрализацию» — это «предатели отечества»[566].

Падение кабинета Хильми, вызванное казнью киликийских преступников, очевидно, стало предупреждением армянским депутатам, которые теперь поняли, что пределы возможного в их отношениях с турецкими коллегами достигнуты. Армянское руководство, даже несмотря на твердую позицию по киликийскому вопросу, продолжало утверждать, что Армения — неотъемлемая часть Османской империи, и единство империи важно для него. Именно поэтому все армянские лидеры одобрили законопроект, который постановил сделать военную службу обязательной и для немусульман, и активно работали над его принятием (в августе 1909 г.). Они поддержали эту реформу, потому что верили, что это поможет ускорить их интеграцию и сделать их полноценными османами. Однако они хотели, чтобы призыв молодых армян в армию сопровождался отменой налога за освобождение от воинской повинности, который заменил подушную подать на немусульман — налог, который слишком резко обозначил разницу в статусе между турками и христианами. Опасаясь, что религиозное давление будет перенесено в солдатские казармы, они также потребовали, чтобы в «смешанных» батальонах — формула, которую, наконец, выбрало правительство, — были назначены капелланы, которые имели бы такой же статус, что и имамы[567].

Воинская обязанность, однако, оказалась настоящим кошмаром для молодых армянских новобранцев. Симон Заварян, который провел 1909 и 1910 годы на равнине Муша, рассказывал своим товарищам в Стамбуле о побоях палками, всевозможных актах насилия, катастрофических санитарных условиях (в Муше не было казарм) и случаях дезертирства, к которым это все приводило. Он отмечал, что за последние три месяца в группе из менее чем 800 призывников было тридцать смертей. Он добавил, однако, что «самая страшная ситуация с албанскими [солдатами], половина которых уже исчезла». Дашнакский лидер также сообщил о подсчетах д-ра Завриева относительно новобранцев в Эрзуруме, где «за прошлый год умерло более 2000 солдат». Он указывал, что «такая смертность в десять раз выше, чем в зарубежных странах»[568].

Во время своего краткого пребывания в Сивасе Сапах-Гулян увидел там 500 армянских призывников со всего региона, которые были размещены в казармах вместе с 60–70 турками. Опасаясь восстания, командир гарнизона решил разоружить солдат-армян. Напряженность в отношениях между призывниками-армянами и младшими офицерами-турками дала о себе знать, когда офицеры потребовали, чтобы призывники называли себя османами, а не армянами. Они заставляли армян делать всю ежедневную работу и выносили им суровые наказания по любому поводу[569].

Другие политические вопросы только намеком упоминались на заседаниях палаты или, если того требовали интересы партии, осторожно формулировались в газетах с помощью утечек информации. Были, однако, исключительные случаи, как, например, 25 ноября 1911 г., когда, в отступление отравил, Григор Зограб выступил с почти двухчасовой речью перед депутатами по вопросу турецко-армянских отношений[570]. Он сделал довольно пессимистичный, но прагматичный анализ трех лет конституционного строя. «Было бы несколько наивно, — сказал он, — полагать, что в этой стране, просто провозгласив Конституцию, можно изменить общее отношение османского населения… [в чьих глазах] христиане никогда не могут быть ровней мусульманам, единственным, у кого есть права». Касаясь безопасности населения провинций, Зограб напомнил, что армянские депутаты в османском парламенте всегда сотрудничали в проведении совместной деятельности; он чувствовал, что пришло время что-нибудь сказать. Армяне, он утверждал, должны принять во внимание незрелость турок и действовать с осторожностью, поскольку, как всем известно, конституция — это пустая оболочка, как, например, провозглашение равенства всех граждан перед законом. В связи с этим было существенно, что христиане, составлявшие одну треть населения империи, были представлены только одной седьмой частью парламентского корпуса, а должности вице-спикеров или председателей парламентских комитетов были вообще вне досягаемости для нетурок. Если сам парламент не уважает принцип равенства, трудно ожидать этого от турецкого населения в целом. Приведя Адану в качестве примера, он также отметил, что парламент и правительство не желали осудить эти гнусности, и, в лучшем случае, предали суду только рядовых участников массовых убийств, продолжая при этом прикрывать главных организаторов резни. Сам он, как он рассказал, сделал публичное заявление в парламенте; и все знают, что его прервали турецкие коллеги, которые были просто в ярости. В тот же