Сколько волка ни корми - Карина Сергеевна Володина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резко что-то Врана за шиворот дёргает – и понимает он внезапно, что стихли крики Душанины. В тишине Вран Деяна какое-то время избивал – только кровь в ушах стучала, свою песнь движений задавала.
Стучит и сейчас.
– Хватит, – говорит Бая, к себе его разворачивая.
Смотрит Вран на Баю – а перед глазами лицо разбитое Деяна стоит. Не доделал Вран дело важное. Не завершил начатое.
– Погоди немного, красавица, – ласково он говорит. – Не закончил я ещё с ним.
– Не стоило и начинать, – отвечает Бая. Вран лишь улыбается. – Вран. Вран!
– Русалка… – слабо Душана шепчет.
Забавно. Нет, не забавно – смешно даже. Это Вран и делает: смеётся.
– Русалка… – сквозь смех он повторяет. – Нет, Бая, ты слышала? Слышала её? А его – слышала? Что значит – «начинать мне не стоило»? Что значит…
Не смешно Бае почему-то. Не хочет она с Враном веселье его разделять. Смотрит она на него, лицом своим сквозь лицо Деяна проглядывая, и понял бы Вран, если бы гнев на лице её отражался (не на него – на Деяна, конечно же), если бы боль все черты её пронизывала, если бы слёзы горькие из глаз её текли – но нет ничего этого на Бае. Сосредоточенно она на него глядит, но и спокойно в то же время – не воронкой неистовой взгляд её закручивается, не брызгами рассеянными рассыпается, а мерной водной гладью расстилается.
– Пошли, – коротко Бая говорит.
– Что?.. – моргает Вран – и как рукой с него смех снимает. – Какое «пошли»? Бая, ты видела, что он сделал? Ты видела, что он…
– Пойдёшь ты сейчас со мной, Вран из Сухолесья, – сужает глаза Бая. – Или здесь можешь остаться, да только потом холма на месте привычном не найдёшь. Выбирай. Ну же!
Моргает Вран ещё раз. На Солна зачем-то смотрит – нет, не показалось, вот же он, телом волчьим позади них лежит, мёртвый, бездыханный. Почему ведёт себя так Бая, словно нет его здесь?
– Бая…
– Выбирай! – рявкает Бая, за плечи его встряхивая.
Молчит Вран. Продолжает кровь в ушах стучать – отголосками сладкими, отголосками того, как и Вран по лицу чужому стучал. Очень даже это заслужившему. Поступком своим непростительным на это напросившемуся. И не только на это…
Дёргает вдруг его Бая за пояс – будто снять его собираясь. Нет, не «будто»: оттягивают её пальцы пряжку в сторону, смотрит Бая Врану в глаза прямо, решительно, и не угроза это, не уловка: правда сейчас заберёт, что дала когда-то, правда сейчас все пути назад отрежет, если не ответит он ей.
– С тобой, – быстро Вран говорит, опомнившись.
– Отлично.
Отпускает Бая пряжку, хватает Врана за руку, за собой тянет, Солна огибая – и снова как и не существует он для неё, и снова в толк это Вран взять не может.
– Солн…
– Потом.
– Потом уже поздно будет. Бая, – Вран останавливается, упрямо и Баю за руку придерживая, – Бая, неужто им ты его отдашь? Ещё раз мне за шкурой в деревню бегать придётся? Новую одежду им подарим, из дяди твоего?
Останавливается и Бая. Беглым взглядом по Солну скользит, и мелькает что-то в глубине её глаз – но так неуловимо, что не успевает Вран чувство это поймать.
– Хорошо, – говорит Бая. – Да. С этим надо разобраться.
Размыкает пальцы – и к Душане быстрым шагом направляется.
В полуобмороке Душана уже, но тут же при приближении Баи в дерево вжимается. Ни слова Бае не говорит, губы свои в дрожи сводит – так, наверное, на смерть неизбежную глядят, когда она нож к горлу твоему подносит.
И вытаскивает действительно Бая нож.
И закрывает Душана глаза.
И тёмное, мрачное удовлетворение во Вране появляется – а потом Бая одним взмахом оставшиеся верёвки перерезает.
– Забирай жениха своего сейчас же и в деревню уходи, – говорит она Душане, верёвку от груди её откидывая. – А если к волку этому притронешься, женихом твоим убитому, – на краю света тебя найду, в лес вечный от меня ускользнуть попытаешься – и там на след твой нападу, и не обрадуешься ты этой встрече. Поняла меня? Отвечай, Душана, поняла ты меня или нет?
Кивает Душана только, глаз не открывая.
– А теперь пойдём, – обращается Бая к Врану. – Нет, хватит смотреть на них, и на Солна не смотри! Дай уйти им, себе дай уйти. Идём.
Возразить Вран вновь хочет – но понимает он, что не станет никакие возражения Бая слушать. Одним движением пояс с живота его снимет, одним движением в лесу растворится – и поминай как звали. И зови, зови, зови – не откликнется.
Поэтому позволяет Вран Бае в ельник себя утянуть, покорно не оглядываясь.
Да только мысли его всё равно позади остаются.
– Мы уходим, – коротко Лесьяра говорит.
И это всё.
Всё, на что способна она.
Вышла Лесьяра к Бае с Враном у границы – позвала её Бая через холм сторожащих, Самбора с Зимой за ней послала, сама внутрь заходить не стала. Одна Лесьяра была, никого с собой не взяла, даже Радея. В одиночестве и рассказ Баи слушала – да Самбор с Зимой, на холме обратно застывшие, слушали, должно быть.
Кивает Бая на слова Лесьяры.
А вот Врану совсем кивать не хочется.
– Куда? – спрашивает он.
– На Белые болота, – так же коротко Лесьяра отвечает. – Бая, Самбор, Зима – за мной. Вран, ты здесь…
На Белые болота. Только сегодня Бая Врану поведала, когда люты туда уходят. Когда там прячутся.
Прячутся.
– Вы бежать собираетесь, хозяйка? – резко Вран её перебивает. – От людей бежать?
– Вран, – одёргивает его Бая.
Но не понимает Вран уже ничего.
– И в чём смысл этого, хозяйка? – упрямо он продолжает. – Что не так с этим местом? Что особенного в болотах этих? Ходят деревенские сейчас по таким тропам, по которым никогда сапоги их не ступали, и до болот легко доберутся – не увидят они, конечно, благодаря волшбе вашей стоянку на болотах этих, но и холм ваш здесь тоже не увидят… а жаль.
– Жаль? – поднимает брови Лесьяра.
Слушала она Баю внимательно, но никаких чувств не выказывала. Хладнокровие – это хорошо, конечно, любой правитель в час трудный хладнокровным должен быть, но не бесчувственным. Ждал, всё ждал Вран, что
