Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Французский посол Бомбар, который был, так сказать, очевидцем отставки кабинета Хильми 28 декабря 1909 г. и назначения Хаки-бея, отмечал, что великие визири не были членами КЕП, но «предоставили полную свободу действий членам кабинета, представляющим КЕП… Они, в конечном итоге, перестали обращать внимание на авторитет великого визиря… Даже если он не становился препятствием, он оставался цензором… Так что они решили вообще избавиться от него». Эта очень дипломатичная формулировка напоминает нам о том, что при младотурках стало рискованно осуществлять функции великого визиря. Доставить удовольствие КЕП или удовлетворить его было нелегкой задачей: «Вся проблема состояла в поиске преемника, который был бы по вкусу Комитету, но при этом была бы гарантия, что великий визирь не будет заменен одним из «старожилов».
Талаат, один из немногих членов Комитета, который был уже в состоянии взять на себя роль великого визиря, либо посчитал, что он не готов к этой роли, либо уже понял тот риск, который влекла с собой эта должность, учитывая, что всемогущий КЕП осуществлял контроль из-за кулис за малейшими действиями правительства. Хаки-бей, бывший профессор права, имел то преимущество, что многие младотурки были его студентами[576].
Хотя у нас есть некоторое представление о характере взаимоотношений между КЕП и Кабинетом министров, мы гораздо меньше знаем о внутренней практике ЦК, который был тайной организацией по самой своей природе. Только откровения бывших членов Комитета, которые позже присоединились к оппозиции, позволяют нам сформировать некоторое представление о методах работы Комитета и его тайных целях. Один из них — генерал Шериф-паша, вышедший из КЕП 25 марта 1909 г. и уехавший в изгнание в Париж, стал одним из главных комментаторов тюркистских проектов партии и ее желания мобилизовать все доступные средства, чтобы ассимилировать или отуречить все нетурецкие элементы империи[577]. В первые десять месяцев пребывания КЕП у власти, вплоть до «инцидента 31 марта», его главной навязчивой идеей, как утверждает Шериф, были албанцы. Анализ албанской политики Комитета в этот период, в частности пропагандистской кампании в прессе младотурок в Константинополе, показывает, что кровавые репрессии, которые османская армия проводила в Албании, были узаконены обвинениями албанцев в сепаратизме. Внимательный наблюдатель того времени заметил, что «малейшее дело с участием того или иного албанца сразу же переносилось на всю нацию, которую Комитет категорически сватал на роль врага нового режима»[578]. Несмотря на решающую роль албанцев в подавлении реакции 31 марта, не говоря уже об их решающем вкладе в июльскую революцию 1908 г., КЕП использовал свои газеты для запуска в начале июня 1909 г. кампании клеветы на албанцев. Их обвинили в создании реакционного движения против Конституции. Это, в свою очередь, как представляется, стало достаточным основанием для начала обширной военной операции в Албании, которая усмирялась огнем и мечом. Албанцы, самые верные из верующих, мусульмане в своем большинстве, до этого времени считались одним из столпов Османской империи; личная охрана Абдул-Гамида, например, была составлена из албанцев. Но, с точки зрения младотурок, у них был один существенный недостаток. Хотя они должны были стать самым простым объектом «отуречивания», на самом деле они ему сопротивлялись и на поверку оказались глубоко привязаны к своему языку и национальным традициям. Если мерить мерками КЕП, даже самые скромные требования, вытекающие из этой привязанности, расценивались как проявления сепаратизма.
Признания д-ра Назыма, одного из главных идеологов ЦК Иттихада, проливают свет на этот вопрос: «Притязания разных наций — главный источник раздражения для нас. Мы считаем языковые, исторические и этнические устремления отвратительными. Они и сама эта группа должны исчезнуть. На нашей земле должна быть только одна нация — османская и только один язык — турецкий. Грекам и болгарам будет нелегко это принять, но для нас это — жизненная необходимость. Чтобы заставить их проглотить эту пилюлю, нужно начать с албанцев. Как только мы приручим лучших из этих горцев, которые считают себя непобедимыми, остальные сами о себе позаботятся. После того как мы направим пушки против албанцев, проливая кровь мусульман, пусть гяуры берегутся. Первый христианин, который только пошевелит пальцем, сразу увидит, как его семья, дом и деревня будут разбиты вдребезги. Европа не посмеет возвысить свой голос в знак протеста или обвинять нас в пытках христиан, потому что наши первые пули были израсходованы на албанских мусульман»[579].
В этой цитате обобщены вся будущая стратегия и все амбиции КЕП. Это заявление также выкристаллизовывает основные элементы развития идеологии партии. Прослеживается ее четкий социальный дарвинизм. Насилие узаконено во имя высших интересов тюркизма, даже если это насилие на данный момент предусмотрено только в качестве средства запугивания, направленного на скорейшую ассимиляцию.
Этот период был также отмечен вхождением двух членов Иттихада в правительство: Мехмед Джавид стал министром экономики в июне 1909 г., в то время как Мехмед Талаат был назначен министром внутренних дел в августе того же года. Это дает основания предположить, что КЕП решил взять на себя непосредственную роль в управлении государственными делами, чтобы претворять свои планы в жизнь и закрепить свое влияние на кабинет. Первый опыт комитета по «хождению в правительство», однако, был катастрофическим. Два новых министра-иттихадиста занимались финансовыми махинациями, что стало известно публично и смешало с грязью репутацию партии. Суд над убийцами Зеки-бея, инспектора по долгам в османской администрации и главного редактора журнала «ЭегаИ», дал обществу представление о методах работы Комитета и его министров. Тот факт, что два фидайи из КЕП — Мустафа Назым и Ахмед Черкез — попали под суд, означает, что часть системы младотурок была выставлена на всеобщее обозрение[580]. Досудебное следствие показало, что убитый Зеки-бей, специалист по экономическим вопросам, в ходе исполнения своих обязанностей проводил тщательное изучение финансовых операций, проводимых различными министерствами. Таким образом, он начал работать по просьбе некоторых членов ЦК Иттихада над «делом Маймона» о крупных кредитах, взятых за рубежом министром финансов Джавид-беем, а также об обстоятельствах концессии на добычу брома. Однако в ходе этого расследования Зеки-бей также обнаружил «доказательство политических преступлений, совершенных Комитетом», которое позволило бы ему, как он сказал, установить вину Талаат-бея, Джавид-бея «и их друзей». После изучения предварительного доклада Зеки ЦК Иттихада, как предполагается, решил заставить Талаата и Джавида уйти в отставку (соответственно 10 февраля и около 10 мая 1911 г.). Скандал, который до той поры ограничивался внутренним кругом руководства младотурок, видимо, привел к тяжелой внутренней напряженности, а также некоторой неприязни в отношении к
